Добрая сказка, или злая шутка?

Так уж получилось, что вышедшую на экраны в середине этого года отечественную киноленту «Монах и бес» мы посмотрели практически всей редакцией. Кто-то — на православном фестивале СМИ «Вера и Слово», где была организована и встреча с ее режиссером — Николаем Досталем; кто-то — в кинотеатре. Эта картина, созданная (как и знаменитый «Остров» того же сценариста — Юрия Арабова) по мотивам нескольких сюжетов из житийной литературы, вызвала неоднозначный отклик церковной аудитории. И всё же взгляду режиссера и особенно его юмору не отдать должное невозможно. Предлагаем вашему вниманию четыре отзыва — четыре впечатления об этом фильме наших авторов.

О покаянии и обаянии

Могут ли бесы спастись? Все знают, что, конечно же, нет. И это не тот вопрос, который стоит сегодня перед Церковью с остротой. Фильм Николая Досталя тоже совсем не об этом, хотя многих ревнителей благочестия смутил именно этот поворот сюжета: бес приносит покаяние и уходит в монастырь. Не слишком ли сильная метафора? Не слишком ли смелое для церковного сознания преувеличение? Не слишком ли соблазнительный образ Церкви для светской аудитории? Не могу сказать, что эти сомнения и опасения совсем лишены оснований, и всё же…

И всё же мне фильм понравился. Прежде всего тем, что он снят профессионально. Здесь есть внятно рассказанная история, прекрасная актерская игра Тимофея Трибунцева, Георгия Фетисова, Бориса Каморзина, блистательные диалоги, тонкий юмор, красивая картинка. Это ведь тоже важно. Камера в этом фильме запечатлела мир прекрасным, а человека — симпатичным. В каждом персонаже красота проявилась по-своему. По-своему — в смиренном юродстве главного героя, по-своему — в напускной строгости настоятеля монастыря, по-своему — в разнообразной монастырской братии. Чего стоит высокий монах в очках, который постоянно изъясняется по-французски, и монах с одним глазом — бывший интеллигент и бывший разбойник! По-своему симпатичен и царь Николай I, хотя симпатичность эта выявляется не сразу.

Первое появление царя Николая показано в лучших традициях Салтыкова-Щедрина. Мы видим представителей высшего сословия, бесконечно далекого от народа, смотрящего на бедных монахов, которые в ужасе просто бухнулись перед самодержцем на колени, прямо в грязь… К слову, всё это вполне исторично: высшее сословие действительно презирало «долгополых» из соображений сословной спеси. Сквозь исторические декорации проблескивают и вполне явные намеки на современные нестроения российского общества. Но постепенно гротескные черты героев смягчаются, да и царь становится более человечным, а после вразумления, полученного от Ивана Семенова сына, и вовсе — обаятельным.

Так происходит со всеми героями этой картины: они на наших глазах облагораживаются, а комедия превращается в лирическую притчу. Оказалось, что в России есть не только дураки и дороги, что и царь — не сатрап, а вполне себе государственный человек, и настоятель — не мироед, а человек, у которого сердце болит за непутевых монахов, да и монахи — грешники, но все же пришедшие ко Господу на покаяние, а Иван Семенов сын и вовсе — праведник…

Всё преображается в этом фильме, в том числе и бес, имя которому Легион, блистательно исполненный молодым актером Георгием Фетисовым, чье актерское и человеческое обаяние смутило многих православных зрителей. А всё дело в том, что Фетисов играет не беса, а человека. Первое его появление как человека — пугает. Он предстает перед нами как пародийный вариант одного из героев романа Достоевского «Бесы» — с революционно-анархистской риторикой и страшной уверенностью в том, что «мир насилья» — а на самом-то деле мир Божий — не устоит, треснет по швам от одного его удара. Но мир Божий устоял… А революционер-безбожник превратился в человека на пути к покаянию, и именно покаяние сделало его таким обаятельным! Церковный зритель увидел здесь соблазн, светский зритель воскликнул: так не бывает! Мол, чем это его пронял этот самый Иван — неумный, некрасивый, совсем простой русский мужик? А всё дело в том, что «пронял» беса вовсе не Иван, а Христос.

