Храм примирения

Несмотря на то, что строительство храма Новомучеников и Исповедников Российских на Лубянке еще продолжается, уже можно во всей полноте оценить его величественный внешний вид. Сегодня мы беседуем с создателем этого проекта – архитектором Дмитрием Смирновым. Об уникальности архитектурных форм храма Новомучеников, сочетании современных технологий и классических материалов, а также о возрождении дореволюционных стилей и творческой свободе в храмостроительстве он рассказал в интервью порталу «Православие. ru».

***

— Дмитрий, хотелось бы традиционный вопрос задать: как вообще все начиналось? Как вы попали в этот проект?

И когда мы начали участвовать в конкурсе, то думали, что это в известной мере авантюра и вряд ли нам удастся выиграть конкурс на столь значимый объект.

Но когда мы с командой делали сам проект, а мы фактически делали его день и ночь, это было такое сильное вдохновение.

Сначала мы пытались вписаться в окружающую застройку, и у нас ничего не получалось. Храм получался диспропорциональный.

Тогда я принял решение: давайте представим, что мы строим храм на большой площади, что нас ничего не ограничивает, и постараемся сделать шедевр церковного архитектурного искусства. А потом мы его уже встроим в застройку и будем смотреть, где что нужно подрезать.

— То есть вы решили просто на время отключиться от этих внешних факторов?

— Иногда надо отключиться, чтобы существующие ограничения не мешали чистому творчеству. Уже потом мы его поставили на эту самую имеющуюся площадь, он замечательно вписался, но нам уже психологически ничто не мешало.

— Вы изучали какие-то еще проекты потом? Можете сказать, какие оригинальные решения были найдены в этом храме?

— При знакомстве с этим храмом для обычных архитекторов будет очень много открытий. Каждый их шаг будет сопровождаться открытиями, потому что снаружи это крестово-купольный храм, а внутри — это Святая София. Так вообще не строят. Будут говорить, что это профанация, но на самом деле снаружи храм кажется меньше, чем внутри.

Так как площадь застройки не очень большая, а нужно было все-таки получить храм такой, чтобы обеспечивал все нужды монастыря, чтобы народ не стоял на улице, нам пришлось максимально его детализировать, чтобы он визуально собирался в более стройную конструкцию.

И если снаружи он получился крестово-купольный, то внутри это византийская базилика. Такого или почти не делают, или мы просто не встречали. У нас получилось такое сочетание стилей и архитектурных форм.

Так как мы, условно говоря, были непрофессионалы в церковной архитектуре, то смогли сделать проект незашоренный, свободный от условностей.

— А много было критиков, которые говорили, что так нельзя и ничего не получится?

Критиков изначального проекта было очень много, и я, честно говоря, их понимаю. Особенно, когда смотрю на первоначальный проект, который мы все еще дорабатываем.

Все эти три года мы улучшаем пропорции, детализацию, чтобы это был настоящий шедевр мировой архитектуры, и это непрекращающийся процесс. Все время, до последнего момента, мы улучшаем и улучшаем то, что можно, дорабатываем резьбу по камню до того момента, пока вот-вот деталь должна уйти в станок, и с производства уже звонят, спрашивают где файл с резьбой! И только тогда мы со спокойной душой отправляем проект той или иной детали в производство. Слава Богу, в этом плане нам повезло с подрядчиками по каменному убранству, компанией «Юсса-гран». Ребята с пониманием относятся к творческому процессу и ко всей ответственности, возложенной на нас, за внешний вид и качество благоукрашения храма.

—Если брать внутреннее пространство храма, то, в процентном отношении, как далеко ушли от первоначального проекта? Какова масштабность этих изменений в процессе работы?

— Наверное, процентов сорок. Естественно, конструктивные решения остались те же, а во внутренних решениях мы постарались выжать максимум из имеющегося объема и пространства.

— А есть какие-то новые технологии, которые нигде не применялись, по вашим сведениям?

Весь фасад и интерьер построен сначала в 3D моделях, отправленных потом на станки по фрезеровке натурального камня. То есть получается, весь храм вырезан как бы нерукотворно. Все творчество, создание уникальных резьб и профилей храма, создано 3D художниками, и уже потом, как огромный конструктор, привезено на стройку. У меня изначально была задача, чтобы весь храм был полностью сделан посредством самых современных технологий.

— Сколько людей работало над проектом?

— Человек 30 — архитекторов, дизайнеров, 3D модельеров, художников, проектировщиков…

— А что за материалы применяются?

