Фотовыставка «Фрески собора Сретенского монастыря»

Липатова Светлана Николаевна

– По всей видимости, расписывала храм сборная артель ярославцев и костромичей. Такой вывод можно сделать на основе стилистического анализа и некоторых других качеств росписей. Имена иконописцев не дошли до наших дней, и мы даже не знаем, кто стоял во главе артели. Наверняка, главным мастером был какой-нибудь известный ярославский или костромской изограф.

Сама артель была нанята для росписи храма при игумене Моисее (Великосельским) в 1707 году. До этого времени храм, который был построен в конце XVII века, стоял нерасписанный. Неизвестно почему, может быть, не хватало средств. В 1707 году стрелецкий полковник, в некоторых источниках он упоминается как боярин, Семен Федорович Грибоедов пожертвовал средства на украшение храма росписями. На эти деньги была приглашена артель. Имена художников, скорее всего, по традиции, располагались в летописном медальоне, который мог находиться либо в нижнем регистре росписей основного объема храма, либо на столбах (так было во многих ярославских храмах). Однако ни на столбах, ни в нижнем регистре росписи эти летописные медальоны не сохранилось. То, что мы видим на западной стене, – это совсем другое, это повесть о Тимир-Аксаке.

Документы, которые могли бы свидетельствовать о найме артели, содержать имена иконописцев, по всей видимости, утрачены, так как в Сретенском монастыре уже в начале XVIII века, буквально через двадцать лет после того, как фресками украсили собор, случился очень большой пожар.

– Фрески пострадали?

– Фрески не пострадали, но, я думаю, что могли пострадать какие-то документы, которые могли бы пролить свет на этот памятник. Потому что сейчас в архивах, где хранятся всевозможные документы, пока не найдено никакого источника, который нам сообщал бы что-то дополнительное кроме имени благотворителя и периода создания фресок.

– А что известно о стрельце или боярине, выделившем средства на роспись храма?

– Семен Федорович Грибоедов известен тем, что в церкви Троицы в Листах на пожертвованные им средства был устроен придел. По всей видимости, он был московским благотворителем того времени. По крайней мере, известны два памятника, в которые он вкладывал свои деньги. Его имя, таким образом, осталось в истории.

– Какие можно провести параллели между фресками Сретенского монастыря и близкими им по времени создания другими памятниками церковного искусства? Чем они похожи и чем выделяются среди них?

Сретенский памятник немножко другой, он выбивается из этого ряда просто потому, что он уже за чертой нового времени, новой эпохи, его создание приходится на Петровское время. Петр к тому времени уже покинул Москву, она перестала быть столицей. Это 1707 год, несколько лет Санкт-Петербург – главный город, куда вкладываются все деньги и средства.

На самом деле, сретенские фрески – это чудо. Это единственный памятник Петровского времени монументальной живописи начала XVIII века, который возник в Москве и, самое главное, он дошел до нашего времени. Дошел практически полностью и, если сравнить его с предшествующими ансамблями монументальной живописи, даже с тем, что я перечислила, то мы увидим, что он, конечно же, немного другой по характеру. Во-первых, повлияло сама эпоха, а во-вторых, повлияло то, что это монастырский памятник. Все перечисленные мной памятники были городские – все это приходские храмы. В них роспись имеет несколько другое настроение, нежели в памятниках монастырских.

Еще Овчинникова, известная исследовательница, которая занималась фресками церкви Троицы в Никитниках, заметила, что по сравнению с памятниками XVII века фрески Сретенского монастыря выглядят более «ретроградными», то есть новые достижения в живописи и иконописании, очень полно отразившиеся в ярославских памятниках и в церкви Троицы в Никитниках, не характерны для Сретенских росписей. Последние очень сдержанны. Даже по композиции. Там всего четыре яруса росписей (в ярославской церкви Иоанна Предтечи в Толчкове – девять).

