Илия Минятий ПРОПОВЕДИ

Уже хорошо и то, если есть в мире люди, которые жалеют несчастного, – обыкновенно люди сбегаются только на счастье. Несчастный человек всегда одинок, ему не помогают ни друзья, ни родные. Но если он находит сочувствующее сердце и помогающую руку, это для него величайшее утешение в бедствии и все счастье среди несчастья. Достоин был сожаления тот расслабленный иерусалимлянин, который 38 лет лежал у Овчей купели; ему ни один человек не помог, не взял его, не поднял и не погрузил в те целительные воды. Господи, человека не имам, говорил он Иисусу с глубокой скорбью, да егда возмутится вода, ввержет мя в купель (Ин. 5, 7). Лучшая участь постигла сегодняшнего расслабленного из Капернаума: он нашел четверых, которые подняли его, многих, которые сочувствовали ему, принесли его в дом, где, как говорили, Иисус Христос наставлял словом истины бесчисленное множество народа. И приидоша к Нему носяще разслабленна... носима четырми. Какую великую любовь к ближнему и веру в Христа имели эти люди! Не будучи в состоянии войти через двери, которые были загорожены многочисленным собранием слушателей, они раскрывают кровлю дома и оттуда спускают расслабленного к ногам Божественного Исцелителя, чтобы Он увидел его, сжалился и исцелил. И действительно, Он увидел его, сжалился над ним и исцелил. В этом событии обратите особенное внимание, христиане, на два обстоятельства: страдание болящего и силу Врача. Вот об этих двух главных предметах, именно: о тяжести болезни, то есть греха, и легкости исцеления, т. е. прощения, и буду сегодня говорить. Слушайте внимательно, чтобы извлечь себе пользу.

Люди не могут как следует понять, как тяжел грех, хотя об этом было говорено и святыми отцами Церкви, и учеными богословами. Ничто так легко не совершается, но и ничто так трудно не понимается, как грех. В этом-то и заключается причина того, что мы легко согрешаем и трудно каемся. Грех, христиане, есть тяжелый недуг, и это по двум причинам. Во-первых, в отношении к величию Божию, которое оскорбляется, и во-вторых, в отношении к расположению человека, который согрешает. Я объясню и то, и другое, дабы ты понял величие Божие. Я не желаю объяснять тебе (насколько это возможно для человеческого ума), что такое Бог: говорить тебе, что Он есть совершенное Бытие, совершенное Благо, совершенная Премудрость, создавшая из несущего все видимое и невидимое; что Он есть Вседержитель, Царь, Которому повинуются небо, земля и ад; что Он тот страшный Судия живых и мертвых, Которого приснословят ангелы, Которому поклоняются человеки, пред Которым трепещут демоны и Которого почитает вся тварь. Вот что только я скажу тебе: Бог есть тот многомилостивый твой Благодетель, Который из глины, какой ты был, создал тебя по Своему образу и подобию, даровал тебе жизнь и душу, Который из любви к тебе, став человеком, страдал, умер на кресте, пролил Свою кровь, чтобы искупить тебя. Говорю тебе: Он твой человеколюбивый Отец, Который сделал тебя сыном по благодати сыноположения в святом крещении, дал тебе драгоценное наследие – сокровища тайн Церкви Своей и поставил тебя наследником Царства Своего Небесного. Может ли быть благодеяние больше этого? Ты грешишь и своим грехом оказываешь неблагодарность своему благодетелю и Отцу. В тот час ты забываешь Его благодеяния, отвергаешь Его любовь, попираешь Его кровь, презираешь Евангелие. Представь себе, как посмотрит на эту неблагодарность Бог, Благодетель и Отец, Который так любил тебя и оказал столько милостей? Говорят, когда Юлий Цезарь увидел убийц, пришедших в Сенат, и между ними заметил Брута, которого любил, как сына, он сказал: «И ты, сын мой?» С такими словами он закрыл лицо свое плащом, чтобы не видеть неблагодарности, которая для него была ужаснее самой смерти. Князи [людстии] собрашася вкупе на Господа и на Христа Его (Пс. 2, 2). Иудеи, еретики, нечестивцы, неверные, богоборцы вооружаются против Бога и Его Единородного Сына Иисуса Христа, воюют против Его Евангелия, оскорбляют Его имя. Христианин, согрешая, ты соглашаешься с ними. Действуешь заодно с иудеями, когда твое корыстолюбие увеличивает проценты, когда обижаешь бедного, отнимаешь чужую вещь. Действуешь заодно с агарянами, когда ради скотской похоти прилепляешься к мерзости плотских вожделений. Соглашаешься с еретиками, когда твой дерзкий язык богохульствует и произносит проклятия, лжет, осуждает, обвиняет ближнего. Бог видит тебя и говорит: «И ты, чадо?»

