Беженцы с Ближнего Востока несут в Европу христианство

О том, как воспринимают церковно-политический кризис на Украине в традиционно тесно связанной с ней Польше, об атмосфере на Критском соборе, который так и не стал Всеправославным, о первом польском храме в Брюсселе и о том, почему мигранты с Ближнего Востока возродят в Европе христианство, в эксклюзивном интервью РИА Новости рассказал митрополит Варшавский и всей Польши Савва, посетивший торжества в честь 70-летнего юбилея предстоятеля Русской Православной Церкви. Беседовал Алексей Михеев.

Фото: РИА Новости/Сергей Пятаков

- Ваше высокопреосвященство, вас и Патриарха Кирилла связывают давние и дружеские связи. Помогают ли они сохранить добрые отношения между Русской и Польской Церквями, особенно учитывая непростую политическую ситуацию между нашими странами?

— С Патриархом я знаком еще с 1960-х годов. Будучи студентом, он помогал митрополиту Никодиму (Ротову) в его частых поездках за границу. Зачастую им приходилось делать пересадку в Варшаве. Я их встречал, помогал, с этого момента у нас завязались дружеские отношения, сохраняющиеся и по сей день. Впоследствии он часто приезжал в Польшу, а в 2013 году посетил нас с официальным историческим визитом. Никогда раньше Московский Патриарх не был в Польше. Этот визит, можно сказать, поставил большую печать на наших отношениях — и между Церквями, и с инославным миром. Польша ведь католическая страна, и католики принимали активное участие в подготовке этой встречи.

Что касается политики — нужно работать, политика и общественная жизнь меняются, это Церковь всегда остается та же самая, а тут все зависит от разных веяний и течений. Надо работать. На встрече с Патриархом я сказал, что нам нужно развивать контакты, обогащать друг друга. Русская Церковь велика и многочисленна, а наша маленькая, всего около полумиллиона человек, в большинстве своем живущих в восточной части Польши. В настоящее время, когда есть эмиграция, особенно с Украины, из Молдавии, когда появилось много приезжих, число православных увеличилось, но это не навсегда, это же так — сегодня есть, завтра нет. Но мы стараемся также и им служить конечно.

- Вы сказали про мигрантов из Украины. Известно, что Украина и Польша исторически всегда были очень близки. Конфликт, который сейчас происходит в стране, особенно положение верующих, дискриминация Православной Церкви, как это выглядит из Польши?

— Я всегда порицаю церковные нестроения на Украине. Дискриминации (верующих — ред.) не должно и не может быть, и государство, которое стремится быть демократическим, должно делать все, чтобы никакой дискриминации не было. Конечно, демократия у них только зарождается и действуют разные силы, но нам очень больно, что Церковь у них поделилась на каноническую и неканоническую. В Польше, лично мне это особенно важно — я происхожу из Холмщины, это Люблинское воеводство. В большинстве у нас всегда жили православные, и в период с 1945 по 1947 годы очень многих наших людей выселили в Запорожье, на Волынь, в Пруссию (речь идет об операции по выселению непольского населения с юго-востока страны на северные и западные территории, ранее входившие в состав Германии, украинское население также выселялось в УССР — ред.), часть моей семьи в Запорожье даже есть. Мне всегда хочется, чтобы там были мир и спокойствие, но так пока не выходит.

Мы переживаем, как можем, помогаем, где можем, говорим об этом. Политика, когда вмешивается в церковные дела, всегда приносит вред, потому что политики ничего в Церкви не понимают. И думаю, что всеми силами нужно стараться, особенно Украине, этот вопрос церковный регулировать, тогда можно будет установить общественно-политический порядок. Ведь одно с другим неразрывно связано. Когда мы говорим о вопросе религиозном, мы затрагиваем то, что сидит в душе человека, веру, а если кто трогает мою веру, он не имеет приятеля в моем лице, каждый политик должен это знать — иначе он потеряет людей.

