Молитва в операционной. Записки военного хирурга

Забытый обет

Привозят солдатика с тяжелой травмой, необходима экстренная операция. Подобную операцию я видел пару раз и один раз ассистировал, но чтобы самому!..

Делать нечего, надо спасать жизнь человеку. Анестезиолог дает наркоз, мы с ассистентом делаем разрез, видим в брюшной полости кровь – и… в операционной гаснет свет. А свет в операционной нужен не только для освещения: больной дышит с помощью аппарата, который без электричества – кусок металлолома. Анестезиолог дышит за аппарат в трубку, а я стою и молюсь. Это была первая моя молитва от всего сердца. «Господи, помоги! Покрещусь, Господи! Завтра же! Только не оставь меня!». Через сорок минут дают свет, но что это были за минуты!

Операцию мы сделали, все закончилось благополучно. Больной выписался в полном здравии. Ну а я о своем обещании Господу подзабыл.

Через два месяца опять поступает тяжелый больной. Давление верхнее 60, нижнее не определяется. Вот тут-то я вспомнил о своем обещании… «Господи, виноват перед Тобою! Помоги, Господи! Спаси и сохрани!» Кому рассказываю из своих начальников-хирургов, никто не верит, что такие больные выживают. Мы в тот день из брюшной полости убрали и опять перелили больше трех с половиной литров кровушки (у человека всего ее пять литров). Мне не верят, говорят, что я неправильно считал… А у меня как сейчас перед глазами в ряд девять пустых бутылок по 400 миллилитров.

Я впервые встретился с чудом.

Что ж, вы думаете – я покрестился? Ага, через два с половиной года, когда за мое непослушание Господь меня наказал так крепко, что сейчас ничего не исправишь… И наказывал, и чудеса являл – и все напрасно, потому что окаменело сердце…

А чудеса случаются в моей практике постоянно. Мои неверующие коллеги называют это ужасным словом – казуистика. Но Господь, несмотря на мое упрямство и окаменевшее сердце, укрепил меня в вере, и я теперь ни шагу не делаю в операционной без молитвы – и больные, казалось бы совсем безнадежные, идут на поправку. Своим покровителем считаю Святителя Луку (Войно-Ясенецкого), которому молюсь за своих больных и благодаря которому я все-таки пришел к вере. Святителю Луко, моли Бога о нас!

Последняя соломинка

И еще один случай из моей непродолжительной врачебной практики.

Поступает солдат, со слов, проглотил иголку. Жалоб не предъявляет, замкнут, несколько агрессивен, мотивы поведения скрывает, но что-то меня насторожило. Ладно, думаю, узнаю, что ты за фрукт, познакомимся поближе. На рентгене в кишечнике видны два металлических предмета, предположительно швейные иглы. Нужно с прискорбием сказать, что подобное в современной российской действительности случается в двух местах: в армии и на зоне. Как правило, ребята, которые глотают острые предметы, ничего плохого с собою делать не собираются, а просто пытаются привлечь к себе внимание. Всю нехитрую технологию описывать не буду, чтобы не «рекламировать», скажу лишь, что в результате больному обезпечены масса внимания и пара недель отпуска от тягот и лишений военной службы. Если не случится беды…

Конечно, с такими людьми надо серьезно заниматься как психологам, так и психиатрам, но, повторяю, серьезный вред своему здоровью при соблюдении определенной «технологии» они могут нанести разве что по неосторожности. Но этот солдат маленько просчитался – и остался с иголочкой один на один. Был у меня и такой пациент, я ему, извините за подробности, иголку из прямой кишки вытаскивал. Так это ему вправило мозги лучше всякого психиатра. У парня тогда был вид такой, что он впредь не только иголки в руки не возьмет, а будет обходить медицинские учреждения десятой дорогой.

Но вот этот только что привезенный солдатик меня насторожил, почуял я недоброе. Уж очень был он напряжен. Взъерошенный весь, как воробей перед битвой с сорокой.

Давай его расспрашивать: как зовут, откуда родом, кто родители. Отвечает сквозь зубы, взгляд исподлобья. Ладно – зайду с другой стороны, с какой не ожидает.

Спрашиваю: «Крещеный?» Он, не ожидая такого вопроса, аж рот открыл от удивления. «Крещеный», – отвечает. «Крест носишь?» Показывает, доставая из-за пазухи, алюминиевый крестик на веревочке. «И что ж это, брат, тебя заставило такую глупость совершить?»

Поведал он свою нехитрую историю, одну из многих. Чаще всего солдаты служат нормально, не без тягот и лишений, конечно, но без издевательств. А бывает, к сожалению, и по-другому. Новичков после учебки старослужащие порой начинают проверять на «профпригодность». Принести чего, достать, украсть по мелочи; бывает, до того изощряются, что в знойную летнюю ночь заставляют стоять над «дедом» и изображать кондиционер. Да мало ли всяких занятий, которыми можно озадачить молодого бойца. Одни соглашаются на все эти «роли», теша себя надеждой, что уж через год-полтора наступит и на их улице праздник. Другие пытаются заявить о своих правах, но не всегда выдерживают давления, порой ломаются и присоединяются к первой категории. А вот третья категория держится до конца… Хорошего или плохого.

