МОЙ ХХ ВЕК. Часть 1

Наши воспоминания о пребывании в Церкви начинаются с 20-х годов прошедшего столетия. Мы ведь были с братом[1] в отроческом возрасте, когда наступила революция, и через какое-то время в Церкви почувствовалась значительная свобода и оживление[2], и во многих храмах служение литургии и других богослужений стало очень значительно по своему духовному настрою.

Храм в честь Спаса Преображения, Москва

Я запомнила целый ряд замечательных икон, и в их числе была икона Воскресения Христова на правом столпе между главным и боковым приделом храма. В храм мы ходили главным образом с нашей тётушкой, которая немножко помогала в работе свечного ящика, и бывали там очень, конечно, немного, но впечатления остались отчётливые.

Помнится время говения на Страстной неделе, когда мы с братом шли на исповедь к “старичку”, который был пятым, кажется, священником в нашем большом приходе, и стояли в ожидании, когда мы пойдём за ширмочку, которая была поставлена так, чтобы не смущать никого и чтобы исповедующийся спокойно, без посторонних глаз мог беседовать со священником. Батюшка был добрячок, встречал нас конечно добром, учил нас Закону Божию и с любовью отпускал.

Среди других служб в памяти запечатлелся один из годов, когда я уже была постарше, уже становилась девицей, и когда Господь дал мне пережить большое чувство радости при чтении Евангелия на греческом языке во время Великой заутрени. Я помню эти греческие слова, которые тогда не понимала, но которые остались в душе, и которые потом стали в какой-то мере руководящими в моей жизни: Ин архи ин о логос...[4]. И я помню эту чудесную литургию, после которой мы по светлым уже улицам шли с нашей тётушкой домой к нашей старушке-маме, которая нас ждала.

Таким образом, храм во имя Спаса Преображения оставил по себе хорошие чувства: там был хороший причт, особенно мы любили нашего батюшку-добрячка. Священники приходили к нам на праздники и служили молебны, на главные праздники, конечно, Рождество и Пасху. Но мы были ещё молоды, искали то, что нам было более душевно близко и удобно, — и вот мы оказываемся в храме, который находится недалеко от нашей школы[5] на Новой Басманной, церковь Петра и Павла[6], куда нам было удобно заходить, где мы могли бывать после наших

Храм во имя Апостолов Петра и Павла на Басманной, Москва

У нас была наша группа: такие задавалы-девчонки, человек шесть парфеток[7]. Мы составили журнал, даже писали произведения, а уж если гуляли по саду (у нас при школе был сад), то обсуждали Тургенева и все его положения и покушались понимать и Достоевского, обсуждали и текущую литературу, которую нам давала наша чудесная библиотекарша. Потом мы провожали друг друга по всей Москве, потому что нам обязательно нужно было говорить, говорить и говорить. Мало было для этого сада (а сад чудесный, сохранился на Басманной)[8]. Я так люблю Басманную: это же колыбель моя!

Петропавловский храм был гораздо меньше, чем Спасов, но он был красивый, двухэтажный, с летней церковью наверху. Настоятелем был очень хороший священник, отец Пётр Поспелов[9], ученик владыки Варфоломея[10]. Отец Пётр на большие праздники, на Петра и Павла и на другие приглашал Владыку, и я помню впечатления от служения владыки Варфоломея на выходном шествии вокруг храма вечером перед будущей на другой день литургией.

В храме этом были, мне думается, элементы того, что дала новая жизнь. Здесь была известная свобода. Батюшка отец Пётр собирал детей, которых он поручал нам, уже взрослым подросткам, девушкам, и мы с этими детьми занимались и даже проводили с ними начальные занятия по молитвам. Помню, что на мне лежала обязанность продавать книги; какие книги — не помню, но тогда было достаточно серьёзных книг, глубоких и разнообразных. Мы их клали на лавочку во время всенощного бдения, а потом уносили в определённое место храма. Сам отец Пётр вёл занятия по курсу Нового Завета и приглашал нас, молодых прихожанок и прихожан, в том числе и моего брата, на квартиру к себе, где проводил эти занятия.

Таким образом, мы можем отметить полноту богослужения, свободу и большое попечение о том, чтобы в жизнь этого храма, в богослужение были вовлечены молодые члены прихода, и часто мы устраивали особые своеобразные праздники. Я не могу забыть одного вечера под день Рождества Богородицы, когда мы после небольшого путешествия, набрав золотых листьев клёна, повесили их на паникадило, и паникадило горело у нас, конечно, электрическим светом, но светились и трепетали живые листья золотого клёна. Вот таким образом направление здесь было живое, деятельное.

