ИНТЕРВЬЮ СО СВЯЩЕННИКОМ МИХАИЛОМ ВАСИЛЬЕВЫМ
- Отец Михаил, как Вы, москвич, выпускник Московского университета, попали в Чечню?
- Я представитель Отдела Московской Патриархии по сотрудничеству с Вооруженными силами. Так как я в этом отделе подвизаюсь, то должен быть там, где священник нужнее всего - на войне. Там, как нигде, ощущаешь, что Господь тысячу раз прав: жатвы много, а делателей мало. Получается, что никому, кроме Русской Православной Церкви, наша армия не нужна. Армия наша рабоче-крестьянская - все, кто могут от нее отмазаться, туда не идут, и офицеры, которые там служат, тоже служат, в основном, не за деньги. Корысти ради в армии очень мало людей. Звездочки, квартиры - все это в далеком будущем, а голову подставлять надо сегодня, поэтому, один раз столкнувшись с этими простыми русскими ребятами, которые, как правило, из провинции, которые без всяких красивых слов о любви к Родине, просто исполняют настоящую мужскую работу по защите Отечества. Они защищают южные рубежи, а все остальное - это удел и ответственность пред Богом уже политиков. И задача священника, конечно, не в том, чтобы агитировать идти в атаку, их не надо агитировать - они сами по себе понимают, столкнувшись с болью и кровью своих товарищей. Священник должен показать им, что жизнь, как пел когда-то Гребенщиков, - это "сны о чем-то большем". То есть что-то еще помимо дешевых удовольствий и сладострастных развлечений. Собственно, там душа человека, душа христианина (почти что все там крещены) просыпается, пусть даже и не воцерковленного, перед лицом смерти, когда рядом оказывается батюшка и когда этот батюшка говорит не заумным богословским языком, а простыми словами любви, которые так необходимы там, где человек разлучен со своими близкими, разлучен с привычной обстановкой, где он действительно ходит перед лицом смерти.
- Ваше пребывание не выглядит там навязанным или искусственным?
- Во-первых, всегда есть возможность сказать: батюшка извините, мы сейчас заняты, у нас сейчас боевая подготовка и так далее и тому подобное, но я с таким не сталкивался. Причина, наверное, в том что там всегда батюшка, как говорится, "на новенького", то есть поп - птица редкая: редко долетает до отдельных блок постов или отдельных подразделений. Это первое, а второе - это еще потому, что почти у каждого священник ассоциируется с чем-то теплым, родным: кто-то жил рядом с храмом, у кого-то детки крестились или он сам помнит, как это было, кто-то венчался, то есть какие-то очень теплые и радостные моменты жизни связаны уже с Церковью.
- С другой стороны, у кого-то это может быть связано с недоверием, потом годы атеистического воспитания сыграли свою роль, есть какие-то подозрения, много было публикаций с попыткой дискредитации Церкви.
- У тех солдатиков, которые сейчас служат, никакого атеистического воспитания нет, им по 18-20 лет. А что касается офицеров, то да, это вопрос вообще-то отдельный - морально-психологическое состояние нашего офицерского корпуса. Как ни странно, легче всего найти общий язык и понимание с тем, кто был воспитан в духе советского патриотизма -любви к Отечеству. С теми, кто прошел так называемое атеистическое воспитание в советском государстве. И вот эти самые подполковники, полковники, майоры - они тянутся, они раскрывают свои сердца. И они как раз служат не за деньги. Я сталкивался с офицерами, которые с 79 года, с ввода войск в Афганистан, служат по горячим точкам, хотя у них есть давно и выслуга лет, и много наград, но они знают, что Родину нужно защищать.
- А Вы постоянно находитесь в Чечне?
- Да нет, конечно, я, как многие из батюшек, приезжаю туда в командировки. Я служу в храме военного гарнизона Главного штаба ракетных войск стратегического назначения. Это храм преподобного Ильи Муромца - большой, красивый, построен на средства ветеранов и воинов ракетных войск, он находится в ближнем Подмосковье, в так называемом городе Одинцово-10. Почти на протяжении 4 лет я там служу и оттуда уже в рамках работы Отдела езжу в командировки. В Косово был две раза, в Чечне и собственно везде примерно одно и то же, хотя, конечно, ситуация в Косово намного легче. Меньше шансов, что тебе там отрежут голову, что ты подорвешься на мине. Когда в июле 1999 мы входили в Косово, я был первым священником, который там оказался на аэродроме.
- Как Вы туда попали?
- Опять же от военного Отдела, по согласованию с генеральным штабом мы установили там полевой храм преподобного Ильи Муромца, собранный и укомплектованный полностью всей необходимой утварью на средства прихожан нашего храма.
