Православие.Ru, 4 июня 2004 г. http://www.pravoslavie.ru/orthodoxchurches/40650.htm |
Преподобномученик диакон Аввакум |
Чем богоносней бывал народ, тем более дивные плоды приносил он в лице наилучших детей своих; и наоборот, чем больше плодов посылал народ в житницы Небесного Домовладыки в лице святых мучеников, тем богоносней и милей для Бога этот народ становился.
И наш многострадалный народ сербский, посаженый как «дерево при потоках вод» (Пс. 1, 3), приносил изобильные плоды «во время свое». На протяжении веков он наполнял и наполняет небесные житницы многоценными плодами, которые ничем ни хуже приношений остальных христианских народов. Кровь христианских мучеников обильно лилась с того времени, когда сербский народ был просвещен Святым Крещением, и льется до сего дня. Целые стаи святых душ, когда-то большие, а когда-то меньшие, воспаряли в Небесную Сербию, убеленные кровью Агнца и своей. Их число было особенно великим во времена всенародного страдания, как мы говорим, во время пятивекового турецкого рабства, когда Бог предал сербский народ, ради его грехов, в руки агарян, с тем чтобы тело его подвергалось мучениям, а душа очистилась. В это время сербский народ словно многоценными дорогими камнями украсился великим сонмом мучеников и новомучеников ... Мало тех, которых мы знаем по имени, а еще меньше тех, чей мученический подвиг описан в сербском мартирологе. Один их этих последних, чьему подвигу мы смиреннно покланяемся и чью память радостно празднуем, есть святой преподобномученик диакон Аввакум, который мученически пострадал от турок во время восстания Хаджи-Продана в 1814 году, вместе с остальными новомучениками».
Святой мученик Аввакум родился в 1794 году в Кнез Поле под Козарой. Отца его звали Гавриил, а мать Божаной. При Крещении родители дали ему имя Лепое. Первые уроки благочестия он получил в родительском доме от своей благочестивой матери, которая всем сердцем желала, чтобы ее единственный сын был посвящен на службу Богу. Когда мальчик подрос, мать повела его в монастырь Моштаницу, чтобы он учился там книгам. [1]
У ворот монастыря их встретил духовник обители отец Геннадий, который раньше был женат на тетке Лепое по отцу. Овдовев отец Геннадий принял монашеский постриг и привел с собой в монастырь своего сына Стояна. Подивившись красоте и благородству юноши, напоминавшего прекрасного Иосифа, отец Геннадий сразу же принял Лепое в святую обитель. Его добрая мать-вдовица не хотела расставаться со своим единственным сыном и осталась прислуживать при монастыре.
Монастырь Моштаница |
Но как часто бывает, что после тихого и солнечного дня приходит страшная буря, так и здесь, по попущению Божию, внезапно как для молодого диакона, так и для всей святой обители настали тяжелые испытания.
В 1809 году сербы Боснийской Краины, под влиянием восстания Карагеоргия в Сербии, поднялись на борьбу. Начался так называемый Янчичев мятеж, который был жестоко подавлен. Тяжелые и невыносимые обстоятельства сопровождавшие подавление мятежа вынудили многих сербов бежать в леса и горы или перебираться в Сербию, Хорватию или Славонию. Игумен Моштаницы Геннадий Шувак, принявший активное участие в мятеже с другими священниками и монахами, целых три года скрывался от глаз турок и в конце-концов в 1811 году вынужден был покинуть Боснию и монастырь Моштаницу, у пепелища которого он периодически совершал богослужения. Взяв с собой своего сына Стояна и только что принявшего сан Аввакума с его матерью, отец Геннадий чуть больше года он провел в Славонии. Затем они отправились искать прибежище по-спокойней и идя от монастыря к монастырю, добрались однажды до ворот Благовещенской обители в Трнаве в окрестностях Чачака. Игумен монастыря Паисий открыл им ворота и встретил их с большой любовью. Так как у него практически не было монастырской братии, то он принял скитальцев из Моштаницы с распростертыми объятиями. Святая обитель сразу же ожила согласным пением и красотой богослуженья. Но такая блаженная и богоугодная жизнь длилась короткое время.