Отец Пётр был человеком очень открытым, очень деятельным, прямым. Он очень сильно пострадал в годы изъятия ценностей[11]. Сразу же после изъятия ценностей из церкви батюшку Петра взяли, он был удалён на несколько лет, и потом мы встретили его в Москве уже много позднее, когда были другие обстоятельства нашей жизни.

Таким образом, воспоминания о Церкви в первые годы после революции сохранили ощущение того, как наполнена была духовная жизнь церковных людей в это время, как велика была свобода внутри Церкви до какого-то периода, когда наступала жертва и расплата за эту свободу, за это живое и подлинное направление.

Конечно, и после изъятия ценностей Церковь в Москве продолжала существовать, храмы были открыты, слышно было, что во многих церквах имеются замечательные священники, которые собирают вокруг себя верную паству и формируют такое новое направление, очень поддерживаемое всеми молодыми православными. Такой священник, я помню, мне рассказывали, был где-то в Замоскворечье. Подобная община была в церкви отца Романа Медведя, который настолько сильно прилежал делу воспитания молодёжи, что за это и пострадал, и был выслан на север, и пробыл там ссылку, после которой уже в Москву не вернулся[12].

Мне хочется отдельно вспомнить “церковь Мечёва”, отца Алексия Мечёва, батюшки, который был тогда ещё жив[13]. Замечательный священник, необыкновенной души, и прозорливец, который собрал вокруг себя небольшое стадо. Я искала руководства, бывала во многих храмах, в том числе была в храме батюшки Алексия, и я помню всенощную, которую я стояла в солнечный летний день, когда батюшка, закончив службу, вышел и благословлял всех нас, всех подряд без изъятия.

Он был небольшого роста и такой был умилённой души, что он смотрел на тебя снизу вверх, когда тебя благословлял, даже я, девушка-студентка, и я была выше его, и батюшка благословлял, улыбаясь и простирая всю свою старческую любовь к тому человеку, который к нему подходил. Батюшку этого мы хоронили уже в мои студенческие годы, и я помню, что связано это было с тем, что на похороны его приехал особо на отдельном извозчике наш Патриарх, который в то время был уже освобождён из своего заточения. Я помню отчётливо (тогда были молодые глаза, которые хорошо видели), как Патриарх спускается со ступенек повозки извозчика и идёт к народу.

Святейший Тихон

Он служит недолго, уже скоро умирает, и я помню его похороны в Донском монастыре, и масса народа, страшно большие очереди для того, чтобы подойти и проститься с архипастырем. Это всё было уже тогда, когда я была в Петровском монастыре, а о монастыре Петровском в эти годы и о старцах, которые там были, я уже писала в своё время[16], и поэтому здесь повторять нечего. Только скажу, что службы в Петровском были блистательные, по праздникам очень торжественные, что служение епископа Варфоломея всегда отличалось необыкновенной силой, необыкновенной внимательностью и высотой.

Вот это то, что можно рассказать про первые годы жизни Церкви после революции, про первые годы жизни москвичей, которые ходили в свои храмы, приходские и другие, про то время, когда открылась возможность, как я уже говорила, церковного учительства, свободного пастырства, которое в отдельных церквах продолжалось довольно долго, до тех пор, пока не настали другие, более сложные, серьёзные времена.

Так, жизнь идёт понемногу, постепенно — с большими волнениями. В Москве есть отдельные храмы, где собирается много людей, но и много скорбей готовится к этому времени. И вот наступает год, когда приходится испытывать в Церкви многое скорбное. Годы приближаются к 30-м; многие священники подвергаются арестам, так же как и многие прихожане, и церковная жизнь замирает то в одном храме, то в другом, но служба ещё сохраняется.

Приближаются годы, когда подойдёт война. Приближаются годы, когда мы, москвичи, будем находиться в храме под грохот снарядов, под грохот орудий. Я ясно помню — я тогда была верной прихожанкой Елоховского собора, — в Елоховском идёт литургия, народу мало, храм большой и очень хорошо подметённый и убранный, и вот, мы слышим наверху раскаты пушек, раскаты грома и стрельбу, и служба не прекращается. И помню я женщину, которая, взяв своего младенца-ребёнка, девочку, судорожно обняв её, в это время подходит и прикладывается к иконам. Потом я знала и эту мать, и эту девочку, выросшую и ставшую супругою священника.

Так шла жизнь, война оставила отпечаток. Местоблюститель патриаршего престола митрополит Сергий был эвакуирован из Москвы[17]. Служба шла скромная, но всё-таки приезжали в Елохово епископы, и отдельные службы были довольно людными, хотя в храме постоянно был холод, и, конечно, храм уже не мог быть убран чисто. Период войны в начале был очень тяжёлый, но это — благодаря милости Божией — не очень долго продолжалось, потому что довольно скоро начались победы на фронтах.

