Мирожский урок

И спустя десять лет не утихают споры вокруг поступка известного иконописца архимандрита Зинона, принявшего участие в католической мессе

Архимандрит Зинон с братией Мирожского монастыря и учениками из Италии. Фото предоставлено Т. Дубровиной-Лединой

Уважаемый Антон Евгеньевич!

В 17 (389) номере газеты «Благовест» опубликована статья Ольги Кругловой «Русские под аргентинским небом». Ничего не имея против вашего корреспондента, я все же хочу внести некоторую минорную трезвость в общий мажорный тон ее публикации. Итак, речь идет о «просто Светлане» и «просто Владимире» Беликовых. Пожилая чета представилась именно так, без отчеств, и, мне думается, не только потому, что «ритм жизни у них, как у молодых». А если супругам Беликовым хотелось, некоторым образом, затеряться? Эдак одновременно засветиться-затеряться на газетных просторах их «любимой Родины, в которой они не были целых 60 лет». Но это, мягко говоря, не совсем так. И оговорка, что Беликовы приезжали кратковременно в 80-м году на Московскую Олимпиаду, не делает их ложь – правдой. Возможно, «просто Светлане и просто Владимиру» изменяет память. Ведь супругам-эмигрантам по 80 лет! Впрочем, 12 лет назад они все-таки представились нам как Светлана Ивановна и Владимир Георгиевич. Итак, мы познакомились с ними в Пскове, 14 августа 1996 года, в стенах Мирожского монастыря.

Говоря: «мы» – имею в виду небольшую полумонашескую-полумирскую общину Архимандрита Зинона (Теодора), который за два года до этого переехал в Псков из Печерского монастыря с целью создания в древнем Мирожском монастыре иконописной школы. Монахи: Петр, Павел, Иоанн – и полтора десятка «мирских человеков». Литератор и актриса, поэт и зубной врач, критик и домохозяйка, кузнец и учительница музыки, больше всего музейных работников. А сколько начинающих иконописцев, потянувшихся к отцу Зинону, только что отмеченному Государственной премией, со всех сторон и стран: из Германии и Сибири, из Белоруссии и Италии, из Пскова и Риги.

Лето 96-го года. С какой любовью, с какой надеждой – какими трудами! – отец Зинон возрождал молитвенную жизнь в древнейшей русской обители. И мы вместе с ним. «Сколько раз говорить, – сердито «окал» он на просьбы называться нашим духовным отцом, – Отец у нас Один…» – и показывал глазами на невысокое псковское небо.

Центром притяжения для всех была Божественная литургия. Помню, как, задыхаясь от счастья, на пятом десятке неслась через весь ночной Псков на велосипеде, чтобы поспеть к 5-часовой утрене. Первые лучи солнца в зарешеченных окнах Стефановской церкви. Отец Зинон подымает руки: «Слава Тебе, показавшему нам Свет!..»

Не забыть ежедневную Литургию возрождающейся Стефановской церкви. Тонкий аромат афонского ладана, общинное знаменное пение…

Центром притяжения для Архимандрита Зинона был и есть Иисус Христос. Сколько раз он переписывал по сырой штукатурке образ юного безбородого Спасителя, попирающего босой ногой роскошную главу змия. «Батюшка, замечательно, ну зачем Вы…» – «Нет, не то! Смыть…»

А мы тем временем отскребали от цемента новенький пол, выложенный красивой темно-коричневой плиткой, подаренной восхищенными немцами. Потом варили пшенную кашу, потом вырубали кустарники в саду, потом ездили с тачкой за водой.

Потом снова вечерня. Снова ночной велосипедный полет. И снова Божественная литургия…

– Нет, – сказал отец Зинон. – Завтра католическое Успение. – Падре Романо просит дать послужить мессу. Уступим Божией Матери…

– Батюшка, а к Вам гости.

– Кто такие?

– Не знаем, говорят, эмигранты, русские.

Супругам Беликовым отец Зинон распахнул 14 августа 1996 года свою келью и свое сердце. Из Аргентины у него еще никого никогда не было.