После поражения восстания Карагеоргия в Сербии осенью 1813 года турецкие насилия превзошли всякую меру. Сербские головы скашивались как колосья. Земля от Дрины до Краины была покрыта трупами, которые некому было собрать и похоронить. Многие сербы бежали в горы и уходили в гайдуки. Народ страдал под немилосердным гнетом. Это заставило многих воевод и князей оставшихся в Сербии сложить оружие к ногам турок. Некоторые даже с помощью турок успокаивали народ, чтобы он не бунтовал. Дольше всех скрывался в лесах воевода Хаджи-Продан Глигориевич, но наконец и он сдался Муселиму Латиф-аге, после чего поселился в Трнавском монастыре. Духовник монастыря игумен Паисий пользовался большим авторитетом, так что его ценили и уважали даже турки. Приезд Хаджи-Продана, известного и испытанного воеводы, весьма обрадовал отца Паисия, а общность мыслей и чувств быстро сроднили их. Вскоре они решили снова поднять восстание, как только появится удобный момент.
В это время началась сильная эпидемия чумы, от которой особенно страдали жители городов. Расположенный на горе монастырь Трнава был избавлен от этой напасти, и вскоре чачанскому муселиму Латиф-аге пришло в голову переселиться в эту обитель вместе со своими слугами, имуществом и оружием. Теперь игумен Паисий и Хаджи-Продан были под непосредственным присмотром турок. Однако в начале сентября 1814 года неподалеку от Трнавы в монастыре Стенике все таки состоялась встреча сербских князей, воевод и духовенства, на которой присутствовали Хаджи-Продан, игумен Паисий, отец Геннадий Шувак и другие. На этой встрече и было принято решение поднять восстание. Воеводой восстания был избран князь Милош Обренович, а его помошником Хаджи-Продан. Клятву от имени восставших произнес пользовавшийся большим уважением игумен Паисий. Было решено, что восстание должно начаться на Крестовоздвижение 14 сентября 1814 года. Князю Милошу было отправлено письмо с призывом присодиниться к восставшим.
В то время как Латиф-ага отправился умиротворять окрестных сербов, его люди были разоружены и на Крестовоздвижение над Трнавой уже развивалось знамя восстания. Под началом Хаджи-Продана оказалось от двух до четырех тысяч человек. Поначалу некоторые князья, воеводы и известные люди стали активно присоединяться к восставшим, а сопротивление турок было слабым.
Тем не менее вскоре из Белграда на подавление восстания вышло болшое войско под командованием Наяч-паши Ибшира. Князь Милош незадолго до этого обещал Сулейман-паше в Белграде, что в Сербии будет спокойно, и отказался присоединиться к восставшим. Хаджи-продан был вынужден оставить Трнаву, ввиду невозможности организвать здесь достойного сопротивления.
Вскоре под Кничем произошла решительная битва. На одной стороне были турки и люди Милоша, а на другой Хаджи-Продан в нескольктими сотнями восставших. Сражение продолжалось целый день, так что его участники заночевали на поле битвы. Силы восставших иссякали, а большинство их вождей уже были схвачены, так что ночью они покинули поле сражения. Хаджи-продан с неболшим количеством людей перебрался в Срем, и восстание практически захлебнулось.
Но с этим народные страдания не прекратились. Турки постарались использовать роизошедшие волнения как повод для расправы над народом. Они хватали практически всех известных людей и особенно представителей духовенства, которые хоть каким-то образом были причастны к восстанию или находились под подозрением.