Я помню время, когда недалеко от границ нашей Москвы в те дни, когда мы шли в церковь, слышались пушки, и мы опасались, что попадём под власть немцев, но мы знали — с другой стороны, — что Москва никогда не будет отдана, что этого не случится. Шла война, но служба, однако, совершалась. В то время не все храмы были отданы нам, православным, так как живоцерковники в своё время захватывали многие крупные храмы, и особенно часто — церкви на кладбищах, и туда мы, естественно, не ходили. Так что я не бывала на моём кладбище (Ваганьковском), пока оно не стало православным.

Так проходили годы войны, суровые, молчаливые, но победа всё-таки приближалась. Местоблюстителя Сергия вызывают в Москву, в конце 43-го года он сподобляется сана Патриарха. И вот, молящийся с нами, известный нам Местоблюститель, уже— Патриарх. Он вёл себя скромно, очень молитвенно, и у меня есть написанные о нём строки[18], и он продолжал молиться с нами в Елоховском храме, который был тогда кафедральным патриаршим собором. Отдельные его богослужения очень хорошо запомнились. Они всегда были полны молитвенной тишины. Скромность и тишина были присущи всем службам Святейшего Сергия. Он служит как Патриарх недолго, умирает в начале весны, теперь его гроб в Елохове содержится в полном порядке, и любящие и помнящие его могут к нему подойти и воздать своё поклонение.

На смену Патриарху Сергию, ещё тогда только скончавшемуся, из Петербурга, из Ленинграда вызывается митрополит Алексий (Симанск

Святейший Алексий I

Должна сказать, что Святейший Алексий служил довольно часто и в других храмах, куда его приглашали и куда мы как его приверженные чада ходили, и всюду эти храмы были полны народу, и всюду он вносил высокую духовную радость. Это была особенность его личности. Высокая духовная радость служения давала то, что люди всё время неуклонно прибывали и прибывали, и таким образом все храмы Москвы начали пополняться.

Это был период служения Святейшего Алексия I, которое продолжалось 25 лет, и кроме того, он служил ещё целый год до своего поставления в Патриархи. Это был период, который дал определённое молитвенное состояние многим москвичам. Я знаю многих девушек и женщин, которые руководились даже только одними этими литургиями и вечерними служениями Святейшего Патриарха Алексия I, так как эти службы давали им верное духовное направление.

Святейший Алексий скончался в 1970 году, и сразу после этого было определено, что его наместником будет будущий Патриарх Пимен, что и случилось в своё время[20]. Жизнь Церкви вошла в то русло, в те условия, которые существуют и сегодня. Можно только сказать, что сегодня, при новом Патриархе Алексии II, очень увеличилось число открытых храмов, построены некоторые новые храмы, и что народ посещает храмы усердно и служение всюду является высоко церковным и высоко содержательным, и действительно может руководить верующих в их духовной жизни.

Схимонахиня Игнатия (Петровская)

Журнал "Альфа и Омега" № 1 (51), 2008 г.
 

[1]Родной брат монахини Игнатии — Николай Ильич Абакумцев (*1905–†1999) — художник и скульптор.

[2]Это оживление было вызвано несомненно даже не столько Поместным собором 1917–18 гг., хотя сам факт его созыва произвёл большое впечатление, сколько избранием Патриарха, ознаменовавшим конец синодального периода.— Ред.

[3]Речь идёт о церкви Спаса Преображения в Пушкарях, находившейся на чётной стороне ул. Сретенка между Просвирниным и Головиным переулками. Храм был построен в 1680-е гг., а придел — в 1760-е гг., поновлялась церковь в 1860-е гг. Храм был снесён в начале 1930-х гг. Сейчас на его месте — школьное здание.

[4]Греч. ‘В начале было Слово’ (Ин 1:1).

© А. Л. Беглов, 2008

[5]Будущая монахиня Игнатия училась в Женском Николаевском коммерческом училище на Новой Басманной улице. В училище особое внимание уделялось современным европейским языкам (а не древним, как в гимназиях) и естественным наукам. Ученицы коммерческих училищ носили темно-зеленую форму и у ревнивых гимназисток получили прозвище “лягушек”.

[6]Церковь апостолов Петра и Павла на Новой Басманной улице (дом 11) построена в 1708–1713 гг. “по данному собственной его величества (Петра I) руки рисунку”, двухэтажная, вокруг верхнего храма идёт широкая открытая галерея. После 1922 г. храм был захвачен обновленцами, а в 1934 г. закрыт.