Да, любая, самая лютая ненависть побеждается любовью, но не абстрактно-гуманистической, а любовью Христовой.

Да, конечно, бес не может покаяться, но человек — может! Об этом и фильм: прикосновение к Христу исцеляет и преображает, и это-то и есть подлинное чудо.

Мне кажется, что фильм «Монах и бес» снят с любовью к Церкви. Здесь в легкой остроумной форме сказано много правильных вещей, а самая главная, самая правильная и самая полезная из них такова: для того, чтобы спастись, нужно прийти в Церковь! И в этом утверждении нет и не может быть никакого соблазна.

Екатерина Иванова

Не богословие, а добрая сказка

Наверное, как и любое произведение искусства, этот фильм каждый видит по-своему, и я бы не рискнул выносить ему категоричной оценки. Не претендуя на исключительность мнения, могу лишь сказать, что лично мне фильм понравился. Объективно же можно утверждать только одно: творение режиссера Досталя и сценариста Арабова стало заметным явлением в области российского кино. Явлением, вызвавшим немало споров, нашедшим как своих горячих почитателей, так и непримиримых критиков. Понять, как ни странно, можно и тех, и других. Попробуем разобраться в доводах «за» и «против» этой картины.

В первую очередь — о том, что снято: о сюжете, о самой идее фильма. Здесь то, что многие считают несомненным плюсом, другие называют в числе первых минусов киноленты. Авторы фильма поставили перед собой очень непростую задачу: воплотить на широком экране историю, основанную на житиях святых — историю об иноке, ведущем борьбу с не отступающим от него бесом. И решение этой задачи посредством подачи материала в форме комедии, пусть даже с приставкой траги-, выглядит далеко не бесспорным. Уместно ли прибегать к гротеску, буффонаде, говоря о столь серьезных вещах, как одержимость, борьба добра со злом, монашеское делание? Каждому из нас предстоит самому ответить на этот вопрос; мне показалось, что режиссер смог не переступить ту черту, за которой его ироничное видение поднятых проблем перешло бы в антиклерикализм, заигрывание с темными силами и богохульство. Сам сюжет вызывает много недоуменных вопросов, но всё зависит от того, с какой позиции мы приступаем к просмотру данной картины. Одно дело — настраиваться уличить авторов в ереси, найти в содержании нечто оскорбляющее чувства верующих и подчеркнуть для себя догматические и исторические несоответствия. И совсем другое — воспринимать «Монаха и беса» как добрую сказку, где причудливо переплетены реальность житийных историй, узнаваемых характеров и извечных русских проблем и абсолютно невозможные вещи вроде покаяния и вочеловечения падшего ангела.

Второе, о чем хотелось бы сказать,— о том, как снято: сюда входят игра актерского состава, развитие сюжета, визуальная составляющая картинки. И здесь кроме восхищения и благодарности тем, кто трудился над фильмом, выразить нечего. Выдающаяся игра актеров — в частности, Тимофея Трибунцева в главной роли — дополняется видами прекрасного своей невзрачностью русского Севера, величественной Петры и колоритной Палестины.

Среди верующих много нареканий вызывает персонаж Георгия Фетисова — бес, представляющийся именем Легион. Слишком уж он получился колоритным, вызывающим скорее сочувствие и сострадание, чем отторжение и неприятие. Но тут необходимо вспомнить, что бесы, являющиеся людям, действительно бывают обаятельны; об этом свидетельствуют моменты из житий святых — например, святителя Никиты Новгородского, которого бес соблазнил впасть в прелесть, явившись тому в виде светлого ангела. Будем честны: когда нас прельщают нечистые духи на преступление заповедей Христовых, леностное расслабление и невнимание к своей духовной жизни, мы тоже вряд ли помним об их ужасной сущности. Помыслы, всеваемые ими, прельстительны так же, как и стол с фуа-гра, копченым угрем и изысканными винами, заботливо накрытый в пустой монашеской келии для главного героя. Поэтому у меня характер беса в фильме, его «человечность» и видимое «дружелюбное» заискивание перед «подопечным», с помощью которых он добивался своей сугубо корыстной цели погубления души человеческой, не вызывали внутреннего несогласия вплоть до финальной сцены возвращения в монастырь.

