Японская

Святой равноапостольный Николай, архиепископ Японский. Ч. 3

Об архиепископе Японском Николае

Святитель Николай (Касаткин)
Святитель Николай (Касаткин)
Я познакомился с архиепископом Николаем в начале декабря 1905 года. Жил он в двух маленьких комнатах, из которых одна, 5 x 5 аршин, служила приемною, а другая, пожалуй, 7 x 5 аршин, была его кабинетом и спальней… Длинный письменный стол, узенькая твердая железная кровать, несколько шкафов с книгами и делами, этажерка с разного рода словарями — вот и вся обстановка архиепископского помещения. После службы в воскресенье маленькая приемная обыкновенно наполнялась народом: кучею японских детей и приезжими из провинции японцами, которым служивший у архиепископа японец Иван-сан приносил чаю, а сам владыка доставал из кабинета традиционную коробку бисквитов, которая обязательно опустошалась вся, – если что и оставалось, то рассовывалось преосвященным в широкие рукава кимоно японских детей. Архиепископ сам накладывал каждому по четыре – пять кусков сахара на стакан. Христиане приносили архиепископу Николаю подарки. Это был или горшок только что зацветшего в сезоне карликового дерева сливы, или букет ландышей с Хоккайдо, или еще какие-либо цветы, или редкая, своего улова, рыба, или сушеные фрукты, или японские сласти. Все эти подарки, кроме цветов, остававшихся украшать приемную, неизменно передавались Иван-сану для отсылки какой-нибудь японской семье, причем преимущественно отдавалось тем, где было много детей.

В течение пятилетнего пребывания в Токио я имел возможность постоянно наблюдать отношения архиепископа к японцам, и его манера обращения с ними вызывала всегда истинное изумление. Прежде всего, отличительною его чертою была общедоступность. В назначенные часы его мог видеть положительно всякий, и всякий мог черпать из его опыта и жизнерадостного отношения ко всему окружающему полною горстью энергию и силы. Приходит к нему кто-либо со скорбями и тяжелыми впечатлениями. «Ну, садитесь, – скажет он, – давайте горшки бить». «Горшками» называл владыка все жизненные тяготы, и он со строгой последовательностью требовал рассказа о них, и под его светлым взглядом на жизнь, под его ободряющими практическими указаниями все «горшки» разлетались вдребезги. Человек уходил бодрым, с жизнерадостным настроением, с шутливым отношением к тем затруднениям, которые полчаса назад казались ему непреодолимыми.

Японцев архиепископ Николай знал удивительно и ценил в них больше всего преданность императорскому дому и родине. «Вы можете говорить с японцем обо всем, – поучал он новоприбывших, – но никогда не позволяйте себе ни малейшей доли иронического отношения ни к верховной власти, ни к патриотическим чувствам, иначе вы навсегда утратите уважение всякого истинного японца. Здесь не знают и не понимают того космополитизма, которым сплошь и рядом заражены европейцы и русские. Любовь к микадо и к отечеству составляет сущность японца, и он требует таких же чувств и отношения к родине от всякого порядочного человека без различия национальности».

Далее симпатии владыки клонились к постоянно серьезному отношению к жизни, которое развивается в Японии во всяком человеке с детства. «Прочитайте самые начальные школьные пособия Японии, и вы увидите, что содержание статей в них чрезвычайно серьезное. Самые суровые жизненные истины внушаются детям с раннего возраста, и оттого они так дисциплинированы. Те детские шалости, которые в наших школах считаются совершенно обычными и на которые у нас почти не обращают внимания, здесь считаются совершенно недопустимыми». «Посмотрите на школьные скамьи и столы, – говорил он лицам, посещавшим его семинарию и женское училище. – Этой мебели десять лет, а вы не найдете на столах пятнышка, не говоря уже об обычных у нас порезах перочинным ножом, надписях и прочем».

Экспансивность японцев находила у архиепископа Николая снисходительное к себе отношение. «У всякого народа, как и у человека, имеются свои слабости, и у японцев, может быть, самою большею слабостью является их воспламеняемость. Когда японец чем-либо увлечется, он уже не знает пределов своему увлечению, и в таком случае ему прежде всего нужно высказаться. Он будет говорить, говорить, пока не устанет, и только тогда с ним нужно вступить в рассуждения».

«Дело Церкви святое, – говорил владыка, – здесь нет ни секретов, ни тайн. Всякий может говорить, но лишь так, чтобы слово не расходилось с делом».