Серьезно заинтересовался. Милости просим! Все смотрите! Вот законченные иконы… А вот работы моих итальянских учеников. Приезжают в свои отпуска, живут после Европы без удобств, без горячей воды – и все ради русской иконы! Пожалуйста, можно фотографировать. А хотите завтра на мессу, на католическое Успение… Итальянцы приглашают вместе с ними помолиться. Вам-то в Аргентине католическая традиция известна…

Супруги Беликовы не отказались прийти на мессу. Выстояли до конца недолгую службу, всех высмотрели, все запомнили. Нет, они не возмутились дерзновенным проступком отца Зинона (статья известного ученого С.С. Аверинцева в «Общей газете» так и называлась «Дерзновение отца Зинона»). Не высказали ему сразу своего негодования. Не ушли, наконец, возмущенные и оскорбленные.

Отправились вместе со всеми… пить чай. С медом. Накануне, по-православному, был первый, «медовый» Спас – и монах Павел обносил всех свежим псковским медом.

Естественно, на прощание все трижды облобызались: Православные и католики, русские и итальянцы, псковичи и аргентинцы.

Наивно-блаженно отец Зинон пригласил супругов Беликовых на скорый престольный праздник обители – Преображения Господня. Обещали…

Но вместо этого сели и написали бумагу, которую, без экивоков, теперь можно назвать «просто донос». Я прилагаю ксерокопию этого, уже исторического, письма в Московскую Патриархию. Само собой, ему предшествовал устный донос в Псковскую епархию.

Что было далее – в общем, хорошо известно. Безсрочное запрещение Архимандрита Зинона в священнослужении. Запрещение двум монахам (именно двум, по указке Беликовых) причащаться и носить монашескую одежду. Наконец, изгнание Архимандрита Зинона и всей его общины из Мирожского монастыря.

Прошло 12 лет… Отец Зинон жил в это время в глухой псковской деревне Гверстонь, построил храм, тоже в честь Преображения Господня. В конце 2001 года, что называется через голову Псковского Архиерея, Святейший Патриарх Алексий II своим указом снял прещения с Архимандрита Зинона и двух его монахов.

Вот теперь несколько слов об одном из них, монахе Иоанне.

Он-то и вовсе не был на той католической мессе в честь Успения Божией Матери. Приходил в себя после трехнедельного пребывания в больнице, в которую попал с тяжелейшим приступом бронхиальной астмы. Бывший инженер-майор, инвалид II группы. Еще задолго до перестройки положил партбилет на стол. Преследовали, дверь в квартиру поджигали…

Снова из вашей газетной публикации: «В жизни маленькой Светланы был и другой лагерь… за колючей проволокой… в немецком городе Биттерфельде… со значком OST…»

Так вот, в детстве монаха Иоанна был такой же лагерь за колючей проволокой, в немецко-польском городе Грудзенц. Но в отличие от сообразительных родителей Светланы, ушедших с немцами аж в Аргентину, мать монаха Иоанна (отец воевал, потерял ногу), Галина Рудольфовна, будучи так называемой «фольксдойче» – все же, не раздумывая, поспешила вернуться с восьмилетним сыном и всей угнанной семьей родной сестры – на Родину в Псков.

Им повезло. Они все, включая трехлетнюю двоюродную сестренку Веру, прошли фильтрацию НКВД. Не прошедших – расстреливали на границе. Правда, потом монаха Иоанна, серебряного медалиста, не принимали в Академию, задерживали очередное звание.

Говорю все это не понаслышке. Монах Иоанн, он же Валерий Иванович Ледин, был в миру моим супругом. Он скончался в 2003 году от сердечного приступа, 67 лет от роду.

Впрочем, лично я не имею к Светлане Ивановне и Владимиру Георгиевичу Беликовым никаких претензий. Все мы в Боге свободные люди, и каждый делает свой выбор в жизни.

Только вот не уходит из памяти печальный пример и из моего «пламенного пионерского детства»: Павлик Морозов! Ведь заложил-то не кого-нибудь, а собственного отца…

И еще. А что, если супруги Беликовы не назвали своих отчеств в безсознательной (?) надежде, что так легче запомнить – для молитвы – их имена? Светлана и Владимир. Мы запомнили. Теперь только дать знать отцу Зинону, чтобы и он помолился о них. Уже на Афоне.