Сначала расправы прошли в Чачаке, из которого Джая-паша вывел в направлении Крагуевца целую колонну пленников закованных в цепи. Под Крауевцем он встретился с князем Милошем. Народу было объявлено, что все будут прощены, на что якобы имеется соответствующее распоряжение от Сулейман-паши из Белграда. Когда люди из окрестных сел пришли в Крагуевац, то и здесь повторилась страшная картина. Многие из пришедших сразу же попали в кандалы и присоединились к колонне измученных пленников из Чачака. Затем Джая-паша направился в Ягодину и учинил жестокую расправу и там. В Драгачево турки казнили 60 человек отрубив им головы, а еще сто отправили в кандалах в Белград. В окресностях Крагуевца турки схватили 86 самый известных людей и спустя несколько дней предали всех смерти.
Закованные пленники в несколько колонн были доставлены в Белград. В первой партии прибыли диакон Аввакум и игумен Паисий, отправленный Джая-пашой в качестве дорогого подарка своему визирю. За колонной пленников шли измученные матери диакона Аввакума и игумена Паисия - Божана и Синджелия. Прибывшие в Белград пленники были заперты в башне Небойша. Так наступили тяжелые дни ожидания жестокой расправы. В это время Ибшир Джая-паша и Ашин-бег с Милошем продолжали «успокаивать» народ и отправляли в Белград новые колонны пленников. Расправы и убийства продолжались.
Пока пленники томились в темнице, Сулейман Скопляк-паша расздумывал над тем, каким мученьям подвергнуть бунтовщиков. Казнь должна была быть как можно изощренней для того, чтобы остальной народ надолго это запомнил и превратился в «покорную райу». В итоге ему пришло в голову посадить всех живыми на кол.
Наступило 17 декабря 1814 года. Сулейман Скопляк-паша встал рано утром и хлопнув в ладоши позвал стражника. Когда тот пришел, визирь спросил его:
- Жив ли тот неверный, которого мне прислали в подарок из Чачака?
- Жив и здоров, благородных господин.
- А даете ли вы ему что-нибудь есть?
- Кусок хлеба и немного воды в день.
- Этого много! С сегодняшнего дня не нужно и этого, - строго сказал везирь, приказав приготовить длинный дубовый кол и поставить его у ворот башни Небойши.
Когда везирю сообщили, что его приказание исполнено, он повелел вывести игумена Паисия:
- Дайте ему этот кол, чтобы он нес его до места казни. Приведите с ним как можно больше пленников, чтобы они видели эту забаву.
Сам везирь тоже отправился к месту казни со своей свитой.
В то время как везирь давал распоряжения, а стражники выполняли их, диакон Аввакум пел в темнице своим прекрасным голосом церковное пенопение:
«С нами Бог! Разумейте языцы и покоряйтеся, яко с
нами Бог.
Услышите до последних земли, яко с нами Бог…»
В непосредственной близости от него в углу коленопреклоненно, припадая лицом к земле и воздевая руки к небу, игумен Паисий возносил к Богу молитву, в которой просил сподобить его мученической кончины и подать силы для того, чтобы достойно совершить этот подвиг. Диакон Аввакум закончил песню и подошел к своему игумену. Став около него на колени, Аввакум слушал последние слова молитвы, на которые произнес: «Аминь и дай Боже». В этот момент раздался лязг замка, и скрип тяжелых темничных ворот прервал их молитву.
Преподобномученики дьякон Аввакум, игумен Паисий и иже с ними |
Идя к месту казни с колом на плечах в обществе других сербов, старый игумен Паисий ни чуть не смутился, потому что его душу наполняла вера и духовная сила, поданная Богом. Верный слуга Божий испытывал радость, что пострадает за Христа, Его Церковь и свой народ.
Визирь вышел и встал со своей свитой на специально приготовленном месте и смотрел, как пленники проходят через крепостные ворота. Когда все перешли через деревянный мост, визирь дал знак, чтобы они остановились и приступили к делу.
