Парад итальянских нацистов и их албанских союзников

Массовый исход сербского населения с территории Косова и Метохии, уничтожение памятников мировой культуры, убийства, поджоги и этнические чистки, свидетелями которых мы стали на рубеже веков и тысячелетий, свидетельствует о том, что история этого прекрасного и драгоценного для всего христианского мира края вновь погрузилась во тьму насилия и беззакония. С момента размещения на территории края миротворческого контингента международных сил свои дома покинули почти четверть миллиона сербов и представителей другого неалбанского населения. Более 200 тысяч сербов в настоящее время продолжают, в качестве беженцев, оставаться на территории Сербии и Черногории, и перспективы их возвращения весьма сомнительны. Албанские экстремисты практически безнаказанно уничтожают православные храмы и кладбища, а сообщения о нападениях на гражданских лиц, взрывах и захвате имущества стали уже чем-то обыденным.

В происходящем сейчас в Косово и Метохии можно найти и сравнительно недавние исторические аналогии. Одной из таких мрачных страниц истории Косова и Метохии стал период Второй мировой войны, когда с молчаливого согласия и при поддержке оккупационных властей в отношении сербского населения развернулся жестокий террор албанских националистов. Cразу же после поражения и капитуляции Югославии в апреле 1941 года началось выселение сербского элемента в Сербию и Черногорию, физическая ликвидация, уничтожение и захват домов и имущества сербов.

Первыми жертвами террора стали сербские колонисты, переселившиеся в Косово и Метохию после Первой мировой войны. Эта часть сербского населения, начиная с апреля 1941 года, была вынуждена под страхом смерти, бросив все, покидать свои дома и земли. Албанские вооруженные банды, в задачу которых входило выселение неалбанского населения, безнаказанно орудовали повсюду. Активную пропаганду развернули проповедники великоалбанского национализма разжигавшие среди албанского населения ненависть к сербам. Впрочем, эти действия и без того нашли поддержку большой части албанского населения, среди которого были распространены антисербские настроения.

Развернувшийся террор вызвал массовое бегство сербского населения в Сербию и Черногорию. В результате к апрелю 1942 года на южных границах Сербии, оказавшейся в немецкой оккупационной зоне, собралось около 60 тысяч беженцев. 24-25 апреля 1942 года в Косовской Митровице и Рашке состоялась конференция, на которой обсуждалась проблема возвращения сербских беженцев на территорию Косова. На ней называлась цифра в 100 тысяч человек, и ставился вопрос о возвращении 20 тысяч из них. Присутствовали на этой встрече и представители албанских националистов И. Лютви и Б. Болетинац, которые пытались оправдать изгнание сербского населения предшествовавшей политикой югославского правительства. Конференция, впрочем, не принесла никаких положительных результатов. Уже 29 апреля 1942 года немецкому комиссару по вопросам переселенцев было доложено о прибытии в Сербию новых беженцев, среди которых были сербы из Косово.^[1]

Политика в отношении сербского населения не только не изменилась, но, напротив, в некоторых районах интенсивность выселения возрастала. В конце июня 1942 года в Косово прибыл председатель марионеточного правительства Албании Мустафа Круя, который на встречах с албанскими лидерами изложил свое видение решения сербского вопроса. В частности он сказал, что считает необходимым "всех сербов старожилов объявить колонистами и в качестве таковых при посредстве албанских и итальянских властей отправить в концентрационные лагеря на территории Албании", а сербских колонистов, но его мнению просто "необходимо убивать".^[2] Вслед за этими заявлениями последовали массовые убийства и депортации сербского населения.

В 1945 году канцелярия Священного Синода Сербской Православной Церкви подготовила сокращенное извлечение из документов, свидетельствующих о страданиях сербского населения во время оккупации. В одном из них, в частности, говорится о трагическом положения сербского населения края в первые недели после поражения югославской армии. "Когда сербские солдаты из разбитой югославской армии возвращались домой,- сообщается в документе,- их встречали албанцы, которых никто не разоружал, и которые были вооружены еще лучше за счет разграбленных армейский складов... Сербских военнослужащих грабили и убивали по дороге из засад, а если они успевали добраться до своих сел, то чаще всего находили свои дома пустыми, сожженными и разрушенными. Все это осуществлялось по плану и с невероятной быстротой. На грабеж и изгнание сербов поднялось все албанское население, с помощью многочисленных разбойников, которые раньше из-за уголовных преступлений сбежали в Албанию и сейчас нахлынули обратно... Немцы были совершенно равнодушны по отношению к преследованию и выселению сербов, было видно, что они даже согласны с этим, и только обеспечивали относительный порядок в городах и на главных дорогах. Итальянцы проявляли несколько больше симпатий (по отношению к сербам). Позднее, вследствие неблагоприятного для них хода войны, итальянцы все больше попустительствовали албанцам и сами, особенно в 1942 году, интернировали большое количество сербов".^[3]