[7]Парфетки (от франц. parfait ‘совершенный’) — прозвище учениц, выделявшихся не только знаниями, но и аккуратностью, прилежанием, хорошим поведением. — Ред.

[8]Ныне — Парк имени Баумана.

[9]Священник Пётр Поспелов (*1874–†1938) был преподавателем Московской Духовной семинарии в 1898–1903 гг. и таким образом, очевидно, был не учеником, а учителем будущего епископа Варфоломея (см. ниже); настоятелем храма Петра и Павла отец Пётр был скорее всего в 1918–1923 гг.; расстрелян в Бутово.

[10]Архиепископ Варфоломей (Ремов; *1888–†1935) — настоятель Высоко-Петровского монастыря, организатор и руководитель сети тайных монашеских общин, существовавших при монастыре; учился в Московской Духовной семинарии в 1902–1908 гг., с 1912 г. — преподаватель, доцент, а затем — экстраординарный профессор Московской Духовной академии.

[11]Кампания по изъятию церковных ценностей 1922–1923 гг. — одна из первых антицерковных кампаний советской власти, проводившаяся в масштабах всей страны. В её ходе под предлогом изъятия ценностей из церквей и монастырей для помощи голодающим власть поставила задачу уничтожения Православной Церкви как общественно значимого института. В рамках кампании был проведено более 200 открытых судебных процессов над духовенством и верующими и вынесено около 2000 расстрельных приговоров.

[12]Священноисповедник Роман Медведь (*1874–†1937) был протопресвитером военного духовенства Черноморского флота, настоятелем Свято-Владимир­ского собора в Севастополе, затем, в 1918–1919 гг., последним настоятелем храма Покрова на Рву (Василия Блаженного), а после его закрытия — настоятелем храма святителя Алексия, митрополита Московского, на углу Глинищевского переулка и Большой Дмитровки (ныне не существует). Здесь им в 1919 г. по благословению Патриарха Тихона было организовано Братство ревнителей Православия в честь святителя Алексия, митрополита Московского, которое занималось благотворительной и просветительской деятельностью. После ареста отца Романа в 1931 г. часть его общины перешла в храм преподобного Сергия на Б. Дмитровке, где тогда находилась община Высоко-Петровского монастыря, и стала окормляться у петровских старцев.

[13]Праведный Алексий Мечёв (*1859–†1923) — настоятель (с 1894 г.) храма святителя Николая в Клёниках. Прославлен в 2000 г.

[14]Святитель Тихон (Белавин; *1865–†1925). Прославлен в 1989 г.

[15]Церковь Трёх Святителей у Красных ворот была построена в конце XVII века и находилась на месте современного сквера у выхода из метро “Красные ворота” с внутренней стороны Садового кольца; снесена одновременно с триумфальными Красными воротами в 1927–1928 гг.

[16]Монахиня Игнатия (Петровская). Высоко-Петровский монастырь в 20–30-е годы// Альфа и Омега. 1996. № 1(8). С. 114–135; Монахиня Игнатия. Старчество в годы гонений. Преподобномученик Игнатий (Лебедев) и его духовная семья. М., 2001.

[17]Местоблюститель Патриаршего престола митрополит Сергий (Страгород­ский; *1867–†1944) был эвакуирован в Ульяновск в октябре 1941 г. и вернулся в Москву в конце августа 1943 г.

[18]См. Монахиня Игнатия (Петровская). Патриарх Сергий и Высоко-Петров­ский монастырь// Альфа и Омега. 1999. № 3(21). С. 181–185.

[19]Митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Симанский; *1877–†1970) был назначен Местоблюстителем Патриаршего престола в мае 1944 г. по завещанию почившего Патриарха Сергия; избран Патриархом Московским и всея Руси в феврале 1945 г. См. Монахиня Игнатия (Петровская). О Святейшем Патриархе Алексии I: [Поместный Собор Русской Православной Церкви; Интронизация Святейшего Патриарха Алексия (Февраль 1945 года); Служения Святейшего Патриарха (Между 1953 и 1957 г.)]// Альфа и Омега. 2000. №1(23). С. 128–146.

[20]После кончины Святейшего Патриарха Алексия I Местоблюстителем Патриаршего престола в соответствии с действовавшим тогда “Положением об управлении Русской Православной Церкви” стал старейший по хиротонии постоянный член Священного Синода митрополит Крутицкий и Коломенский Пимен (Извеков; *1910–†1990). 2 июня 1971 г. на Поместном соборе Русской Православной Церкви он был избран Патриархом Московским и всея Руси.