- В конце марта в Польше был закрыт монастырь Кирилла и Мефодия, монахи которого стали принимать представителей так называемого Киевского патриархата и совершать с ними богослужения. Монастырь во многих СМИ назывался крупнейшим в Польше…

— Он не крупнейший, нет, это маленький монастырь, мы его приняли из униатов (греко-католиков — ред). Там два монаха было всего. Закрыли, потому что они начали отсебятничать, устанавливать свои порядки, все-все-все вот это. А после связались с неканоническими епископами. Мы сказали, выбирайте: если хотите быть с нами, то пожалуйста, а если хотите заниматься несоблюдением церковных уставов, то мы вас запрещаем. Закрыли его, и государство приняло это к сведению. Успеха они не имеют, но воду мутят.

- Летом на Крите должен был состояться Всеправославный собор. Несколько Церквей не приняли в нем участие, в том числе Русская. Польская, напротив, приняла. Как вы относитесь к позиции тех, кто не приехал на собор?

— У православия есть свобода. Каждый имеет свободную волю. Конечно, очень хотелось бы, чтобы там были все. Но мы все разные. Немножко было больно, что до конца мы все не объединились. Мы столько готовили этот Собор, почти открыли его, и тут раз — препятствия. А так да, мы приняли документы, неплохие, хотя, конечно, каждый документ может быть лучше. Догматики мы не касались, и хорошо что так, потому что, если бы обсуждались догматические вопросы, которые более строгие, вопрос (о приезде-неприезде ряда делегаций — ред.) нужно было бы ставить иначе.

Атмосфера собора была хорошая, можно было говорить что хочешь, свободно было, никто тебя не стеснял, и я лично доволен, что этот собор состоялся. Я думаю, что все созреет еще, это этапы большого пути, сейчас будет, надеюсь, следующий, можно будет обсудить позицию тех, кто не принял участие, пойти им навстречу. Нет трагедии.

- То есть можно все же говорить о единстве православия?

— Можно. Никто не пострадал. Эти торжества (70-летие патриарха Кирилла — ред.) свидетельствуют об этом. Приехали все православные! Если бы пострадало единство, их бы не было здесь.

Светские люди зачастую не понимают главного про нас — если мы начинаем делать добро, этому всегда будет мешать зло, сатана. Ему не нравится единство, в единстве сила против него, потому он мешает. Мы, люди веры, имеем такую осведомленность. И боремся с его вмешательством. Также и тут постепенно все наладится.

- Что вы видите сейчас в Польше, в остальном мире главными вызовами православию?

— На встрече с Патриархом я сказал о существующем сейчас большом вызове для нас. Потому что мир, по Евангелию во зле лежащий, в настоящее время пошатнулся. Есть много хаоса, нравственного, духовного и прочего. Поэтому христианство, особенно западное, далеко отошло от этого первого истока христианства. И получился кризис. Мы, православные, нас называют консерваторами, мы сохраняем в известной мере то, что оставил Христос, и среди этой окружающей распущенности у мирового общества есть большой интерес к православию. Мы должны это использовать и каждую душу привести к православию. Это очень сложно, но так нужно действовать.

Кроме того, миграция с Ближнего Востока — она же способствует расширению православия! Почему? На западе Европы до Второй мировой войны православия не было, а сейчас есть. Те, кто приехал, убежал от конфликтов, они организовывают там свою церковную жизнь, "заражают" ею других. Было немыслимо, что наша Церковь будет иметь свой приход в Брюсселе, а сейчас он есть. Это именно то, на что я обратил внимание — есть пустота, и есть те, кому эта пустота не нравится, они организуются и выстраивают свою жизнь. Думаю, что XXI век — это век православия.

- То есть я правильно понял — беженцы с Ближнего Востока способствуют интересу к христианству?

— Конечно. У нас даже в Польше, как я говорил, в 1947 году расселили православных. Выселили во Вроцлав, Гданьск, там, где немцы были. Их расселили, вывезли, казалось, что наступит ассимиляция. Ведь там никогда не было ни одного прихода. А они создали их, и теперь у нас там есть епархии! Так что все будет.