Итак, что же такое грех? Христиане, грех есть безмерное зло, крайняя неблагодарность к Богу, и что хуже всего, неблагодарность, совершаемая перед очами Его. Брат мой, хулить Бога открыто, кажется, такое тяжкое дело, что, по-видимому, человек не может совершить его. По словам учителей Церкви, такое дело свидетельствует о том, что мы в тот час ненавидим Бога и делаемся Его врагами. И так, как Бог достоин беспредельной любви, то и наша вражда к Богу является беспредельной; и так, как Бог есть совершеннейшее благо, то и отвращение Божие от нас бесконечно. Вот к чему приводит грех, оскорбляющий Бога. Но не кажется ли вам невозможным, чтобы человек был так дерзок против Бога? Проданный братьями и купленный какими-то измаилитскими купцами, Иосиф был продан в Египет Потифару, начальнику дворцовой стражи фараона. По милости Божией он поставил Иосифа своим домоправителем и отдал в его власть все свое имущество. Так как Иосиф был очень красив по наружности, то жена Потифара тотчас обратила на него свой взор, возгорелась сатанинской любовью. Знаете ли, что отвечал скромный Иосиф на просьбы, обещания и обольщения египетской Евы? Я, сказал он, был рабом, и твой муж, а мой господин, выкупил меня; я был беден, он обогатил меня; я был чужеземцем, он вверил в мои руки все свое имущество, кроме жены своей. Все это есть милость Бога, Которому я поклоняюсь. Разве возможно оказать такую неблагодарность моему владыке? Совершить такой грех перед Богом. Како сотворю глагол злый сей и согрешу пред Богом? (Быт. 39, 9) Иосиф, подумай хорошо о своем рабском состоянии, о своей выгоде, подумай о том, что ты молод, красив; а ведь молодость и красота – два сильных повода к оправданию в подобных искушениях. Ты раб, и если согласишься, все счастье твоего владыки обратится к тебе. Но како... согрешу пред Богом? – «Подумай, что если предлагаемую любовь она обратит в ненависть, ты погиб; если не выполнишь ее желания, бойся ее клеветы; если отвергнешь ее объятия, жди тюрьмы». – Я обо всем этом подумал, но како... согрешу пред Богом? Разве это кажется тебе так невозможным? Ведь все останется в тайне, этого никто не увидит, никто не станет расследовать сего. Я это знаю. Но меня видит и судит Бог, Которому я служу. Итак, на что же ты решаешься? Пусть она гневается на меня, клевещет, пусть бросит меня в темницу, осудит на смерть, все это я могу вынести. Но как я могу оскорбить Бога моего? Это кажется мне совершенно невозможным. Како... согрешу пред Богом? Братья, Иосиф предпочел потерять свое счастье, утратить свободу, подвергнуть опасности жизнь. И знаете ли, однажды эта порочная женщина, застав его одного, схватила его одежду и повлекла к себе, но он оставил одежду и убежал от греха, ибо считал невозможным, чтобы человек оскорбил Бога. Како... согрешу пред Богом? Я хочу сказать, что оскорблять грехом Бога, это такое великое зло, что кажется делом невозможным.