Далее в документе приводятся перечисление целого ряда преступлений албанцев по отношению к сербскому населению Косова и Метохии как-то: поджоги домов, грабежи, захват имущества, разрушение церковных объектов, избиения, массовые убийства, изнасилования, похищение и захват людей и вымогательство. "Зверства Албанцев по отношению к сербам, - подчеркивается в документе, - особенно албанцев мусульман, превзошли по дикости все, что помнят люди от старины даже в этих краях...".^[4]

Страшные свидетельства принадлежат очевидцам этих событий, которым удалось спасти свои жизни. В своей книге "Страдания сербов в Косово и Метохии с 1941 по 1990 гг." епископ Афанасий Евтич, приводит два таких свидетельства. Первое принадлежит священнику Димитрию Шекуларцу, который 20 июля 1941 сообщал следующее: "Приход я оставил потому, что перед этим был ограблен албанцами. Безо всего, я, жена и наши шестеро детей убежали в тот момент, когда я должен был быть убит, а может быть и моя семья, так как погибало большое количество сербов, а женщины и дети подвергались мучениям". Далее отец Димитрий рисует такую картину происходившего в первые недели оккупации: "Наша армия в беспорядке отходила от Качаника и других мест. Жандармерия покидала свои отделения и также уходила. Военнообязанные албанцы бежали из армии, привезли оружие, переоделись, а многие и в военной форме уже в деле - нападают на военнослужащих сербов, жандармов и прочих... Поджигают дома, убивают известных граждан... Слышны пронзительные крики женщин и детей. Вопль за воплем. Помочь никто никому не может. Немецкая армия еще не прибыла, наша в развале. Анархия торжествует. Албанцы немилосердны. Избивают, убивают, грабят. Сербский народ в панике... Мы пытались вести переговоры с их (албанскими - Прим. автора ) руководителями, и первым делом с председателями общин, которые в Югославии пользовались привилегиями... К нашему сожалению и горькой неожиданности, они стали для нас опасней, чем остальные.

Оставляется все имущество и богатство. Бегут женщины, старики, дети, многие босые и плохо одетые. Идут пешком, потому что телег нет - забраны на нужды армии вместе с лошадями и волами. У меня малолетние дети. Самому старшему 11 лет. Один потерял ботинок, другой не может идти, третий просит воды, четвертый хлеба. Настоящий ад. Бежим к Печи. Здесь находим епископа Рашко-Призренского. Он и нас двое священников спасаемся бегством. Идем вместе к командующему немецкими войсками, которые уже прибыли. Просим защиты, так как албанцы и там устраивают резню сербского населения. От немцев получаем ответ, что у них нет достаточно людей, чтобы защитить села, и что они могут гарантировать защиту только для города. Я пытаюсь перебраться через Чакор, но от Печи до Чакора опять орудуют албанцы. Транспортного средства у меня нет. Успеваю вернуться через Косовскую Митровицу в Рашку. Позднее снова возвращаюсь в Дреницу. Сейчас здесь вместо немцев итальянцы. Я объявляюсь. Жалуюсь руководителю членов Косовского комитета. Албанцы узнают. Поэтому сплю в лесу. Идут за мной по следу... Хотят меня убить. Часть жителей вернулась на свои пепелища, но убийства еще продолжаются - теперь по ночам. Моя церковь обезображена, приходской дом разрушен. Обстановка невыносимая. Мне снова с трудом удается перебраться в Рашку, и больше я не возвращаюсь, потому что меня подстерегают албанцы".^[5]