Фильм у Досталя и Арабова получился спорный, но в любом случае качественный и интересный. Не случайно в основной программе XXXVIII Московского кинофестиваля эта лента была единственной, представляющей отечественный кинематограф. Искренне хочется верить, что авторы фильма не предлагают нам «новое богословие», свое видение церковного учения, а просто хотят ненадолго погрузить нас в сказку, которая хоть и ложь, да имеет в себе намек. Это действительно нужно и полезно иногда — посмеяться и посмотреть со стороны на себя самих, на непреходящие проблемы нашего общества, с которым неотрывно связана и наша Церковь. И хорошо, что смех этот — добрый...

Священник Алексий Стрижов

Над пропастью в любви

Православный зритель – строгий зритель, когда речь идет о фильмах на духовную тему. Ему (зрителю) непременно нужно, чтобы все в таком фильме было канонично и ни на йоту не расходилось с христианским учением. Новый фильм известного российского режиссера Николая Досталя «Монах и бес» в полном смысле слова каноничным не назовешь, что вызвало в церковной зрительской среде бурную дискуссию. На наш субъективный взгляд, расхождения во взглядах на некоторые духовные предметы вовсе не мешают фильму быть блистательным художественным и культурным событием, так неожиданно случившимся с нами и с нашим родным кинематографом.

Не будем раскрывать читателю все подробности сюжета, чтобы не портить удовольствие от просмотра, скажем лишь, что действие этой фантастической (со светской точки зрения) истории происходит в первой половине XIX века в русском мужском монастыре. С появлением нового насельника Ивана Семеновича здесь начинают происходить невероятные вещи. Да и сам новичок кажется братии каким-то странным – он юродствует, хихикает, брызжет поговорками и вообще ведет себя неадекватно.

Посвященный зритель еще до явного обнаружения причин такого странного поведения начинает догадываться, что несчастный монах одержим бесом, который мучает его, пытаясь погубить.

Монаха Ивана играет не очень известный широкому зрителю актер московского театра «Сатирикон»Тимофей Трибунцев. Его образ получился настолько многогранным, что иногда захватывает дух. Боль, доходящая до отчаяния, смирение, граничащее со святостью, неподдельная кротость, беззащитность, неспособность причинить кому-либо зло. И рядом со всем этим – подтрунивание, юродство, пересмешничество и прочие проявления отнюдь не святого характера – сменяют друг друга с космической быстротой.

Образ святого подвижника, терпящего скорби, создан с большой органичностью, без елея и фальши. Он получился почти житийным, по крайней мере, очень близким к тому. Как актеру, вроде бы далекому от Церкви, удалось так «угадать» своего героя, остается лишь гадать. Возможно, ему помогло профессиональное чутье режиссера, его чувство меры и талант, а также юмор, россыпи которого сопровождают фильм с первых до последних кадров, доставляя зрителю массу незабываемых минут, заставляя хохотать и плакать, причем порой одновременно.

В фильме борьба Ивана с бесом визуализирована в образе Легиона, которого Иван, совершенно порой забывшись в своем невероятном незлобии, ласково называет Легиошей. Сыграл его актер Георгий Фетисов, человек, к слову, верующий и даже дважды бывавший на Афоне. Многие справедливо считают, что отношение режиссера Николая Досталя к инфернальной теме непозволительно беспечно, обманчиво-прекраснодушно и этим опасно. Но думается, что художественный фильм и не задумывался как руководство к духовному действию. Его нужно воспринимать скорее как притчу, как метафору, как воспринимаем мы, к примеру, произведения Гоголя, в которых на первый взгляд тоже много с каноничной точки зрения неожиданного, хотя сам Николай Васильевич был образцом православного христианина и строжайшим аскетом.

