Шарден. «Рисовальщик» |
Поэтому когда сталкиваешься с людьми, отвергающими эти основные, базовые представления, не сразу находишься, как им возразить. Представьте себе человека, который настаивает на том, что мочиться в лифте — его неотъемлемое право; что всякий, кто его оспаривает, есть нацист/ сталинист/ инквизитор/ мракобес, и что он сам, назло врагам свободы, просто обязан мочиться в лифте, потому как запрет на это отважное действие приведет к установлению в стране мрачной клерикальной диктатуры, шариата саудовского образца, фашизма и костров инквизиции.
Именно в таком затруднительном положении оказываешься, пытаясь что-то возразить устроителям выставки «Запретное искусство»; сама выставка прошла уже некоторое время назад, сейчас продолжаются вызванные ей споры и судебные разбирательства.
Недавно я увидел фотографии ее экспонатов; икона Богоматери, с проемами, заполненными черной икрой вместо ликов, Распятие с орденом Ленина на месте лика Спасителя и другие подобные произведения. Почему это может именоваться «искусством» — непонятно. «Художниками» обычно называются люди, создающие художественные произведения; люди, которые ничего не создают, а только уродуют то, что создали другие, должны бы называться каким-то другим словом.
Средневековый художник желал обратить внимание зрителей на Бога; он изображал события истории спасения. Создание иконы, фрески или картины было исповеданием веры, актом послушания истине. Преп. Андрей Рублев, Джотто, или Ян Мемлинг не занимались самовыражением; они выражали в красках истины веры. (Замечу в скобках, что их помнят, их работами восхищаются спустя столетия; кто будет помнить «Запретное искусство» через 15 лет?) Потом произошло определенное смещение — художники стали уделять больше внимания красоте тварного мира, человеческого тела, плодов, деревьев и облаков. И в этом можно найти нечто доброе — художник помогал зрителю увидеть мир по-другому, почувствовать красоту, которую тот раньше не замечал. Постепенно, однако, дело дошло до того, что художники (или люди, себя к таковым относящие) поставили своей целью привлечь внимание к себе — причем любой ценой. В наше время нам предлагают почтить званием «людей искусства» людей крайне неискусных — неискусных в самом обычном, традиционном смысле, не умеющих обращаться ни с карандашом, ни с кистью; людей, предлагающих общему вниманию поделки, которые может составить любой школьник-второгодник, вооружившись ножницами и клеем.
От нас при этом ожидают, что мы не только согласимся считать их художниками, но и признаем за ними некий сверхчеловеческий статус, право пренебрегать моральными и культурными нормами, очевидными для всех остальных. Как пишет известный современный галерист Марат Гельман, «Художник всегда прав…. Когда у тебя есть сверхзадача, ты считаешь, что ты имеешь право на многое. Например, в фильме милиционер, который гонится за преступником, легко разбивает чужие машины. Почему? Потому что у него есть великая цель. Он хочет поймать преступника и для достижения этой цели позволяет себе преступить закон. А если любой обыватель это делает, то сразу скандал, арест».
Но в чем «сверхзадача» такого рода «искусства»? Какое послание передает автор? Такого послания просто нет; король гол. Раньше художник говорил — посмотри на волхвов, явившихся поклониться Младенцу; потом — посмотри, как солнечный свет играет в листве; авторы нынешних «инсталляций» говорят «посмотри на меня»; они визжат, кричат, кривляются, все только затем, чтобы привлечь внимание к себе. Характерен пример с «художником» Александром Бремером, который совершил акт публичной дефекации перед картиной Ван Гога.
Все это представляло бы очень ограниченный интерес — мало ли на свете людей с огромными притязаниями и скромными талантами. Однако некоторые «художники» избрали для своих игр православные святыни.
Дело тут даже не в оскорблении чувств верующих; дело в разрушении самых основании человеческой культуры. Как замечательно сказал Юрий Лотман, «культура начинается с запретов». Культура, благодаря которой мы живем в человеческом обществе, а не в джунглях, предполагает множество «нельзя» — от «не убий» до «не смей мочиться в лифте». Среди этих «нельзя» – «не глумись над Распятым». Люди, которые занимаются демонстративным нарушением самых глубоких «нельзя» которые есть в нашей культуре, эту культуру разрушают. Не случайно большевизм известен своим яростным богохульством; для того, чтобы разрушить цивилизацию, надо глумиться над ее святынями.
Разрушение моральных и культурных норм очень быстро бьет по самим разрушителям — как и по обществу в целом. Вспомним «разгромленную» выставку «осторожно, религия». После того, как несколько молодых православных разрушили ее «экспонаты», негодованию прогрессивной общественности не было предела — «погром!», «вандализм!». Но «художники» это не те люди, которые могут тут негодовать. Ведь эти молодые алтарники — тоже своего рода художники; если устроение инсталляций есть священный и неприкосновенный акт художественного самовыражения, то и их разрушение надо считать художественным актом. Молодые люди совершили то, что в артистической среде называется «перформансом». Они имеют такое же право на художественное самовыражение, что и устроители выставки, а всякого, кто попробует их ограничить, мы обвиним в попытках введения цензуры и заклеймим фашистом-сталинистом-мракобесом-инквизитором. Вам не понравился перформанс? Это Ваши проблемы, кто же виноват, что Вы так невежественны в современном искусстве. В самом деле, несколько непоследовательно настаивать на том, что «художник» имеет право на всякое безобразие и хулиганство, а потом возмущенно кричать «безобразие!» «хулиганство!». Вы имеете право на художественное самовыражение, и Вам нет дела до того, что кого-то это больно задевает? Хорошо, но тогда другие тоже имеют право на художественное самовыражение, и им тоже нет дела до того, что Вас это больно задевает. Когда люди настаивают на своем праве раздавать «пощечины общественному вкусу», а потом страшно удивляются и негодуют, сами получив пощечину, это просто инфантилизм. «Художник всегда прав?» Отлично, я тоже художник. Если права есть, они есть у всех.
Один из сторонников выставки, Сергей Зенкин, заметил: «Есть разные святыни, и одни вызывают к себе желание ернически издеваться над ними, а другие такого желания не вызывают. Скажем, никому не придет в голову издеваться над памятью жертв лагерей – гитлеровских, сталинских – неважно. А вот в отношении религии почему-то возникает такое желание». Он ошибся; с циничными шуточками на тему Холокоста легко столкнуться в интернете; отпускают их люди того же психологического типа, что и авторы выставки, только других политических пристрастий. В самом деле, если можно насмехаться над Распятым, почему бы не понасмехаться над отравленными газом? Ломая моральные запреты, «художники» ломают их не только в отношении ненавистного им христианства; они ломают их в отношении всего. Православным людям не придет в голову посмеяться чьей-то лютой смерти — но мы, увы, живем в обществе, во многом оторвавшемся от православных корней. В нем пример, показанный выставкой — над всем глумиться, над всем издеваться — может быть воспринят с энтузиазмом, который ужаснет самих «художников».
Конечно, возможности православных — и всех остальных — угощать «художников» их же фирменным блюдом, неизбежно ограниченны. Ни один оскорбленный православный не станет устраивать, например, художественную выставку, на которой будет изображать матушку художника в непотребном виде. Мы никогда не будем делать некоторых вещей. Мы поддерживаем ту самую культуру запретов, которую «художники» старательно разрушают. В конце концов, это в интересах самих «художников».