Невозможно желать ненавидеть Бога, Который достоин бесконечной любви, желать отвержения от Бога, этого бесконечного Блага. А «отчуждение и отвращение Божие, — говорит Златоуст, — для падшего тягостнее ожидаемых за гробом наказаний». Мука еще до мук – разве это не есть великое несчастье? Я хотел бы дать вам понять, как беспредельно это зло. Богословие учит нас, что Бог, имея по природе Своей все совершенное блаженство, не может быть причастен печали. Но если бы Бог мог печалиться, то печаль, причиняемая человеческими грехами, была бы гораздо больше той радости, которую доставляют Ему добродетели стольких святых мужей, все воздержание преподобных подвижников, вся кровь мужественных мучеников. Не беспредельное ли это зло, если оно может причинять бесконечное страдание Существу, по природе блаженному? Но если Бог (Сам по себе) не может скорбеть, то Он мог скорбеть как Богочеловек, когда, борясь в саду Гефсиманском, сказал: Прискорбна есть душа Моя до смерти (Мф. 26, 38). Это Он говорит, как объясняют все учители Церкви, не потому, что боялся страданий, смерти, заушений, бичеваний, креста, мук крестных и позора, а потому, что тогда Он взял на рамена Себе всемирный грех, чтобы пойти пригвоздить его к кресту. Это была такая великая тяжесть, что у воплощенного Сына Божия выступил кровавый пот и Он скорбел до смерти. Прискорбна есть душа Моя до смерти. Значит, это была беспредельная тяжесть.

С другой стороны, бесконечное зло есть лишение Божественной благодати. Что значит потеря Божественной благодати? Нет достаточных слов, чтобы изъяснить ее, нет слез, чтобы оплакать ее. Душа составляет всю сущность человека, а благодать Божия – всю сущность души. Что для нашего глаза солнечный свет, то же для души благодать Божия: ею душа просвещается, освящается, обожается. «Что для бытия чувствен-ного солнце, то же для разумного – Бог (богословствует Назианзен). То освещает видимый мир, Этот – невидимый. Первое воздействует на чувственное зрение, как подобает солнцу, Бог – на разумные естества, боголепно». Душа, облеченная боготканой одеждой Божественной благодати, когда она очистится водой крещения или слезами покаяния, – есть самое прекрасное, что только может видеть на земле Бог, самое угодное, что только может Он любить. Моровая язва не причиняет такой гибели, молния – такого разрушения, какой вред причиняет душе грех, когда лишает ее Божественной благодати.

Обратите внимание на два образа: один денницы на небе, другой Адама на земле. Чем был денница с благодатью Божией? Главой блаженных духов, светлой звездой, сиявшей в раю. Во что же он превратился, утратив Божественную благодать? В ангела тьмы, страшного змия, ниспавшего с великой славы и осужденного вечно гореть в огне мучения. Како спаде с небесе денница восходящая заутра? (Ис. 14, 12), — оплакивает его падение Исаия. Чем был Адам с благодатью Божией? Одушевленным образом и подобием Божиим, царем всех подлунных тварей, наслаждавшимся бесконечной радостью и бессмертной жизнью. Чем же он стал, потеряв Божественную благодать? Рабом смерти, наследником проклятия, как бы неразумным животным, — приложися скотом несмысленным и уподобися им (Пс. 48, 21). Что такое душа с благодатью Божией? Это невеста Божия, подруга ангелов, наследница рая, царица, украшенная всем богатством Божественных даров. Чем же становится душа, когда потеряет благодать Божию? Поношением для ангелов, изгнанницей из рая, нищей, пленницей дьявола. Возможно ли, чтобы человек желал причинить себе такое несчастье?

Среди друзей императора Августа был один римский вельможа, которому император доверил однажды какую-то тайну. Тот (в свою очередь) доверил ее жене; а она передала ее другим женщинам, так что секрет стал известен всем. Услышал об этом император, призвал своего друга и, обличив в несоблюдении тайны, сказал ему, что он более недостоин его милости и дружбы. Он устыдился, затрепетал и опечалился так сильно, что, придя домой и упрекнув жену, схватил нож и зарезался. Тем же ножом зарезалась и жена. Так они оба понесли одинаковую кару за одинаковую вину. Вот они как сильно опечалились, что утратили дружбу цезаря, а мы совсем не жалеем, когда теряем благодать Божию. О, когда мы грешим, лучше бы свет солнца исчез из наших глаз, лучше бы земля разверзла бы свои уста и поглотила нас живыми, чем терять такое сокровище! Потерять дружбу цезаря, земного царя, для человека великое несчастье, но не полное, ибо эта дружба не есть высшее благо для людей. Но утратить благодать Божию, а вместе с ней и жизнь, и душу, землю и небо, вечную славу, утратить навеки Бога, утратить все – это беспредельное зло, ибо Божия благодать есть высшее благо.