Кстати, в фильме Досталя тоже много от Гоголя. Глядя на то, как «Легиоша» по воздуху переносит Ивана в Иерусалим, трудно не вспомнить гоголевского Вакулу из «Ночи перед Рождеством», который тоже летал верхом на черте на прием к императрице Екатерине.

А в ужасно трогательном и органичном заикании Ивана, в его беззлобии угадываются мотивы Достоевского, особенно его излюбленного героя князя Мышкина.

Конечно, очень хочется понять, почему мучимым бесом оказывается столь кроткий и беззлобный человек? Дал ли он сам в какой-то момент врагу права над собой или это некое сугубое испытание от Бога, которое Он дает лишь единицам из любящих Его, дабы те стяжали особый венец? На этот любопытный вопрос ответа нет, знать мы этого не можем, да в конечном счете не это важно.

Сам Досталь на встрече со зрителями говорил, что идея фильма появилась у него после прочтения книги о монахах Нило-Сорской пустыни ХІХ века (в частности воспоминаний о рясофоре Иване Семеновиче Шапочникове) и жития преподобного Иоанна Новгородского.

По преданию, святой Иоанн однажды поймал в рукомойнике беса, тот взмолился: «Отпусти». Святой ответил: «Отпущу, если свозишь меня к гробу Господню в Иерусалим». Тот свозил, но потом стал мстить монаху. Похожий сюжет, как оказалось после окончания работы над фильмом, встречается уПушкина (повесть «Монах»), где тоже есть диалог монаха и беса о путешествии на Святую Землю.

В качестве «ключа к фильму» Досталь рассказал притчу, которая встречается в патериках. Уставший монах приходит в свою келию, только и думает, чтобы скорее лечь отдохнуть и видит, что на его кушетке лежит черт. «Надо же, тоже видимо, устал, бедолага», – подумал монах и лег под кушетку. Как только он лег, бес пулей вылетел из келии.

«Можно любовью бороться со злом. Не только «добро с кулаками», но и любовью. Когда меня спрашивают, о чем фильм, я отвечаю: «О любви», – сказал Николай Досталь.

«Актуальная духовная комедия», «убедительная, очень русская мистерия» - пожалуй, все эти попытки дать фильму жанровое определение вполне справедливы. Фильм действительно получился мистерией, что опять же роднит его с Гоголем, но он же имеет и вполне реальную духовную глубину - очень наглядно показывает нам удивительную красоту человека, отважившегося до последней капли крови следовать за Христом.

Горечь и видимое бессилие сменяются радостью победы – той силы, которая, по слову святых отцов, совершается в немощи. Трудно даже сказать, чего здесь больше – боли или ликования? Кажется, что они идут в фильме рука об руку.

«Очень русским» фильм назван неслучайно, в нем в несколько карикатурной, гротескной форме показаны, кажется, все оттенки национальной веры и национального характера от нелепостей, несуразностей и благоглупостей до самых высоких образцов простоты, кротости и жертвенной любви. Доброты в картине больше чем гротеска, у последнего есть мера, он добрый и художественно оправданный. Хотя есть и иные эпизоды. Например, император Николай I вместе с Бенкендорфом попадает в монастырь из-за сломанной в пути рессоры. И когда он с неподдельным непониманием вопрошает, почему в России такие плохие дороги и кто же в этом виноват, больше хочется не смеяться, а злиться…

В целом можно сказать, что фильм «Монах и бес» стал достойным продолжением той серии редких кинематографических удач на тему веры, которые случаются порой в нашем кинематографе. Таких как «Остров» Павла Лунгина и «Поп» Владимира Хотиненко.