Албанская пронацистская демонстрация

А вот свидетельства очевидцев террора в отношении сербского населения в Призрене и его окрестностях студента Бранислава Лесковца и торговца Животы Йовановича: "Сразу после капитуляции частей Югославской армии в Призрен вошли итальянские войска. Насколько мы помним, это произошло 17 апреля 1941 года. Все албанское население Призрена с воодушевлением встретило итальянские части, и по этому мы сразу могли понять, что наше положение в будущем будет очень тяжелым. Приблизительно 20 апреля 1941 года в Призрене был проведен первый арест сербского населения. Схвачено около 20-30 человек, которые до этого все были представителями югославской власти. Все арестованные были заключены в муниципальном здании общины Призрена, где они были избиты прикладами и палками. Я, Бранислав Лесковац, из окна своего дома видел, как во дворе общественного дома заключенных жестоко избивали палками. От двух групп арестованных, спустя несколько дней, было отделено 5 человек, которых расстреляли за городом. Жертвами стали: два брата Марьяновича, студенты юридического факультета, Андрия Фишич, Самарджия и Попович, унтер-офицер жандармерии, имени которого я не помню, и один гончар по прозвищу Коколя... Из этих жертв Коколя и Фишич убиты ножами, потому что перед смертью им выкололи глаза".^[6]

В городе происходил захват движимого и недвижимого имущества сербов. Правда, позднее итальянские военные власти стали защищать имущество лиц сербской национальности. Были случаи, когда албанцы выгоняли сербов из их домов. Из сел в окрестностях Призрена в первые месяцы оккупации были изгнаны все сербы-колонисты, а их имущество было захвачено. Одновременно были разрушены все новопостроенные сербские дома. С апреля 1941 года по селам совершались и одиночные убийства сербов старожилов.

В течение 1941 года в Призрене проходило формирование новых албанских органов власти, в организации которых приняло большое количество чиновников прибывших с территории довоенной Албании. Военные власти были в руках итальянской армии. В это время была создана жандармерия, состоявшая первоначально из итальянцев, а через год была образована смешанная албанско-итальянская полиция, в которой албанцы преобладали и имели большое влияние. Верховным контролером новой полиции, носившей название "Квестура", был итальянец. После убийств сербов в 1941 году вплоть до капитуляции Италии в конце 1943 года, жертв среди сербского населения Призрена не было, но аресты и интернирование происходили постоянно.

Что касается арестов и отправки сербов в концентрационные лагеря, то они начались сразу после прихода итальянских войск весной 1941 года. "Их отправляли в Тирану и оттуда в разные лагеря по Албании. Вторая фаза интернирования сербского населения из Призрена началась в марте 1942 года. Тогда было арестовано около 40 человек. Большая часть интернированных вернулась домой после капитуляции итальянской армии, судьба нескольких человек осталась неизвестной. В Призрене отдельные аресты представителей сербской национальности продолжались и далее, особенно интенсивными эти аресты были, когда в город приезжал какой-нибудь бывший функционер из Албании. Так во время приезда Мустафы Кроя, бывшего председателя албанского правительства, в июне 1942 года было схвачено 30 человек, то же происходило и во время приезда секретаря фашистской партии Албании Кол Баб Мирская, который приехал в Призрен вместе с Яко Мони, итальянским королевским наместником Албании, в июле 1942 года. Летом 1942 года произведен новый арест сербов в Призрене и интернирование в Албанию. Арестованные, которые на этот раз находились в тюрьме квестуры в Призрене, располагавшейся в здании католической семинарии, были сильно избиты. Избиения сначала проводились бичами, затем арестованным загоняли иглы под ногти... Издевательства продолжались целых 10 дней. После этого все арестованные были отправлены в Тирану, где оставались до капитуляции Италии..."^[7]

"В ноябре 1942 года, - свидетельствуют Лесковац и Йованович, - произошел новый четвертый арест сербов в Призрене. На этот раз было арестовано 25 человек по инициативе и доносу албанских властей. Аресты производились по домам. Все мы были заключены в тюрьме окружного суда в Призрене, где нас держали пять с половиной месяцев, до 31 мая 1943 года. В тюрьме нас всех избивали: Сречко Станковича, торговеца скобяными товарами, били три дня плетями по ступням и спине; гимназиста Веселина Николича связанного бросили вниз по кованой лестнице, затем 14 часов избивали плетьми... Избивали нас и итальянцы, а особенно карабинер-бригадир, которого звали Белкаро.

1 апреля 1943 года нас 25 человек отправили в лагерь Порте Романо на окраине Драча... В лагере было около 900 сербов... В лагере Порто Романо мы оставались до 16 сентября 1943 года. В этот день нас отпустили домой, кроме заключенных из окрестностей Гнилана, которых было около 600 человек. Все заключенные из Гнилана были транспортированы на корабле в Триест. Как мы узнали позднее, судно было потоплено в Адриатическом море, и почти все интернированные погибли ..."^[8]

С осени 1943 года развернулась новая волна террора, вызванная тем, что еще летом итальянцы, готовясь к своей капитуляции, начали передавать гражданскую власть в албанские руки. В результате сербы были "полностью предоставлены бешенству албанцев".^[9] Террористическая организация "Черная рука" осуществляла меры по запугиванию и устрашению сербского населения. Сербам рассылались письма с требованием срочно покинуть Косово, а непокорных убивали. ^[10] Еще в 1941 году часть Метохии формально была аннексирована в пользу Албании. После капитуляции Италии албанцы по договору с немцами считали оставшуюся часть Метохии и все Косово "новой Албанией". Представители из Косова и Метохии вошли в единый албанский парламент и правительство в Тиране. Таким образом, нашла свое воплощение идея создания "Великой Албании".