Прислонившись к тяжелому двухметровому колу, игумен Паисий спокойно наблюдал за тем, как двое турок копали специальное отверстие в земле. Когда все было готово, визирь хлопнул в ладоши, дав им знак продолжать. Один турок подошел к отцу Паисию и взял кол из его рук, а другие схватили его и крепко связали. Затем палачи потихоньку забили кол в тело отца Паисия. Когда кол был укреплен в земле, отец Паисий тихо произнес: «Слава Богу!», - и через некоторое время испустил дух.
Визирь довольно хлопнул в ладоши и указал стражникам на пленников, которые от ужаса попадали на землю. Сулейман-паша отправился со своей свитой в город, а стражники выхватили свои кинжалы и, идя от одного к другому, зарезали 48 человек, после чего их тела также были набиты на кол.
Жестокие казни повторялись практически каждый день. Туркам очень нравилось, когда среди пленников, которых вели на казнь, находился какой-нибудь священник. Поэтому они специально сберегали их до конца. На память святителя Саввы в 1815 году на кол были посажены 20 священников. Среди них были поп Симо Сенчанин, поп Радован Вуйович настоятель Трнавский, поп Михаило из Лютовницы и другие.
Перед тем как лишить сербов жизни, турки пытались похитить у них их бессмертную душу. Наученные отцом всякой лжи дьяволом, они обычно всякими способами заставляли приговоренных к смерти принять их веру, прощая им при этом вину и даруя жизнь. Однако тех, кто соглашался на это, желая избежать жестоких мук, было мало. Сербы предпочитали быть посаженными на кол, чем «кланяться с турками». Но, все-таки, попадались и те, кто соглашался принять ислам.
Когда отец Геннадий, пройдя мимо еще живого игумена Паисия, пришел в темницу, то неожиданно повстречал там своего единственного сына Стояна, которого турки тоже пригнали из Трнавы в Белград. Стоян был вместе с диаконом Аввакумом. От счастья отец Геннадий как будто потерял рассудок, но вскоре сердце его начало разрываться от горя, потому что его охватил ужас перед предстоящими страданиями, соединенный с мыслями о судьбе своего сына Стояна. Так он решил принять предложение магометан и потурчиться. О своем решении он сообщил Стояну, сказав, что идет на этот поступок более всего из-за любви к нему, своему единственному сыну. При этом отец Геннадий обещал, что при первой удобной возможности они снова вернутся в православную веру. Так уговорами и убеждениями отец Геннадий склонил и своего сына принят ислам.
О своем решении он сообщил и диакону Аввакуму, предложив потурчиться и ему, но Аввакум не хотел об этом даже слышать. Отвращаясь от них и их намерения, он указал игумену на священническое и национальное достоинство. Отец Геннадий остался при своем и сообщил туркам, что он и его сын хотят принять ислам и потурчиться. Турки вывели их обоих из темницы и предоставили их Ибширу, который и совершил обряд потурчения. Так отец Геннадий стал зваться Мула-Салия, а Стоян – Реджепом. Позднее, когда наступил Великий пост, Мула-Салия вместе с сыном сбежал от Ибшира. Они прибыли вдвоем в Сремские Карловцы и явились к митрополиту Стефану Стратимировичу (1790-1836). После того как они рассказали ему свою историю, митрополит помазал отца Геннадия святым миром и дал ему право совершать обряды, но служить Божественную литургию не благословил. Отец Геннадий был послан в Градишку, где прослужил неполных три года и в 1818 году скончался, а вслед за ним умер и его сын Стоян.
Турки заставляли принять ислам и брата игумена Паисия Димитрия, но он отказался. Тогда турки вывели его из темницы за городские стены, отсекли ему голову и насадили ее на кол.
Из всех заключенных, схваченных турками во время мятежа, их особое внимание привлекал молодой и неустрашимый диакон Аввакум. Привлеченные его красотой и молодостью турки хотели обратить его в ислам и сохранить ему жизнь. Но как турки не старались склонить Аввакума к принятию ислама, ни просьбы, ни угрозы не могли поколебать веры молодого подвижника. Презрев все земные блага, он с верой молился Христу, Который невидимо укреплял его.