Дмитрий Позднеев[1]

«Он стоял высоко во всех отношениях человеческой жизни…»
Жители Японии – о святителе Николае

Весной 1879 года в приморском городке Средней Японии я случайно прослушал христианскую проповедь одного православного миссионера. Слова проповедника произвели сильное впечатление на мою юную душу, и вскоре я был крещен одним из ближайших сотрудников преосвященного Николая. Много хорошего я слышал о нем от своих духовных учителей и истинно благоговел пред его великою личностью. Мне очень хотелось поближе подойти к нему, но не скоро удалось достигнуть этого. Только зимою 1881 года я, семнадцатилетний юноша, отправился в Токио, чтобы учиться в школе этого апостола Японии.

«Истинный христианин, – учил он, – должен быть истинным патриотом». Личная жизнь преосвященного Николая вполне соответствовала его высокому служению. Он вел умеренно аскетическую жизнь… Он одевался очень просто, но чисто и прилично. Зимою он надевал теплый суконный подрясник, а летом – бумажный, светло-желтого цвета. Единственным щегольством было употребление крахмального воротника. Только в большие праздники он надевал на себя роскошную шелковую рясу.

Так же нетребователен был он и в отношении еды: утром и вечером пил чай, а кушал только раз в день. У преосвященного не было ни повара, ни лакея.

Эконом Никанор, японец, готовил для него суп и жаркое, но третьего, сладкого, не приготовлял. Он очень редко кушал фрукты. Хотя и не отказывался от вина, но употреблял его редко и мало.

Таким образом, он стоял высоко во всех отношениях человеческой жизни. Если и в наше время возможна святая жизнь на Земле, то именно преосвященный Николай вел такую жизнь. Да, он был святой, по крайней мере, для нас – японцев.

М. Кониси,
профессор университета «Dosisha» (г. Киото)[2]

* * *

Имя преосвященного Николая в Японии пользуется громкою известностью не только между христианами разных исповеданий, но и между язычниками. Самое здание Православной Миссии в простонародье называется «Домом Николая». Все близко знакомые с жизнью и деятельностью преосвященного Николая глубоко уважают его и питают к нему искреннюю любовь и преданность.

<…> Встает он очень рано, часов в пять, а иногда и того раньше и тотчас же принимается за свои занятия. В половине седьмого он приходит в семинарию или катехизаторскую школу, где в то время неизменно совершается утренняя молитва. С половины восьмого до двенадцати он читает лекции в катехизаторской школе и в семинарии. В двенадцать – обедает. После обеда читает выписываемые им японские журналы и газеты. Но в час пополудни он уже непременно сидит за своим письменным столом и занимается текущими церковными и миссионерскими делами. Эти занятия продолжаются вплоть до половины пятого. Вечером, в шесть, к нему приходит ученый-японец, с которым он и ведет свою работу по части перевода до девяти часов. По окончании этих занятий к преосвященному является его секретарь с корреспонденциями из разных церквей. Вот только теперь преосвященный может вздохнуть свободно и телом и душою.

Такова полная неутомимых трудов и занятий жизнь преосвященного Николая. Это личность, действительно, удивительной силы духа, вся исполненная рвением христианской любви. В стране, где лет тридцать назад нельзя было найти ни одного христианина православной веры, теперь, с появлением в ней преосвященного Николая, везде находятся люди, которые искренне прославляют истинного Бога, хотя эти христианские общины бывают весьма незначительны по числу.

Июль – август 1891 года.
Сергей Сеодзи[3]

Подготовила к публикации Галина Гуличкина

28 февраля 2007 года

 [1] Позднеев Дмитрий Матвеевич (1865–1937) – известный русский востоковед, основоположник отечественного японоведения. Родился в семье протоиерея Сретенской церкви г. Орла. Закончил Киевскую духовную семинарию (историческое отделение) и Санкт-Петербургский университет (факультет восточных языков). Служил чиновником по особым поручениям Министерства финансов сначала в Петербурге, а с 1898 года – в Пекинском отделении Русско-китайского банка. В 1904–1905 годах – директор Восточного института во Владивостоке. В конце 1905 года Д.М. Позднеев уезжает в отпуск в Японию, где остается на несколько лет для занятий японским языком и изучения страны. Именно тогда Д.М. Позднеев близко знакомится со святителем Николаем. Д.М. Позднеев – автор первого «Японо-русского иероглифического словаря» (Токио, 1908) и труда «Материалы по истории Северной Японии и ее отношений к материку Азии и России» (1909). В 1910 году вернулся в Россию.

 [2] См.: Странник. 1913. № 3.

 [3] См.: Сеодзи Сергей. Как я стал христианином. СПб., 1892.