"Когда мы вернулись в Призрен в конце сентября 1943 года, - сообщают все те же свидетели, - то застали там довольно спокойную обстановку. Такое положение для сербского населения ухудшилось, когда на Косово поле прибыл министр внутренних дел Албании Джафер Дева, организовавший в Косово и Метохии новую албанскую жандармерию, члены которой сейчас называются "балистами". 9 декабря 1943 года в Призрене жестоко убит трактирщик Стеван Бачетович, которого члены новой жандармерии вытащили из дома, изрубили и бросили его труп на городскую свалку...

С сентября 1943 года грабежи сербского населения совершались не преставая. В тоже время осуществлялся и шантаж под угрозой убийства. Суммы составляли по несколько сотен албанских наполеондоров... Аресты и избиения также продолжались, особенно в феврале 1944 года ... Обстановка, которую мы застали, покидая Призрен все хуже и хуже для сербского населения. Сейчас в призренской тюрьме находится около 800 человек, в основном торговцев, для которых вероятность выйти из заключения, разумеется, живыми очень мала".^[11]

С октября 1943 по март 1944 гг. исход беззащитного сербского населения вновь принимает массовый характер, но после этого, благодаря вмешательству немецких властей, интенсивность переселения несколько ослабла. Дело в том, что складывавшееся положение осложняло для немцев борьбу с народно-освободительным движением и создавало трудности в работе стратегически важных коммуникаций.

Точное число сербских беженцев установить тяжело, но по некоторым данным с мая по апрель 1944 года из итальянской оккупационной зоны выселено свыше 40 тыс. человек, а в 1944 году от немецких военных властей в Приштине, в основном в 1944 году, просило разрешение на переселение 30 тысяч человек. Общее же число сербских беженцев с территории Косова и Метохии за период оккупации, по мнению ряда исследователей составило около 100 тысяч человек. ^[12]Количество сербов убитых в Косово и Метохии во время оккупации точно не установлено, но число погибших достигает, по-видимому, нескольких десятков тысяч. ^[13] По некоторым данным только с апреля 1941 по август 1942 гг. албанцами было убито около 10 тысяч сербов.^[14]

Убийство православного священника в Девиче

Трагическую судьбу всего сербского народа Косово и Метохии разделили священнослужители и монашествующие Сербской Православной Церкви. Епископ Рашко-Призренский Серафим (Йованович) был интернирован в столицу Албании Тирану, где скончался 13 января 1945 года и был похоронен на военном кладбище. ^[15] В архиве Рашко-Призренской епархии СПЦ находятся многочисленные списки убитых православных сербов. В числе таких списков владыка Афанасий Евтич приводит в своей книге имена священнослужителей и монашествующих Рашко-Призренской епархии погибших за время Второй мировой войны: "Кроме [уже упомянутых] протоиерея Андрии Поповича из Истока и иеромонаха Никодима из монастыря Гориоч, которых албанцы убили... для устрашения сербского населения в восточном срезе ... ^[16]были убиты также иеромонах Дамаскин Бошкович, из монастыря Девич (убит самым жестоким образом во второй половине октября 1941 года, его избивали палками и мучили, волокли по камням, а в конце застрелили из ружья); священник Тодор Секулич из Любижды под Призреном скончался от ран полученных при взрыве бомбы подкинутой в Дечанский монастырь албанскими фашистами в октябре 1942 года; священник Крста Попович, убит в 1944 году албанскими балистами; иеромонах Александр Перович, в октябре 1944 убит в Подуево албанской полицией - могила неизвестна; игумен Печской патриархии Иоанн Зечевич, убит в 1944 году балистами в Албании; иеромонах Иоанникий Минович из монастыря Бинча, пропал без вести; священник из Косовской Митровицы Момчило Нешич, арестован немцами и расстрелян в Банице в 1943 году; священники Чедомир Бачанин и Тихомир Попович, расстреляны ровно в полночь 28 ноября 1942 года в тюрьме Косовской Митровицы; монах Герман из монастыря Дечаны интернирован в Албанию и там расстрелян; монах из Дечан Стефан Живкович, убит в селе Зочиште под Великой Хочей 8 января 1945 года. Священник Стайко Попович из Призрена убит 17 апреля 1943 года болгарами в Качанике, а священники Слободан Попович из Джаковицы и Драголюб Куюнджия из Урошевца и Михаил Милошевич из Печи убиты партизанами "как симпатизировавшие четникам". Точно так же партизанами и новыми властями были расстреляны священники Радуле Божович, Тихомир Балшич, Митар Вуйисич и иеромонах Симеон Гойковичиног.^[17]