- Это произошло после знаменитого марша на Приштину?
- Сразу после марша был закрыт воздушный коридор и поэтому там нельзя было оказаться, а как первые самолеты стали летать, то одним из первых оказался там и я. Мы 10-12 июля разбили полевой храм в центре лагеря и водрузили большой крест - это было настолько необычное зрелище, что даже натовский вертолет прилетал специально снимать на видеокамеру, пока мы крест устанавливали. Они были, видно, очень недовольны. А потом все журналисты, которые туда приходили, первым делом снимали танк и попа. И, конечно, российских десантников, которые свое мужество явили всему миру. Русская армия - православная - этому больше всего, конечно же, радовались сербы, которые кричали: русы, русы идут! Но мы не оправдали их надежд, не мне судить почему, хотя личную точку зрения свою я не скрываю: нашему руководству не хватило политического мужества, чтобы до конца довести то, что мы там начали. Если бы была эта воля (я разговаривал с десантниками), можно было бы всю Приштину объявить российским сектором: когда наши десантники туда входили, там было 35 тысяч сербов только в Приштине и не хватило буквально 300 солдат для того, чтобы Косово сделать полностью недоступным для натовских войск и тем самым спасти жизнь и имущество десятков тысяч сербов. А после того, как русские пришли и стали охранять самих себя, по большому счету ничего кроме этого не делая и получая за это очень неплохое жалование по российским, конечно, меркам, сербы стали уходить - продавать дома, убегать, бросая все, и сейчас в Приштине наберется - у меня точные сведения, самое большое 120 человек сербов, которые находятся в одном доме (я в нем был под охраной огромного количества всяких кфоровских военных и это не помогает - терракты, нападения и т.д.).
Разрушенный храм в Чечне
|
- А в Чечне, куда Вы ездили, существует постоянный храм?
- Пока нет, а пока нет смысла, потому что очень часты перемещения, выводы, вводы. Даже временного нет, потому что не хватает отцов, которые бы там подвизались. Потому что это во-первых опасно, как я уже говорил, а потом это очень и очень трудно, очень трудно это все организовать. Я думаю, в ближайшее время в штабе группировки в Ханкале уже будет строиться храм и там, соответственно, будут постоянно находиться священнослужители, а на разбросанных по всей Чечне блок-постах или небольших военных лагерях, конечно, создавать храмы нет никакого смысла. Могу сказать, что во многих местах я встречал большие поклонные кресты, которые ставят в память погибших товарищей воины, и у них я совершал крещения. Например, стоит большой трехметровый восьмиконечный православный крест, около него ставишь столик и все вот пожалуйста, и для многих это понятно, почему здесь у памятного креста в честь погибших товарищей, как и было это в древней Церкви, на костях мучеников основывались храмы, таким образом совершаются молебны, таинства, крещения.
- Многих Вам приходилось крестить?
- В последнюю поездку, когда мы встретились с отцом Тихоном, я крестил за неполную неделю 75 человек.
- Мы слышали, что приезжают также священники из Екатеринбурга?
- Из Екатеринбурга, из Пскова, из Нижнего Новгорода, из Ставропольского края там бывают священнослужители.
- Они тоже не с пустыми руками приезжают, то есть можно говорить об общецерковной поддержке?
- Мир не без добрых людей, в том числе и в Церкви, хотя, конечно, хотелось бы желать большего. Пока, к сожалению, никакой системы окормления воюющей армии нет. Пока это все на энтузиазме одного Отдела, у которого нет ни средств, ни достаточного количества священников, которые постоянно окормляют воинов во всех горячих точках, где участвуют российские войска. Как-то: Таджикистан, Абхазия, Босния, Косово - для нашего Отдела это очень немало. Помощь воюющим воинам является замечательной возможностью стяжать благодать Божию. Я молиться, к сожалению, еще не научился, и для меня это является одним из самых коротких путей в сердце благодать Божию стяжать. Перед лицом смертельной опасности ты совершенно по-другому смотришь на обычную бумажную иконку, совершенно по-другому представляются тебе свечечка горящая, крестик нательный. Потому что за этот крестик, вы знаете, могут голову отрезать, если на шее его заметят, когда ты в плен попадешь. Когда ребятки слышат крики "Аллах акбар!" - они часто кричат "Христос воскресе!" Это понятно, потому что идет жесточайший прессинг со стороны ислама на христианство - от Филиппин до Косова. В этой ситуации что еще можно предложить нашим воинам, как только вернуться к вере своих предков.