Сережа (назовем его так) принадлежал к третьей категории. И сейчас, сидя на стуле, он без конца повторял, что если у него ничего не получится с иглой, то он попробует другой, самый радикальный способ… Я растерялся: понял, что не имею ни сил, ни знаний, ни умений, чтобы помочь парню. Но еще более страшно сделалось от мысли, что если я сейчас ему не помогу, то… У меня все похолодело внутри. Я уже не помню, что конкретно говорил ему. Напомнил и про мать, которая ждет его из армии, и про девушку, про жизнь, которая еще вся впереди. Только все мои слова наталкивались на стену, которую он выстроил между нами. Все без толку.

Ну, думаю, остался последний шанс. Правда, я представить себе не мог, как он отреагирует на мою последнюю соломинку:

– А ты знаешь, Сережа, что если ты совершишь ЭТО, тебя ожидает в последующем незавидная участь.

Он от удивления второй раз за наш с ним разговор поднял глаза. Ну, думаю, пока он раскрылся, нужно дальше атаковать.

– Ты думаешь, если покончишь с собой, придет конец всему? Нет, ты глубоко заблуждаешься, это будет только начало, начало конца… Вечная мука…

И сколько было у меня знаний по такому вопросу, все вывалил на голову бедного Сережи. Только, думаю, не переусердствовать бы, а то совсем загоню парня в уныние.

– Сережа, всю эту ерунду про безвыходность и прочее тебе напевает отец лжи, сатана. Выход есть, этот выход – Господь Бог наш Иисус Христос. Он распялся за нас на кресте, за нас и за наши грехи. И теперь сатана при одном упоминании Его имени бежит прочь, а если ты еще и наложишь на себя крестное знамение, то все его чары рассеются. (Уф-ф-ф, сказал я про себя, если бы это всегда было так просто…).

Сережа с недоверием на меня посмотрел.

– Крестное знамение на себя накладывать умеешь?

– Мать показывала.

– А сам накладывал?

Сережа промолчал.

– Ладно, давай попробуй.

Сережа неуверенно, неумело, но правильно наложил на себя крестное знамение.

– Вот молодец, теперь рогатый над тобой силы не имеет, но это пока, а чтобы закрепить наш успех, опять наложи на себя крест и скажи: «Господи, помилуй».

Опять недоверчивый взгляд серых глаз исподлобья.

– Давай, давай, не стесняйся.

– Господи, помилуй, – пробубнил Сережа. И тяжело свалился на стул, как будто перетащил 50-килограммовый мешок на пятый этаж. Э-э-э, братец, да для тебя молитвенный труд будет потяжелее физического. Ладно, думаю, справимся с Божией помощью.

– А теперь, Сережа, я тебе напишу молитвы. Как найдет на тебя тоска зеленая, знай – это бесы подступают, вот чтобы отогнать их, читай и крестись. Понял?

Ответом было глухое молчание. Ладно, на все Воля Божия, парню надо переварить полученную информацию, а у меня по крайней мере совесть будет чиста: все, что мог, сделал. Я написал на бумажке Иисусову молитву и «Богородице Дево, радуйся» и протянул ему. Он молча взял, прочитал, посмотрел на меня из-под бровей:

– Я могу идти?

– Если больше сказать нечего, тогда иди.

Еще немного помолчал, встал и пошел к двери. Дойдя до нее, повернулся и с ехидной улыбкой спросил:

– Ну а дальше-то что?

У меня все и рухнуло внутри. А Сережа тем временем уже вышел из кабинета.

Положил я его в отдельную палату, медперсонал наблюдал за ним день и ночь. Сначала он вовсе не выходил из палаты, потом, вижу, с ребятами сидит в холле, телевизор смотрит. Ну, думаю, если интерес к внешнему миру появился – значит, дело идет на поправку. Слава Богу!

Пролежал он недели три. Иголка благополучно вышла, приехали за ним представители части, я им во всех красках описал историю Сережи. На что они озабоченно покивали головами и уверили меня, что примут меры.

У этой истории было неожиданное продолжение. Месяцев через пять после выписки из отделения Сережи проходил лечение в госпитале психолог из Сережиной части. Мы с ним разговорились, и разговор как-то сам собой перекинулся на случаи суицида в войсках. Я поинтересовался, какие существуют методы работы с такими людьми – кроме, разумеется, увольнения из армии. Психолог мне рассказал, что один из главных методов – это смена коллектива.

«Вот недавно был совсем запущенный случай. Солдат молодой, три попытки суицида, да вот он и у вас в госпитале лежал». – «А как звать? Случаем не Сергей?» – «Да-да, Сергей М., он как от вас выписался, пытался вены вскрыть – не сумел, рука у него дрогнула, что ли, да и из петли чуть живого вытащили, в городской больнице откачивали».

У меня сердце замерло.

«Да не переживайте вы, все в порядке, живой, здоровый он. В психиатрическом отделении мест нет, так мы его пока в Г. отправили, там маленький батальон стоит, всего десять солдат, все на виду. Так что все нормально. А вот вы мне скажите…»

Офицер что-то говорил, но я уже его не слышал. Только в ушах звенело название населенного пункта, в котором теперь проходил службу Сережа.

Неисповедимы пути Господни. Слава Богу за все! Теперь я был спокоен за Сережу. Почему, спросите вы? Да потому что в Г. находится единственный на 500 километров вокруг мужской монастырь. Ведь если Господь отвел от Сергея две смерти и привел его в Г., значит, это – Промысл Божий. Не пропадет теперь парень. Жив Господь Бог!