Роспись – это некий рассказ, и была тенденция к максимальному насыщению этого рассказа различными деталями, подробностями, сюжетами, соответственно, количество ярусов увеличивалось. Сретенские же фрески более строги. Площадь стен сретенского храма огромная, на них можно было изобразить много сюжетов, но, несмотря на это, количество ярусов небольшое. Все очень четко поделено и определенно. В простенках окон особый тон задают фигуры преподобных в рост, хотя обычно в таких местах также изображались сюжетные композиции. То есть повествование не прерывалось: оно шло по стене, заходило на простенок окна, продолжалось в другом простенке и переходило опять на стену. Там мог быть изображен евангельский или еще какой-нибудь цикл. Прямо в простенках окон помещались целые сюжеты. Их очень сложно рассматривать, их не видно, но это была скорее художественная задача, чем то, что можно рассматривать и читать как книгу. В сретенском же памятнике мы видим намеренный отказ от этого. Мне кажется намеренный, видимо из-за того, что памятник монастырский.

Росписи сретенского храма во многом уникальны. Сам набор сюжетов очень интересен, программа росписи совсем другая. Есть в сретенском памятнике также очень интересные иконографические детали. В монументальных ансамблях позднего времени очень часто мы встречаем виршевые надписи (рифмованные надписи, которые помещаются над сюжетом). В Сретенском монастыре они тоже сохранились. На выставке приведен пример: на одной из фотографий специально представлены виршевые строки к фреске с изображением Тайной вечери.

– Вы имеете в виду роспись в алтаре?

– Есть Тайная вечеря в алтаре, а есть в основном объеме росписей, она повторяется два раза. В основном объеме росписей она находится на южной стене во втором ярусе, в страстном цикле.

– А что можно сказать о цвете росписей?

– Когда проходит определенное время, памятники утрачивают свой первоначальный колорит, цвет меняется. Радость прошедшей в 2005 году реставрации в том, что нам открылся авторский колорит. В XX веке это не первая реставрация – первая была еще в середине века, в 60-е годы. Однако тогда у реставраторов была другая задача. Они снимали обои, которыми были заклеены фрески, потому что там было общежитие НКВД, они удаляли краску, которой фрески были закрашены в несколько слоев, они пытались памятник просто сохранить. Тогда реставрация длилась достаточно долго, и только сейчас выяснилось, что реставраторы не дошли до слоя авторской живописи, не дораскрыли живопись. Они выполнили огромную работу, можно сказать, спасли фрески, но они не увидели авторского колорита. Те замечательные цветовые сочетания – синего, коричневого, красного – они не увидели. И только сейчас, после недавно прошедшей реставрации, мы можем по праву восхищаться этой росписью и изучать ее во всей полноте.

– Если говорить об истории фресок, то, как часто с момента создания проводились реставрации, дописывались ли новые фрески, было ли что-то утрачено?

– С момента создания фрески записывались постоянно. Это происходило несколько раз. Как сообщает иеромонах Иосиф, ризничий обители Сретенского монастыря, в своей небольшой книге, изданной в начале XX века, на протяжении XVIII и в начале XIX веков поновлялись нижние ярусы росписей. Дописывались они, потому что были утраты, ведь нижний ярус фресок больше других страдал от копоти и влаги, как в любом действующем храме там шли службы, молился народ, горели свечи. Надо отметить, что в Сретенском монастыре было три храма: Сретения Владимирской иконы Божией Матери, Преподобной Марии Египетской и Святителя Николая – зимой служили в последних двух. Собор же в честь Сретения Владимирской иконы был летним. В нем не было отопления, а сырость и холод губительно действовали на фрески.

В XIX века Московское археологическое общество, исследовав роспись, поручило ее реставрацию Сафонову, известному поновителю церковной живописи того времени. Тогда то, что он делал, называлось реставрацией, сейчас мы не можем так это назвать. Это было поновление, не имеющее под собой научной основы и задачи сохранить древнюю роспись. Художниками руководило лишь стремление придать ансамблю вид хорошей сохранности. По старой графье, с сохранением старой композиции, которая еще просматривалась на стенах, фрески записывались масляными красками.