Но и, кроме этого, существует еще иное зло, также бесконечное. Какое же? Осуждение, наказание за грех, т. е. вечные мучения. Христиане, если бы Бог за один грех определил заключение на сто лет, это было бы терпимо, ибо сто лет пройдут. Если бы Он восхотел определить изгнание на тысячу лет, пусть будет так, ведь тысяча лет кончится. Если бы Он определил муку на миллионы лет, и такая мука когда-нибудь окончилась бы. Но мука вечная, нескончаемая, мука, которая никогда не пройдет! Это такая страшная вещь, что если бы мы в нее хорошо вдумались, мир должен был бы исчезнуть для нас, а мы должны были бы убежать в пустыню и плакать там всю свою жизнь. Бог определил вечное мучение для наказания греха. Это догмат веры: идут сии, т. е. грешники, в муку вечную (Мф. 25, 46), говорит Христос. Бог в преисподней печи возжжег тот неугасаемый огонь, уготованный дьяволу и ангелам его, чтобы заключить в нем нераскаянных грешников. Знаете ли, где находится грешник, пока он не раскаивается? У самого устья той печи; он держится на одной слабой только нитке, т. е. сей временной жизни, обреченной на естественную, насильственную или внезапную смерть. Если эта нитка порвется, он упал, упал, чтобы мучиться вечно без надежды на спасение. Когда на небе гремит гром и блещут молнии (чтобы не сказать большего), а он, непотребный плотоугодник, предается похоти, Боже мой, в какой опасности находится тогда эта несчастная душа! Какой-то мудрец не хотел никогда путешествовать, ибо говорил, что жизнь мореплавателя отстоит от смерти только на три пальца, на толщину корабельной доски. Как же далека от вечной муки душа нераскаянного грешника? На одно мгновение. Может ли человек представлять себе вечную муку и в то же время совершить какой-нибудь минутный грех? «Нет, — отвечает божествен-ный Златоуст, — памятование геенны не дает впасть в геенну». О, если бы я хорошо держал в памяти, что в то мгновение, когда грешу, я тотчас делаюсь достойным вечных мук, тогда бы и я, как Иосиф, сказал: Како сотворю глагол злый сей и согрешу пред Богом?

Итак, грех есть бесконечное зло ввиду того, что он оскорбляет Бога, Который есть высочайшее Благо, что лишает человека бесценной Божественной благодати и приводит к вечной муке. Есть ли зло, более тяжкое, чем это? Как же оно излечивается? Одним только, что говорит твой духовный отец: «Чадо, отпущаются тебе греси твои». Да возможно ли это? Так учит вера. В силу той власти, которую Христос в лице апостолов даровал всем священникам Своей Церкви, – елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небесех (Мф. 18, 18), – каждый духовный отец имеет право прощать все грехи. Существует ли исцеление, более легкое, чем это?

Теперь я с тобой, грешник, хочу беседовать, хочу спросить тебя, почему ты не каешься как можно скорее? С одной стороны, ты одержим величайшим недугом, какой только может себе представить человеческий ум, с другой – тебе предлагается легчайшее исцеление, какое может подать Бог. Вот послушай. Князь сирийский Нееман, человек сильный, знаменитый богач, заболел проказой по всему телу. С большой свитой он пошел к пророку Елисею. Он уже достиг его дверей, когда Елисей послал сказать ему: Шед измыйся семижды во Иордане, и возвратится плоть твоя к тебе, и очистишися (4 Цар. 5, 10). Нееман разгневался на эти слова. Как, сказал он, так легко пророк совершает такие чудеса; почему он не поспешил встретить меня и не совершил молитвы? Почему он не положил руки на меня, чтобы очистить меня от проказы? Разве хуже реки Дамаска? Не благи ли Авана и Фарфар реки Дамасковы паче Иордана и всех вод Израилевых? (4 Цар. 5, 12). Так сказал разгневанный Нееман и уже решил уйти. Тогда слуги сказали ему: «Господин, если бы пророк для исцеления от проказы велел тебе совершить что-нибудь великое, истратить все свое богатство, уйти далеко, до пределов земли, на поиски рек и ключей, тогда бы ты не стал этого делать. Но почему ты не хочешь исполнить это его столь легкое приказание – омыться в Иордане без труда и расходов. Есть ли недуг более отвратительный, чем проказа? Что может быть легче для исцеления, как не купание?» Аще бы велие слово глаголал пророк тебе, не бы ли сотворил еси? А яко рече к тебе: измыйся, и очистишися (4 Цар. 5, 13). Этим они убедили его.