— Фасад — это натуральный владимирский камень, из которого построен, например, тот же храм Покрова-на-Нерли, Успенский собор. Гранит тоже наш, русский. Мы решили остановиться на классике, потому что это сразу сделает храм благородным. Через год будет чувство, что он здесь всегда стоял.

— А вот ваш личный опыт работы над храмом Новомучеников?

— В этом проекте стараюсь, чтобы каждую деталь пропустить через себя: это очень ответственный момент — храм Новомучеников на таком месте. Надо, чтобы все было сделано на высшем уровне, каждый элемент важен, все должно сочетаться между собой, поэтому очень важно, когда все сделано по принципу одной руки. Важна каждая деталь, каждый элемент в проекте. Иногда при строительстве храмов получается такая сборная солянка, когда заказали одному архитектору интерьер, другому — еще что-то, а мы стараемся, чтобы все было в едином стиле.

Когда начал работать над храмом, я узнал, что у меня день рождения 8 сентября, в день основания монастыря. И тогда я понял, что нужно все делать очень ответственно и внимательно.

— Скажите, в каком стиле строится новый храм?

— Очень интересный для меня вопрос. Храм Новомучеников посвящен трагическим событиям после 1917 года, и это для нас как архитекторов тоже имеет значение.

До революции храмы в России строили в классическом стиле, в неорусском, неовизантийском стиле, модерн, ар-нуво. В принципе, на модерне как стиле закончилось храмостроительство в XX веке.

Но мало кто из современных зодчих осознает, что после ар-нуво в 20-е гг. XX в. был расцвет стиля под названием ар-деко. Но так как после революций 1917 года Церковь подвергалась гонениям, и не разрешали строить новые храмы, а старые разрушались, то у нас в храмостроительстве этот стиль не получил отражения. А именно в это время во всем мире расцветал стиль ар-деко. И я считаю, что наш храм построен в стиле церковного ар-деко, то есть стиля, в котором бы строились храмы в Российской Империи в 1920-е 1930-е годы и далее, если бы она существовала, а не была разрушена изнутри революциями 1917 года. То есть один из смыслов этого храма — это еще встраивание недостающего кирпичика, как бы укрепляющего и примиряющего фундамента нашей страны.

— Получается, что в плане развития церковной архитектуры это время, советский период, для нас было потеряно?

— Видимо, это было такое испытание. В общем, получается, что это храм не только народного, но и архитектурного примирения. Возможно, что многие архитекторы поймут эту мысль, заложенную в архитектуру храма.

В нашем проекте особое место занимают вертикали, этих элементов много: вертикали, вертикали, вертикали… Площадь маленькая, храм большой, и за счет вертикалей храм собирается визуально. Весь храм тянется к небу, даже кресты на куполе обращены к небу.

— Какая вместимость храма будет предположительно?

— 2000 человек.

— Есть ли у вас мысли по поводу того, какой подход к строительству храмов со стороны архиереев, священников, ктиторов более правильный, а что, по-вашему, ошибочно?

— Думаю, задача архиереев, ктиторов, вообще заказчиков высокохудожественных обьектов, — это прежде всего указание направления, указание эмоции, указание некой путеводной звезды художнику, чтобы он в свою очередь искал пути, чтобы достичь этой звезды. Как мне видится, у нас именно так устроена работа.

Неправильно, когда заказчик, будучи непрофессионалом, просто механически использует специалиста и говорит ему, что делать локально.

Но в некоторых ситуациях этого не избежать, например, когда архитекторы подходят формально к задаче из серии «я сделаю все, что вы скажете и не больше», или когда заказчик очень детально знает, что хочет: возможно, где-то видел и хочет повторить какое-то художественное решение.

— Интересно, удалось ли избежать в этом проекте классического и постоянного русского момента — нашего любимого аврала?

— Аврал нам еще предстоит. В каких-то мелочах, конечно. Но аврал будет, и что самое интересное, вот этот русский аврал сами русские люди и создают, в последний момент придумывают какую-нибудь гениальную идею, какая в размеренном ритме работы просто не приходила в голову, а тут пришла, и ее надо срочно реализовать. Отсюда и аврал из-за непредсказуемости русской души.

Но в нашем случае многое уже произведено, приготовлено, лежит на складах. Мы строим уникальный объект, и к нему нужно уникально подходить, здесь нет шаблонных, готовых решений, ни одного. Каждое решение — это творческая связка инженера, конструктора, дизайнера и заказчика. Каждое решение! Так что, думаю, с Божьей помощью мы все успеем.