Священники Рашко-Призренской епархии Урош Попович и Лука Попович 21 февраля 1943 года убиты вместе с алтарником во время богослужения мусульманами из Санджака".^[18]

Приведенный список свидетельствует о том, что духовенство и монашествующие Сербской Православной Церкви становились не только жертвами албанского террора, но погибали и от рук оккупантов и партизан коммунистов.

Нельзя забывать и о планомерном варварском уничтожении сербского духовного и национального наследия - разрушении православных церквей, монастырей и кладбищ. В числе разрушенных сербских святынь был памятник косовским героям. ^[19] Страшному разорению в октябре 1941 года подвергся монастырь Девич, так что от монастырского храма и корпусов не осталось камня на камне. "Необходимо упомянуть, - пишет владыка Афанасий Евтич, - разрушенные до основания все церкви во всех населенных пунктах Метохии, которые уже в апреле 1941 года были сожжены, а население убито или изгнано. Многие же другие церкви повреждены, разобраны, осквернены, разграблены". Были сожжены и разрушены церкви в сербских селах: Бистражине, Шеремете, Доньем Ратише, Пацае, Неце, Поношевце, Раставице, Брняче, Чикатове и Корише. Албанцы ограбили и пытались сжечь церкви: в Витомирице под Печью, в Качанике, Великом Белачевце под Приштиной, церкви свт. Николая в Банье под Србицей и в селе Банеке под Вучитрном, в селах Раставице и Ратише под Дечанами, в селе Сига под Печью, в Црколезе под Истоком, в Помазатине под Приштиной, в Подуеве и у села Штимлье под Урошевцем, а также известный монастырь св. Марка в Корише. Были ограблены монастыри Грачаница и Соколица, церковь Самодрежа взломана, фрески и иконостас уничтожены, богослужебные сосуды и утварь разбиты и разорваны.

Храмы использовались для содержания арестованных. В церкви святых апостолов Петра и Павла в Истоке албанские власти в течение 1943-1944 гг. день и ночь держали около 100 человек заключенных сербов из Истока и окрестных сел. Так продолжалось месяцами. При этом людей не выпускали на улицу, так что они вынуждены были справлять нужду в церкви. Церковь монастыря Гориоч под Истоком тоже служила тюрьмой во время массовых арестов сербов. Красноречивое свидетельство о положении в Косово и Метохии к 1945 году мы находим все в том же архиве Священного Синода: "Кто бы сейчас прошел через Косово и Метохию, то застал бы тяжелую картину. Нашел бы тысячи сгоревших и разрушенных совершенно пустых домов, нашел бы разрушенными многие церкви монастыри, нашел бы целые села полностью опустошенными... Сады вырублены, пашни вытоптаны, и даже кладбища большей частью разрушены".^[20]

Но и после освобождения страны от оккупантов, изгнанные сербы по-прежнему не могли "вернуться на свои очаги, добытые с таким потом и трудом". Новые коммунистические власти Югославии, руководствуясь политическими соображениями, не только не содействовали, но, напротив, препятствовали возвращению сербских беженцев. Так 6 марта 1945 года было принято постановление "О временном запрещении возвращения колонистов в места их прежнего проживания", в результате чего 100 тысяч сербов так и не смогли вернуться в Косово.

Послевоенная политика коммунистического руководства во главе с Тито в отношении Косово и Метохии во многом закрепила "успехи" албанских националистов. Священный Синод Сербской Церкви с горечью констатировал в 1945 году: "Нет и речи о судебной ответственности и наказании тех, кто так страшно нарушили законы человечности и права. Напротив, на официальных документах Косовско-метохийской области, которая сейчас получила свою автономию, албанский язык стоит на первом месте, а чиновничество и жандармерия и далее преимущественно находятся в албанских руках, и даже в руках некоторых из тех, кто служил при оккупантах!"^[21]