Так вот, Сафонов вместе со своей артелью записал фрески собора Сретенского монастыря. В таком виде памятник и перешел в XX столетие. А потом случилось то, что случилось: храм и монастырь были закрыты, церкви Николая Чудотворца и Марии Египетской были взорваны. Сретенскому собору в каком-то смысле повезло: его не взорвали, но устроили в нем общежитие офицеров НКВД (удобно – по соседству Большая Лубянка). Совершилась чудовищная вещь. Мало того, что фрески, как я уже говорила, закрасили и заклеили обоями (если бы не это, то, может быть, они вообще бы не сохранились, были бы потертыми и сбитыми, а под обоями они хранились и словно ждали своего часа), в соборе было устроено несколько жилых этажей, которые надо было отапливать. Для этой цели там были устроены печи. Представьте себе, что значит превратить в жилое помещение храм с древними росписями. Ни о каком температурно-влажностном режиме и речи не шло, никто об этом не заботился. Просуществовало же общежитие в храме до второй половины XX века.

Реставрация храма проводилась в 1960–1970-е годы. До этого, в 1958 году, был отреставрирован внешний облик храма, были убраны различные пристройки, искажавшие его архитектурный облик. И все! Даже когда собор в начале 1990-х годов стал действующим, когда стал в 1994–1995 годах возрождаться Сретенский монастырь, фрески ждали своего часа до 2005 года. Я помню их состояние на 2004 год. Они были темные, закопченные, сюжетов почти не было видно, почти ничего не читалось.

Как было выяснено реставраторами, то, что собор опять стал действующим (копоть от свечей, проведение служб с огромным скоплением народа, проветривания, например, зимой), оказало отрицательное влияние на сохранность фресок. Также было установлено, что яичная эмульсия, которой реставраторы укрепляли живопись в 1960-е годы, потемнела и местами цвет становился просто черным, особенно на верхних ярусах. И, по всей видимости, потому что на протяжении XVIII–XIX веков поновлялись нижние ярусы росписей, потому что в жилом помещении, функции которого собор выполнял в начале XX века, самыми проходными этажами были нижние, мы потеряли росписи нижнего яруса. Особенно большие утраты на северной стене. Там в нижней части сохранилось всего две сцены.

Еще достаточно сильно пострадал купол. Видимо, когда закрывали монастырь, настолько варварски демонтировали крест, что купол стал протекать. В скуфье был изображен Пантократор, в простенках барабанов было четыре архангела. То, что сейчас мы видим, – это современные тонировки реставраторов, попытавшихся придать ансамблю цельность и завершенность, восстановив образы по старой графье. До реставрации там было видно только очень незначительные участки живописи и графья.

– Давно ли стали искусствоведы интересоваться этим памятником, изучать его?

– К сожалению, памятник оказался незаслуженно забыт специалистами. По фрескам Сретенского монастыря не существует никаких серьезных публикаций. Они вскользь упоминаются в некоторых статьях, но эти статьи не посвящены конкретно сретенскому памятнику. Есть упоминание в известной книге Чуракова-Суслова «Ярославль». В конце этой книги есть указатель, в котором собраны упоминания обо всех фресках XVII–XVIII веков. Это была попытка классификации всего монументального наследия того времени. Фрески Сретенского монастыря на основе стилистического анализа были приписаны костромским художникам. И все. Вот такая оговорка и больше ничего.

Я надеюсь, что сейчас, когда фрески нам открыты, памятник должен занять свое место в истории искусства. Есть памятники, которые хрестоматийно известны, которые знает каждый, есть памятники, которые менее известны, а есть памятники, которые выпали из внимания, случайно оказались на обочине истории, хотя вроде бы находятся в самом сердце Москвы. Это парадокс.