С уважением, по поручению бывшей Мирожской общины

Татьяна Дубровская-Ледина.

8 октября 2008 года, г. Псков.

P.S. Будем благодарны Вам, глубокоуважаемый Антон Евгеньевич, если Вы опубликуете это письмо в Вашей газете.

Из письма Владимира Георгиевича и Светланы Ивановны Беликовых Высокопреосвященнейшему Архиепископу Сергию, Управляющему делами Московского Патриархата (1996 год):

«Совершая паломничество по монастырям, мы по воле Божией оказались в Мирожском монастыре Псковской епархии. Двери старого храма-музея были на замке, но встретившийся нам рабочий объяснил, что Богослужение в монастыре совершается, но не для всех, а только по пропускам, и не ежедневно, а по особым случаям. И в этот день как раз оказался «особый случай».

Вскоре появился и первый увиденный нами монах. Им оказался Архимандрит Зинон, наместник монастыря, который, узнав, что мы издалека, радушно пригласил нас на службу.

Каково же было наше изумление, когда внутри храма мы не увидели ни иконостаса, ни Царских врат, а вместо Православного Богослужения католический священник в сослужении еще двух католиков и Православного Архимандрита Зинона совершали католическую мессу! Помимо нас и служащих в храме находились еще примерно 25 иностранцев, как оказалось позже – итальянцев, учеников иконописца Зинона. В конце мессы – а она была посвящена католическому Успению – вслед за пастором-католиком и Православным Архимандритом все присутствовавшие стали потреблять облатки, обмакнутые в вине, от чего мы, естественно, отказались…

Многие, как и мы, в Зарубежной Церкви мечтают о молитвенном единении с Московским Патриархатом. Но не означает ли это теперь, что наше молитвенное единение могло бы означать молитвенное единение с католиками? Зарубежная Церковь всегда считала и считает это невозможным. А Московская Патриархия? Ее отношение к католицизму изменилось? Она допускает совместное с католиками Богослужение в Православном монастыре? Нам бы хотелось получить определенный ответ на наши недоумения по этому поводу, прежде всего от Священноначалия Русской Православной Церкви».

***

Впервые имя Архимандрита Зинона я услышал еще в 1987 году. Учился тогда на факультете журналистики Питерского университета, часто ходил на студию документальных фильмов, где в закрытом просмотре еще за год до празднования Тысячелетия Крещения Руси показали только что снятый питерскими кинематографистами фильм «Храм». Одним из его героев был обаятельный молодой иконописец Зинон. С приятной улыбкой говорил он с экрана о «тайне восьмого дня – времени будущего века»… В словах его тогда мы мало что поняли, но само впечатление от этого удивительного иконописца было очень ярким. Мы еще не слышали пастырей, говоривших вот так красиво. «Ему бы джинсы надеть и работать светским художником! Он бы прославился тогда на весь мир…» – восторженно сказала о нем моя сокурсница (ныне известная столичная журналистка). С тех пор стал он для меня личностью «вне критики», ибо первые церковные впечатления наиболее памятны и остры. И тем трагичнее переживалось то, что случилось спустя почти десять лет – его причащение вместе с католиками… Тем более что одним из невольных участников этой драмы стал Архиепископ Псковский и Великолукский (ныне Митрополит) Евсевий, запретивший Зинона в священнослужении. За пять лет до этого, во время пребывания Владыки Евсевия на Самарской кафедре, он дал мне благословение на издание Православной газеты и на работу редактором в «Благовесте».

