Все мы вместе, все человечество во главе с Христом, живем общей жизнью, а потому те страдания, которые происходят с кем-то в отдельности, воздействуют на всех остальных.
Весь мир поражен заявлением чемпионки Паралимпийских игр 2012 года Марики Вервут бельгийская легкоатлетка сообщила, что размышляет о возможности эвтаназии, и уже подготовила для этого все необходимые документы. 37-летняя спортсменка страдает прогрессирующим неизлечимым заболеванием.
Комментирует миссионер, автор блога СвященникОтвечает.рф, иеромонах Макарий (Маркиш):
Был ли самоубийцей Христос?
«Эвтаназия — это эвфемизм, который появился в результате утраты нами трезвости мысли. Мы пытаемся смягчить смысл некоторых наших действий, называя их другими словами, звучащими, может быть, более умно или красиво. Но в русском языке есть слово, называющее это явление: самоубийство.
Несколько лет назад в городе Бастони (США), где я жил, при храме был церковный дом для пожилых людей. Там была старушка (90 лет), у которой уже не осталось родных, и она пришла в этот церковный дом, так как мечтала умереть вблизи храма. Так и случилось.
Она умерла, священник в этот момент был подле нее и уже прочитал отходную молитву, когда медики приехали зафиксировать смерть.
И вдруг выяснилось, что она «не совсем» умерла: что есть возможность отвезти ее в больницу, подключить к каким-то аппаратам и формально продлить ей жизнь.
Священник молил Бога, чтобы ее не мучили, а дали умереть спокойно.
Конечно, в этом случае ни о какой эвтаназии речи нет. Эвтаназия – это совсем не то же самое, что отказ от излишних медицинских процедур. Это очень важный момент, который нужно осознать: когда у человека, например, последняя стадия рака, и ему предлагают потратить кучу времени и денег на попытки ухватиться за крошечный шанс, который продлит его мучительную жизнь на несколько месяцев, — его отказ можно понять. Человек принимает свою смерть: что есть, то есть, выше головы не прыгнешь. Это совсем не эвтаназия. Этот подход вполне здравый и христианский.
А когда молодая женщина выигрывает в спортивных состязаниях, а значит, есть жизненные силы — это совсем другое дело. Очень важно отделить эти два случая.
Есть и третий аспект.
Кто-то мог бы сказать: ведь Христос знал, что Его распнут, но все равно шел на это и не сопротивлялся. Не самоубийство ли Он совершил?
Разумеется, нет. Любой солдат, который идет на войну защищать своих близких, знает, что может погибнуть. Он надеется, что останется в живых, но идет на смерть и принимает ее. Люди менее разумные, чем он, называют это самоубийством. Разница здесь в намерении, в акте воли, который совершает человек, а не в форме страдания, которую он принимает.
Если человек идет на неизбежную смерть, исходя из любви к своей земле, к Богу, к ближнему, — он им отдает свою жизнь, а непрекращает ее.
И тогда он праведник, а не самоубийца. Если же человек делает это, исходя из своего взгляда на ситуацию, он поступает своевольно.
Люди смотрят на тяжелую ситуацию по-разному, в зависимости от своих религиозных взглядов и верований, — но реальность жизни и смерти, тем не менее, для всех одна. Все остальное — наносное, надстроенное, исчезает в этот момент перехода.
Смерть и жизнь — эта граница, которая отрезвляет нас. Если человек играет в шахматы или шашки – он может сам устанавливать себе правила. А когда он живет или умирает, правила существуют помимо него. И мы должны принять реальность. Все благочестивые идеи разбиваются о смерть.
Мы живем друг для друга
Часто оправданием эвтаназии считается «гуманизм»: якобы, человек не хочет, чтобы страдали его родные и близкие, ухаживая за ним. В наш просвещенный век всему можно найти оправдание. Если человек сам решает, что его близким тяжело за ним ухаживать и, никого не спросив, решает сброситься с 20-го этажа, то с этой позиции его не собьешь.
Но если человек спросит себя, кто он и что делает на этой земле, что делают окружающие его люди, его близкие на этой земле, — он поймет, что мы живем друг для друга. Чтобы научиться помогать друг другу, научиться любить друг друга, чтобы хоть что-то сделать друг для друга.
И родственникам неизлечимо больного может быть дан такой шанс – явить свою любовь. В терпении, в утешении своего близкого, в доказательство того, что он им дорог и здоровый, и больной, что они его любят и в горе, и в радости. Ох как опасно лишать людей этого шанса.
Почему Бог допускает страдания
Для ответа на этот вопрос у меня есть три соображения:
Первое. В жизни любого человека есть страдания, неудовлетворенности, боль. Да, степень страдания и боли разная, но факт на лицо. И если мы решаем, что страдания неприемлемы, то можем сделать вывод, что и жизнь тоже неприемлема, что сделали некоторые философы XX века. То же самое в буддизме: жизнь есть страдание, и задача человека это страдание пресечь.
Но не в христианстве. Христианство совершенно иначе смотрит на жизнь и смерть. В христианстве страдание – это часть жизни. Это данность, факт. Человек волен это принять или отвергнуть. Если он отвергает страдания как часть жизни, жизнь превращается в суррогат, становится «не настоящей». Если принимает, Бог может помочь — если захочет человек — преобразить и нести эти страдания.
Второе. Человек живет среди других людей. То, что происходит со мной, — напрямую касается окружающих меня людей и Самого Христа.
Когда говорят: «Потерпи ради Господа» — кажется, звучит глупо. А на самом деле это не так!
Мое страдание – это в какой-то мере приобщение к страданиям Самого Христа на кресте, приобщение к Его реальности. Все мы вместе, все человечество во главе с Христом, живем общей жизнью, а потому те страдания, которые происходят с кем-то в отдельности, воздействуют на всех остальных.
Даже так: эту женщину из Бельгии мы лично не знаем. Она не подозревает о нашем существовании. Но мы здесь, в России, о ней говорим! Пишем, слышим, рассуждаем, — значит, ее жизнь или смерть нам не безразлична! Значит, ее поступки влияют на нас! Ее отвага или поражение играют роль в нашей жизни.
Мы можем принять Христа, а можем отказаться. Никакой механической связи здесь нет – но есть некий голос, некая протянутая рука. Сострадание почти равноценно любви! А Бог есть любовь. Значит, ваше страдание – это ваша протянутая рука к моему состраданию, а мое сострадание – это путь к моему спасению и нашему общему благу.
Третье. Самое важное: жизнь не заканчивается ни земным страданием, ни смертью. Когда маленького ребенка ведут к доктору, чтобы тот сделал ему укол, — он боится, плачет, кричит, вырывается – он абсолютно уверен, что это высшая степень страдания. Но любящая мама все равно ведет его на этот укол. И когда ребенок взрослеет, он понимает, что жизнь на этом не заканчивается, что это просто этап, лечение, которое на самом деле несет благо.
Врач лечит больного так, как нужно именно этому больному: одного он лечит от аппендицита, другого — от туберкулеза. Потому средства лечения у каждого разные. То же происходит и с нашей душой. Говорят, Господь дает по силам. Мне кажется, правильнее сказать, по необходимости.
Мы не знаем, что будет после нашей смерти, потому что вечность – это не после. Бог живет вне времени, душа человека живет вне времени. Что происходит с душой человека после смерти – это вне нашего «знания». Мы знаем только «руководящие принципы», которым мы должны следовать, чтобы наша вечность была плодотворной.