Сейчас мы начинаем заниматься фресками Сретенского монастыря, и мне бы очень хотелось, чтобы после того, как фрески оказались открыты, после того, как прошла выставка, про них не забыли, чтобы к ним было особое отношение, потому что это уникальный памятник монументальной живописи Петровского времени. Он сохранился до наших дней и заслуживает пристальнейшего внимания, его необходимо беречь.

– Давно ли вы стали интересоваться сретенскими фресками, и чем они вас заинтересовали?

– Еще когда их не было видно, мне было очень интересно: а что же там, под копотью? Было понятно, что там сохранилась какая-то живопись. Некоторые сюжеты не читались совсем, о чем-то можно было только догадываться, что-то все-таки можно было увидеть. Например, святые на столбах были видны. У меня был огромный интерес к тому, что скрывается за копотью и чернотой. Я была очень удивлена и обрадована, когда забралась на леса и увидела, что сохранность памятника удивительная.

– С точки зрения искусствоведа, какие фрески, композиции наиболее интересны?

– Интересна сама программа росписей, их монастырский характер. Интересна тем, что в них по-особому звучит тема установления Новозаветной Церкви. На подпружных арках, имеющих сложное устройство (поскольку храм двустолпный), изображены апостолы в полный рост, а в руках у них – орудия страстей. Каждый апостол изображен с тем орудием, от которого пострадал. Апостол Петр и апостол Андрей Первозванный изображены с крестами, апостол Павел – с мечем в руке, апостол Иаков, брат Господень, который умер от удара палицей по голове, стоит и держит в опущенной руке деревянную дубинку. Верхний ярус росписей – это евангельский цикл: чудеса, которые совершал Спаситель на земле, притчи, которыми Он поучал народ… Затем идет страстной цикл. Здесь присутствует особая тема утверждения на земле Новозаветной Церкви через Искупительную жертву Спасителя, через мученическую кровь апостолов, которые потрудились ради того, чтобы христианство распространилось по миру, и приняли страдания ради этого. Далее на столбах изображены святые мученики: великомученица Екатерина, великомученица Варвара, великомученик Георгий, святые воины-мученики и другие. А в том нижнем ярусе, который не сохранился, от которого на западной стене при входе сохранились лишь круглые медальоны о нашествии Тимир-Аксака (Тамерлана) на Русь и перенесении в Москву Владимирской иконы Божией Матери, по всей видимости, мог располагаться цикл, посвященный сказанию об этой иконе. Однако сложно сейчас делать предположения, что было в ярусе, который теперь целиком утрачен.

– На ваш взгляд, для чего нужны выставки подобного рода, что они дают?

– Мне кажется, что выставка вроде той, которая проходит сейчас, дает возможность познакомиться с этими фресками лицом к лицу, потому что после того, как разобраны реставрационные леса, с которых выполнялась фотосъемка (ее осуществлял Владимир Васильевич Чистяков), сложно детально что-то рассмотреть. Входящий в храм человек может получить только какое-то общее впечатление, он не сможет рассмотреть в подробности сюжетов, увидеть каких-то надписей.

Цель – предельно подробная фотофиксация, к этому и стремились. Фрески алтаря в действующем мужском монастыре достаточно скрыты для изучения. А теперь их можно полностью представить себе.

И мне бы очень хотелось, чтобы эта выставка имела не только познавательное значение, но и обратила внимание специалистов на сретенские фрески. Я надеюсь, что теперь о них уже не будут забывать, как это уже случалось раньше. Надеюсь, что теперь Сретенский монастырь будет известен не только как место встречи Владимирской иконы Божией Матери, знаменит не только резным крестом работы Шумаева и древним собором XVII века, но еще и уникальной, сохранившейся до наших дней живописью. Это еще одно добавление к славе Сретенского монастыря.

Дополнительная информация: выставка будет продолжаться до 31 июля 2006 года по адресу: Андроньевская площадь, 10 (станция метро Площадь Ильича / Римская.
Выходные дни музея – среда и последняя пятница месяца.
Контактный телефон: 678-14-67.

Беседовал Максим Паршин