Мое мнение давно определилось: в тот день, когда Архиепископ Евсевий ЗАПРЕТИЛ Зинона, он, можно сказать, защитил всю Церковь от экуменического натиска «слева». И если бы он этого не сделал, сейчас бы такие же вот совместные католическо-православные мессы совершались бы уже от Москвы до самых до окраин… И не было бы отбоя от охотников в них поучаствовать… И милость Божия проявилась в том, что в тот момент вся эта ситуация оказалась в твердых руках поборника чистоты Православия, каким был и остается Владыка Евсевий. Дрогни он тогда, испугайся целой массы околоцерковных вольнодумцев, сделай вид, что «не заметил» случившегося, – и совсем скоро было бы уже поздно что-либо менять… Но он не дрогнул. И не помогли сторонникам молитвенного общения с католиками даже международный авторитет Архимандрита Зинона, его человеческое обаяние, несомненный талант и несколько искусственная «раскрученность» его имени в светских СМИ… Даже Государственная премия, которую отец Зинон получил как раз накануне этих печальных событий, не помогла. И не могла помочь! Ибо Церковь есть Тело Христово, и Он Сам незримо управляет Ей через наших Архипастырей и пастырей. И потому страшное искушение было преодолено. Что, может быть, раньше «прощалось», «не замечалось» кому-то другому – не такому известному, не такому талантливому и потому не такому влиятельному, не простилось именно ему – в ту пору самому известному иконописцу Русской Церкви! И в этом, если смотреть совсем в глубь, тоже проявилась милость Божия к этому незаурядному человеку. Видно, иные средства вразумления были уже для него невозможны… Не зря же Архиепископ Евсевий в интервью газете «Радонеж» о нем сказал: «Всему виной – гордость». И последующие события показали справедливость этих слов. Архимандрит Зинон под запретом ни в чем не раскаялся. А в одном интервью честно сказал: «К церковным таинствам без веры не приступают. Меня понуждают к раскаянию. Раскаянью в чем? В том, что я причастился Тела и Крови Христовых. Каяться в этом я не могу». Что в переводе на простой язык означает: католические таинства отец Зинон считает столь же благодатными и спасительными, как и Православные. И никакой особой разницы между ними не видит. Свои высокоумные убеждения, поддерживаемые целым хором поклонников, в ту пору ему оказались дороже канонов Церкви.

Оставляю на совести автора письма все мелочные придирки насчет якобы не указанных супругами Беликовыми своих отчеств. Ничем иным, как обычной человеческой обидой продиктованы эти слова…

«А хотите завтра на мессу, на католическое Успение… Итальянцы приглашают вместе с ними помолиться». Давайте обратим внимание на эти как будто такие «легкие» слова Архимандрита Зинона. Говорит он о латинской мессе в древнем Православном монастыре как о чем-то естественном, всем понятном. И более того, не он католиков приглашает на Православное Богослужение, а они его – на свое, словно не отец Зинон, а падре Романо Скальфи из Италии уже здесь наместник… Оно понятно, кто платит, тот заказывает музыку (ведь во многом на деньги итальянских учеников-католиков содержал свою иконописную школу отец Зинон) – но это так в миру. А здесь, в стенах древнего монастыря! Возле старинного Псковского Кремля, который несколько веков назад «отразил Литву», который не смогли взять приступом незваные «гости из Ватикана»… Охватывает ощущение, что люди, поверившие Зинону, до сих пор находятся в ослеплении, словно под гипнозом его яркой личности не хотят понять, в какое страшное нечестие оказались втянутыми своим духовным лидером. Ведь в письме нет НИ СЛОВА, хотя бы косвенно осуждающего поступок отца Зинона. Весь гнев и сарказм направлены на тех, кто тогда как мог, как умел отстаивали Православие. По их мнению, виноваты в трагедии и Беликовы, и священноначалие, кто угодно, но только не отец Зинон – он в их глазах исключительно «жертва обстоятельств». Не виноваты и ласковые католики, «смиренно» приехавшие поучиться у русского мастера его дивному ремеслу. А заодно и помолиться в древних стенах русской обители… Что не удалось в XVI веке оголтелым полчищам Стефана Батория, вполне легко удалось в конце ХХ века толерантному падре Романо.