Не только турки уговаривали Аввакума принять мусульманство. Бывший его игумен и духовник Геннадий, а ныне Мула-Салия со своим сыном Реджепом, посещали его в темнице, но он не хотел даже и говорить с ними.
- Сынок, Бог тебе в помощь. Потурчись, не нужно бессмысленно умирать. Вот, Стоян и я…, - обращался к нему Мула-Салия.
- Нет, отче, я воин Христов. Смерть – это утешение для всех нас. Мы радуемся смерти.
Когда попытки склонить Аввакума к принятию ислама остались безуспешными, пробил и его час. Пришло и его время испить горькую чашу, выпитую до этого его учителем игуменом Паисием. В один из дней, на рассвете, когда солнце озаряло своими лучами окрестности, тяжелые темничные ворота отворились и турки вывели диакона Аввакума на казнь, дав ему самому нести кол, на который его должны были посадить. Печальная процессия направилась в Калимегдану. За диаконом Аввакумом шла его убитая горем мать Божана, плача и тихо уговаривая его потурчиться. Несколько слез скатилось с ангельского лица молодого воина Христова, не из-за боязни смерти – это были слезы сожаления, которые одновременно стали ответом отчаявшейся матери. Диакон смело нес орудие своей казни и на протяжении всего пути весело и громко пел песню:
«Нету веры лучше христианской!
Серб – Христов, он радуется смерти;
Страшен Божий Суд, он ждет и турок,
Делайте, вы, турки, что вам любо!
Скоро все вы тоже попадетесь
Бог свидетель мне и правда Божья».
Перед Калимегданом его сокрушенная горем мать громко заплакала о своем единственном сыне. Божана не могла справиться со своими материнскими страданиями и с глазами полными слез приступила к сыну с последней просьбой потурчиться и спасти свою молодую жизнь.
- Бог простит тебя, сынок, потому что ты делаешь это не по своей воле, - говорила она ему. Но диакон Аввакум оставался тверд в своем намерении умереть за Христа.
Придя на место казни, турки снова начали уговаривать Аввакума принять их веру, для того, чтобы он не умирал раньше времени.
- А, в самом деле, умирают ли когда-нибудь турки? – смеясь, спросил их на это юноша.
- Да, конечно, умирают.
- Тогда все равно сейчас или потом: чем раньше умру, тем меньше на мне будет греха, - решительно ответил Аввакум.
Когда стражник уже приблизился, чтобы произвести страшную казнь, к Аввакуму подошел слуга визиря и в последний раз предложил отречься от Христа, но молодой исповедник остался непоколебим. Сказав, что смерть избавляет от всех бед, а прекрасней христианской веры на свете нет, он предложил туркам делать свое черное дело. Но турки смутились, что должны посадить на кол такого прекрасного и благородного юношу. Один из них выхватил ятаган и пронзил мученика Аввакума в самое сердце для того, чтобы облегчить страдальцу муки.
Так окончилась земная жизнь мученика Христова диакона Аввакума. Турки так и не добились желаемого, а он до конца испил чашу страданий за Христа с радостной надеждой на нетленные блага вечной жизни.
Тело мученика Аввакума турки, все-таки, насадили на кол,
вкопанный на том самом месте, где ровно дестью годами
раньше был казнен известный архимандрит Хаджи-Рувим. Так,
по слову приснопамятного архимандрита Иустина Поповича,
«эти преподобномученики проявили свой неустрашимый
героизм, завоевали неувядаемую победу и получили венец
славы от своего Господа и Подвигоположника, чтобы вечно
радоваться в Его Царстве, молясь за всех тех, кто верно
чтит их святую память».
[1] Его отец Гавриил был схвачен турками во время известного Янчичева мятежа и вместе с другими восставшими в 1809 году живым посажен на кол.