Елена Балаян

Окно Овертона, или Не заигрывать со злом

Тема бесов всегда будет интриговать. Это то, к чему человек очень хочет и в то же время очень боится прикоснуться. Это то, что щекочет нервы и заставляет «как бы православных» гадать на Святках. Известный христианский писатель Клайв Стейплз Льюис в предисловии к «Письмам Баламута» писал: «Есть два равносильных и противоположных заблуждения относительно бесов. Одни не верят в них, другие верят и питают к ним ненужный и нездоровый интерес. Сами бесы рады обеим ошибкам и с одинаковым восторгом приветствуют и материалиста, и любителя черной магии».

Режиссер «Монаха и беса» говорит, что это фильм о любви. О той любви, перед которой не может устоять даже зло… В общем, конечно, мысль хорошая, и действительно из любви появляется любовь, а из ненависти — ненависть. Но при просмотре фильма меня не покидало ощущение подмены фактов. Зло вроде бы становилось не таким уж и злым. Оно явно помогало главному герою укрепляться в вере. Оно трудилось и рассказывало о тяжелом детстве, и вообще было весьма симпатичным: рожки, кудряшки… А вот настоятель, в свою очередь, был достаточно злым, однако суть происходящего сглаживалась юмором.  

Признаюсь, мне тяжело было смотреть этот фильм. Если это просто сказка, то она не должна иметь отношения к православному кино, хотя бы потому, что падший дух бестелесен и в монастырь уйти никак не может. Это противоречит здравому смыслу. Но видимо, людям хочется считать себя добрыми и любящими и умиляться этой сценой. Преподобный старец Паисий Афонский говорил: «Когда-то один монах, имевший большое сострадание, упав на колени, просил в своей молитве о следующем: “Ты — Бог и, если хочешь, можешь найти способ, чтобы спаслись и эти несчастные демоны, которые, хотя вначале имели столь великую славу, сейчас имеют крайнюю злобу и мирское коварство и, если бы Ты не защищал нас, уничтожили бы всех людей”. И вот, как только он, молясь с состраданием, произнес эти слова, видит рядом с собой песью голову, которая высовывает язык и передразнивает его. Мне кажется, Бог попустил это, чтобы монах понял, что Бог готов принять демонов — достаточно им только покаяться, однако они сами не желают своего спасения». У преподобного Иоанна Дамаскина читаем: «Диавол неспособен к покаянию потому, что бестелесен. Человек же получил покаяние ради немощи тела. Согласно мысли святых отцов, человек, получивший тело и вместе с телом влечение к греховным поступкам, по милости Божией покаяться может. Ангельские существа — духовны. У них нет искушений в том смысле, какие есть у нас. Они — пламенная энергия, цельное движение существа, направленное на что-то. Выбрав однажды, они не могут изменить это движение, в которое вовлечены, но входят в него глубже, отдают себя этому служению всё больше».

А вообще картина очень напомнила действие принципа «окна Овертона». Джозеф Овертон разработал целую систему о том, как «совершенно чуждые обществу идеи поднять из помойного бака общественного презрения, отмыть и, в конце концов, законодательно закрепить». Сначала идея воспринимается как нечто смелое, потом — как еще один взгляд на проблему, далее разворачивается полемика, следом у проблемы меняется название, и через какое-то время проблема становится еще одной гранью разнообразия современного «толерантного» общества. Причем именно толерантного, поскольку только в толерантном обществе невозможное возможно. Таким образом, получается, что фильм и не о любви, а больше об изменении отношения к источнику зла?

Особенность этого фильма в том, что его можно трактовать как угодно. Можно увидеть преодоление монахом отчаяния от присутствия беса, а можно — то, что сам подвижник ничего не делает для того, чтобы избавиться от этого наваждения; можно рассуждать на этом материале о всеобъемлющей любви, а можно — и о попрании традиционных церковных представлений; можно, наконец, говорить, что кино со смыслом перестало быть скучным, а можно вспомнить о том, что еще сто лет назад православным было не до смеха. На мой взгляд, единственным ориентиром в этом море вопросов должно стать Евангелие, поскольку только там мы можем найти единственно верные ответы.

Елена Мизюк

Газета «Православная вера» № 22 (570)

Газета «Саратовская панорама» № 48 (1078)