Читаем дальше. «Супруги Беликовы не отказались прийти на мессу. Выстояли до конца недолгую службу… Нет, они не возмутились дерзновенным поступком отца Зинона. Не высказали ему сразу своего негодования». И опять акценты смещаются на противоположные. Им ли, иностранцам, приехавшим во второй раз в Россию, на родину своих предков, устраивать публичный скандал в монастыре, где его наместник благоговейно причащается за мессой вместе с падре Романо? Заметьте, госпожа Дубровская-Ледина ничего не пишет о том, что только супруги Беликовы не приняли участия в «католической евхаристии» в стенах Православного храма. Допускаю, что и она поучаствовала в этом «дерзновенном поступке» – следом за своим ослепленным гордыней (думаю, отец Зинон давно все понял и изменил свое отношение к тому событию!) духовном наставнике. А как изящно, как мило назвала она предательство Православной веры, страшное духовное падение, за которое отлучают от Церкви мирян и лишают сана священников! «Дерзновенный поступок» – это, оказывается, слова известного ученого, филолога и культуролога Сергея Аверинцева. Глубокого, сильного ученого, который, одна лишь странность, посещал одновременно и Православные, и католические храмы. А перед смертью завещал подвергнуть свое тело кремации. Этот его поступок тоже по-своему дерзновенный.

Думаю, понадобился приезд из далекой Аргентины четы Беликовых, чтобы тайное стало явным, чтобы то, что совершалось лишь «для своих», при закрытых дверях, стало известным всему миру. И предательство Православия, совершенное при участии настоятеля и с молчаливого или явного согласия всей «полумонашеской-полумирской» общины при Мирожском монастыре, вышло наружу. Ибо среди россиян не нашлось тогда в Мирожском монастыре ни одного, кто бы почувствовал личную боль за поругание нашей веры, наших святынь, наших церковных канонов. Не нашлось никого, кто бы действительно считал, что решения Церковных Соборов о запрете молитвы с раскольниками и еретиками принимались под благодатным воздействием Духа Святого и не могут быть отменены никакими другими решениями. И если бы не приехавшие на родину престарелые эмигранты, неизвестно, до каких бы масштабов дошло «молитвенное и евхаристическое общение» с щедрыми католиками. Но не попустил Господь. В тот раз – не попустил…

«Наивно-блаженный Зинон (видимо, это «блаженное» состояние посетило его после католического причащения?! – А.Ж.) пригласил супругов Беликовых на скорый престольный праздник обители – Преображения Господня (на этот раз речь шла именно о Православном празднике – А.Ж.) Обещали… Но вместо этого сели и написали бумагу, которую, без экивоков, теперь можно назвать «просто донос».

Ну, доносы-то пишут обычно анонимно, или уж по крайней мере негласно, а тут и имена, и, главное, отчества указаны. Беликовы поступили совершенно правильно и дали нам урок, как грамотно реагировать на всевозможные отрицательные явления церковной жизни. Они не разразились гремучей статьей в светские или даже церковные СМИ (как это сделала вот сейчас Дубровина-Ледина, ибо ничем иным, как попыткой запоздало свести счеты с «идеологическими противниками» ее письмо я считать не могу). Не кинулись с кулаками на католиков и сочувствующих им Православных. Не устроили дешевый скандал со спецэффектами (хлопанье дверьми, таскание за бороды и пр.) А обратились к законным церковным властям. Сначала к местным, а потом – ввиду особой важности случившегося, направили письмо в Московскую Патриархию. И реакция последовала.

«Что было далее – в общем, хорошо известно», – пишет «адвокат» известного иконописца. – Безсрочное запрещение Архимандрита Зинона («До признания своей вины и раскаяния в ней» – уж если быть совсем точными! – А.Ж.). «Впрочем, лично я не имею к Беликовым никаких претензий. Все мы в Боге свободные люди, и каждый делает свой выбор в жизни», – с этими словами автора письма нельзя не согласиться. Жаль, концовка смахивает на пасквиль. И тут она призывает на помощь не кого-нибудь, а самого легендарного пионера Павлика Морозова… Однако лихо закручено! А давайте по существу: Павлик Морозов «сдал» своего дедушку (кстати говоря, не отца) по политическим мотивам (недавно, правда, выяснилось: не все там так однозначно в той истории, – политика была лишь ширмой для более глубинных семейных причин исторического доноса). А тут – Беликовы встали на защиту Православия, церковных канонов, памяти святых Вселенской и Русской Церкви, претерпевших гонения и даже мученичество от рук «латинян». И это называть предательством? Да за такое «предательство» десятки грехов простятся… «Павликами Морозовыми» (да простит нас за такие обобщающие характеристики реальный Павлик, быть может, кровью своей искупивший свое юношеское предательство) оказались те Православные, которым обожаемый пастырь оказался дороже Пастыря-Христа, которым пример авторитетного человека оказался ближе, чем предание и каноны нашей Церкви. Не зря, знать, прошло и у них «пламенное пионерское детство».