Нееман омылся и очистился. То же я говорю и тебе, брат христианин. У тебя не проказа, а грех столь великий, за который спал денница с небес. Грех столь великий, за который изгнан Адам из рая, за который Бог послал потоп и покрыл землю, грех, которым ты оскорбил Бога, лишился благодати и потому стал достоин вечной муки. Если бы для прощения этого греха Бог сказал тебе, иди, подвизайся в слезах всю свою жизнь, или пойди на страдания за имя Мое, ты этого не стал бы де-лать? Аще бы велие слово глаголал... тебе Бог, не бы ли сотворил еси? Нет, ты должен был сделать и это с радостью: вместо того чтобы мучиться вечно в аду, лучше немного помучить себя в подвигах; вместо того чтобы вечно жить в муках, лучше однажды умереть в мучении. Но даже и этого Бог не повелел. Он заповедал самый легкий и краткий путь: иди, говорит Он, не на подвиги, не на мучения. Иди к священникам, таким же, как и ты, людям, перед ними открой свой недуг, расскажи свой грех. Они имеют всю власть прощать, всю силу исцеления. Что разрешат на земле, то будет разрешено на небеси. Ты показываешь свою немощь, исповедуешь свой грех, и — о чудо! – как только духовник откроет уста свои здесь, на земле, чтобы сказать: Чадо, отпущаются тебе греси твои, – отпущаются тебе греси твои, говорит свыше и Небесный Отец. «Прощаю тебе», — говорит здесь, на земле, иерей, — «Прощаю тебе», — отвечает свыше Сын и Слово. «Разрешаю тебя», — определяет здесь иерей, и тотчас подписывает и утверждает это Дух Святой. О чудо, повторяю, при произнесении таких всемогущих слов это беспредельное зло уничтожилось, безмерная тяжесть спала, смертельное страдание исцелено, грех разрешен. «О, великое человеколюбие, о, безмерная благость, — возглашает божественный Златоуст, — Бог оправдывает грешника в тот же час, как только он исповедует свой грех и даст обещание на будущее время». Есть ли другой, столь же великий недуг, как грех? И есть ли исцеление, более легкое, чем это прощение? Христианин, если бы Бог повелел тебе для получения прощения совершить другое какое-нибудь трудное дело, ты бы этого не сделал. Теперь Он велит тебе совершить такую легкую вещь, и ты не делаешь? Аще бы велие слово глаголал... тебе, не бы ли сотворил еси? А яко рече к тебе: шедше покажитеся священником (4 Цар. 5, 13; Лк. 17, 14), — не сотвориши ли? Одно из двух: если ты хочешь это сделать, нужно сделать поскорее, а если не хочешь сделать теперь, то это признак, что ты не хочешь делать совсем.