- Некоторые в связи с этим утверждают, что мусульманский мир побеждает, потому что у него есть мощная идеологическая база, которая позволяет забыть о каких-то личных выгодах ради высших целей. А в нашей стране этого нет.
- Силы духа просто нет. Они более нравственны чем мы, это несомненно. Младший уступает место старшему. Девочки у них не одевают мини-юбок, чтобы прельщать мальчиков, а мальчики в свою очередь не прельщаются, глядя вот на таких развратных девочек, а наоборот, отказывают им в праве быть их женой. Они не пьют так, как пьют в России. И дело тут не только в нормах шариата, дело тут прежде всего в том, что они не хотят сознательно сами себя развращать. На Кавказе знают, что только девственница может родить воина. В этом смысле нам есть чему у них поучиться. Они занимаются спортом, в каждом ауле, в каждом селе, в каждом городке Карачаево-Черкесии, Дагестана, в Чечне, в Кабардино-Балкарии, где угодно прекрасные спортзалы, прекрасные стадионы, прекрасные борцовские секции, где они совершенно самоотверженно и самозабвенно, эти мальчишки из года в год, с самых молодых ногтей готовят себя физически защищать свою веру, защищать свой дом, свою семью. Если поставить рядом 18-летнего чеченца и 18-летнего русского солдатика, то разница будет очевидна. Кроме того, в Чечне, на мой взгляд, мало сейчас людей, на которых мы, русские, можем опираться. Так называемое мирное население - это просто фантом: есть боевые командиры, которые сотрудничают с федеральными войсками, и есть те, которые им противостоят. Но и те, и другие не видят своего будущего в составе Российской Федерации в том смысле, в котором на это надеются наши федеральные власти, наше правительство, наше государство. Они видят экономическую помощь от России по восстановлению разрушенных сел, они видят перспективы рынка сбыта, рынка торговли, но не более того.
- Вы это говорите на основании своих наблюдений или чьих-то свидетельств?
- Конечно, наблюдения мои включают и свидетельства военных, с которыми мне приходилось беседовать. Например, мне рассказывали военные, как попадает оружие из Грузии в Чечню. На ослах. Из чеченских сел берут ослов, перевозят в Грузию, нагружают оружием, долларами и зенитными комплексами и отпускают. Осел - уникальное животное: он никогда не наступает на мины. Идет караван ослов, без сопровождающего, точнее сопровождающие есть, но за 500 метров - чтобы вовремя заметить пограничников и уйти. И ослы приходят в свое собственное село, не наступая на мины, в отличие от коров.
- Отец Михаил, но нам скажут, что у нас многоконфессиональное государство, и в Чечне воюют не только православные солдаты. Как по-Вашему эту проблему решать?
- А не надо в этом видеть проблему. То, что нас объединяет с традиционным исламом за столетия сосуществования в одном государстве, - оно несомненно больше того, что нас разделяет. Я не вижу никакой проблемы в том, чтобы напутствовать добрым словом идущего в бой за свое отечество мусульманина. И многие из них не видят в этом никакой проблемы. И многие просили окропить их святой водой и многие просили за них помолиться из Татарстана, из Башкирии. И потом посмотрите: традиционный ислам в России, традиционное исламское духовенство также считает себя пострадавшим от ваххабизма, от исламского экстремизма, который просто компрометирует их дело в глазах нормального мира и общества в России и везде, они медвежью услугу оказывают всем мусульманам, которые стараются войти в нормальные отношения с государством и большинством населения нашего Отечества (а большинством, слава Богу, являются пока еще христиане). Они мешают строить нормальные партнерские отношения. В армии всегда были муллы, их было немного, но они были, также как полковые священники. Были особые сводные части, где служили мусульмане. Когда приносили верноподданическую присягу Государю, можно было присягать не только на Библии, но и на Коране.
- То есть эту можно традицию вернуть?
- Не знаю, можно ли, но вижу в этом несравнимо меньше беды и опасности, чем не вводить вообще никого. Потому что это означает полное вырождение и деградацию. Можно написать на плакате (я видел такие плакаты): "За неуставные отношения - 8 лет". Но это бесполезно, этим никого не напугаешь! Нужна идея, которая вела бы людей.
- А как быть с буддистами, католиками, иудями?
- Надо говорить только о том, что действительно оставило значительный след в жизни нашего Отечества. Католики точно никак себя не проявили с положительной стороны. Если мы говорим о составе, который сейчас служит в Российской армии, это более чем на 90 процентов - русские. Ни в одной стране мира более моноэтнической армии нет.
Смотри также:
Гость сайта:
Сретенский монастырь:
|