Знаю я, что жизнь гораздо сложнее любых схем. Знаю, что боль автора письма – от того, что, быть может, невинно вместе с Зиноном пострадал ее бывший муж, монах Иоанн (тут я не берусь судить, ибо все-таки Жоголев, а не Жеглов, некогда в популярном фильме сказавший: «не бывает наказания без вины». У нас – бывает!). И эта боль не уходит из ее сердца. Знаю и то, как тяжело идти «против течения», против той группы людей, с которыми она сроднилась, сжилась. С которыми вместе впервые почувствовала, «как благ Господь». И потому не осуждаю автора письма. Искренняя боль ее об умершем муже, в монашестве претерпевшем гонение, в любом случае заслуживает снисхождения. Судя по письму – она человек талантливый и по-своему искренний. Но и в обиде, в скорби есть некая грань, перейдя за которую, уже не отличить «борца за правду» от пасквилянта, обличителя – от клеветника… Неблагородно обвинять супругов Беликовых в том, что их родители за них вот так решили судьбу: предпочли изгнание сталинским лагерям, а то и расстрелу. Не всем под силу выдержать те испытания, которые непременно ждали их на родине. История тысяч семей, которые все же вернулись из немецкого плена в Россию, тому подтверждение. Не нам судить людей за такие поступки. Ведь и жизнь в изгнании среди других народов есть уже само по себе наказание. Не из легких.

Много воды утекло с тех пор. Святейший Патриарх Алексий II своим мудрым и милосердным решением снял прещение с Архимандрита Зинона. Владыка Евсевий недавно стал Митрополитом. Архимандрит Зинон расписал Православный Никольский храм в Вене и теперь подвизается на Афоне (где молчаливым напоминанием о «делах давно минувших дней» стоит Ксиропотамский монастырь: купол монастырского храма там десять веков назад рухнул на католиков и Православных, совершавших в нем совместную «экуменическую мессу», наподобие той, мирожской…) Произошло историческое событие – молитвенное воссоединение Русской и Зарубежной Церквей (и неизвестно, случилось бы это объединение, если бы церковные власти наши закрыли глаза на поступок отца Зинона). А Светлана и Владимир Беликовы в этом году побывали в Екатеринбурге в Царские дни, когда отмечалось девяностолетие расстрела Царской Семьи. За эти годы они написали замечательную книгу о духовном смысле русской истории. Их сын служит священником в Сан-Франциско. Не знаю ничего о судьбе падре Романо Скальфи, но, думаю, в Ватикане высоко оценили блестяще проведенную им «мирожскую мессу». И не его вина, что весь замысел в целом с треском провалился… А в Мирожском монастыре молодой монах, показывая мне фрески отца Зинона в том самом храме, где проходила «месса», мудро сказал: «Важно только, чтобы все мы покаялись…» И не было в его словах ни слезливого «умиления», ни твердокаменного равнодушия. Была любовь.

Значит, в истории этой можно ставить точку? Но вместо слов покаяния и прощения от Татьяны Дубровиной-Лединой и от всей их прошлой Мирожской общины через океан в Аргентину несется вслед ушедшим годам как проклятие: «Павлики Морозовы!..» И юный пионер из Екатеринбургской губернии от этого вопля переворачивается в гробу.

И так нужна молитва отца Зинона, чтобы утихомирились страсти, чтобы на место «аргентинского танго» ненависти пришел тихий псковский вальс любви. Мне почему-то думается, что за эти годы отец Зинон стал еще сильнее и ярче. И молитва его после тяжкого испытания стала еще горячее пред Богом. И главное дело у него впереди.