В сегодняшнем повествовании о расслабленном я заметил одну вещь, которая и в наше время случается почти каждый день. Пришел однажды Иисус Христос в Капернаум и, войдя в какой-то дом, стал поучать. Услышал народ, что Он поучает, и сбежался в таком громадном количестве, что нельзя было протиснуться даже к дверям. И как не прибежать, как не слушать тех божественных слов, слов Богопознания и вечной жизни? Жаждущая лань так жадно не бежит к воде, как толпы стремились насытиться проповедью Спасителя. И слышано бысть, яко в дому есть. И абие собрашася мнози, якоже ктому не вмещатися ни при дверех; и глаголаше им слово (Мк. 2, 1–2). Тогда четверо на руках приносят к нему расслабленного. Заметьте, чтобы грешная душа пошла к духовному врачу для получения прощения от грехов, ее должны поддерживать четыре добродетели. Во-первых, вера, чтобы он без колебаний верил, что с помощью исповеди получит прощение; во-вторых, любовь, чтобы он любил Бога и ближнего, любил Бога, возненавидев все свои прежние страсти, ближнего, прощая ему всякую вину; в-третьих, надежда, чтобы он твердо надеялся на благодать и помощь Божию; в-четвертых, сокрушение, чтобы он поистине поболел за совершенные грехи.

Я заметил, что сегодняшний расслабленный болен двумя недугами: душевным – грехом и телесным – расслаблением. Христос исцелил его от обоих; сначала от болезни душевной: Чадо, отпущаются тебе греси твои (Мк. 2, 5), – а затем от болезни телесной: Востани, возми одр твой, и иди в дом твой (Мк. 2, 11). Когда Христос исцелил его душу, некоторые говорили: Что Сей тако глаголет хулы? (Мк. 2, 7) А когда исцелил тело, все удивились и прославили Бога — яко дивитися всем и славити Бога, глаголющим: яко николиже тако видехом (Мк. 2, 12). Значит, люди ни во что не ставят исцеление души и ценят только исцеление телесное. Заболеет ли кто-нибудь из вас, христиан, его постель окружают озабоченная и испуганная жена, опечаленные дети, там слуги и служанки, готовые к первому приказанию, там родственники и друзья, пришедшие для утешения и посещения. Этот больной, конечно, не святой; он – человек, облеченный в плоть и живущий в мире; кто знает, сколько грехов и каких у него на душе? Итак, он болен и грешен. Но если кто-нибудь скажет родным больного, что необходимо призвать духовника, чтобы он исцелил больного от грехов, им кажется, что он говорит оскорбительные слова. Что Сей тако глаголет хулы? Вся забота и рвение направлены к тому, чтобы позвать врача, и не одного, а нескольких, чтобы они применили все лекарства для исцеления тела. – Совершаются молитвы, молебны, раздаются милостыни. Для чего же? Никогда для того, чтобы Бог простил грехи больного, а только – чтобы даровал ему здоровье. Не так Христос поступил с сегодняшним расслабленным: сначала исцелил его от греха, а потом от расслабления, дабы мы поняли, что в болезнях должно сначала призвать духовника, чтобы получить прощение, а затем врача для излечения. Чего же мы боимся, если с самого начала придет духовник? Разве исповедь есть смертельный приговор? Телесная болезнь очень часто происходит от греха души. Исцелим сначала душу, и тогда излечится тело. Грех – это корень, а болезни – ветви; если сначала срубить корень, то сами собой упадут ветви. Но мы поступаем совершенно наоборот. И что же происходит? Мы ждем по-следнего часа, когда зло наиболее усилится, когда у больного уже нездоровы ни чувства, ни разум, когда он ничего не узнает и ничего не понимает. Тогда какую исповедь, какое исправление может принести этот несчастный? О, если бы это не было более, чем истинно, – именно, что большинство христиан умирают нераскаянными, ибо когда мы говорим им сначала призвать духовника, им кажется это оскорбительным. Что Сей тако глаголет хулы? Великое заблуждение! Разве душу не д€олжно предпочитать телу? Конечно. Когда заболеет тело, болеет и душа. С чего же мы начинаем лечение? С главного. С насмешкой говорят об одном живописце, который начинал портреты с ног и очень часто покрывал все полотно прочими членами тела, не оставлял места для головы. Какой смешной портрет! Что за недогадливый живописец! Ему нужно было начать с головы, чтобы сделать что-нибудь порядочное. Что я хочу этим сказать? Лечение нужно начинать с души, с самого главного, а потом уже думать о теле. Пусть сначала придет духовник простить грехи, сказать тебе: Чадо, отпущаются ти греси твои, а затем с благодатью и помощью Божией врач исцелит его от болезни: Востани, возми одр твой, и иди в дом твой.