Александр Привалов: «То, что происходит, – ужасно. Но это легко прекратить»

25-26 мая 2016 года в Москве состоялся Съезд Общества русской словесности. Портал Православие.Ru представляет самое смелое и запоминающееся выступление второго дня. Речь докладчика — Александра Николаевича Привалова, публициста, научного редактора журнала «Эксперт» — не оставила равнодушным никого из собравшихся и то и дело прерывалась аплодисментами зала.

Александр Николаевич Привалов, публицист, научный редактор журнала «Эксперт». Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Ваше Святейшество, уважаемая Людмила Алексеевна, уважаемые коллеги, я потрачу несколько секунд не по делу.

Наш съезд начался вчера, когда отмечался день филолога. Быть филологом — достойная участь. Филолог — завидное звание. Поздравляю, коллеги!

А дальше я буду краток и прозаичен.

Министерство образования интересуется не столько образованием, сколько контролем за образованием

Здесь было сказано о многих важных вещах, а кое о чем уже и не говорят: надоело говорить. Но косвенно мы узнали, что все-таки на одной из секций обсуждалась стандартная тема насчет того, каким образом бюрократическое давление мешает жить и работать добрым учителям в школе, в том числе словесникам. В секции даже ухитрились над этим смеяться — я не очень понимаю, как тут можно смеяться. Я — сын словесницы, я помню, что какие-то не идущие к делу бумажки вынуждена была писать и моя мать. Но то, что ее изводило тогда, 30-40 лет назад, и то, что сейчас несчастные ее коллеги делают, — земля и небо. То, что происходит, — ужасно. Самое же занятное, что это очень легко прекратить. Полномочий одного из выступавших на сегодняшнем съезде, министра Ливанова, абсолютно достаточно, чтобы это прекратилось завтра. Но он этого не делает и не сделает, потому что Министерство образования по естественным причинам интересуется не столько образованием, сколько контролем за образованием. И ни одним граном, ни одной молекулой этого постоянно наращиваемого бессмысленного контроля они жертвовать не будут.

Я позволил себе заговорить на эту избитую тему, потому что в нашем случае она существенна. Она прямо связана с корнем тех проблем, которые встречает преподавание русской словесности в школе. Потому что русскую словесность в школе — и русский язык, и литературу — надо срочно поворачивать в сторону, прямо обратную той, куда ведет образовательное начальство своим контролем. Надо переставлять акценты. От того, что так легко и приятно контролировать привычными способами (через тот же ЕГЭ или по-всякому еще), — к тому, что гораздо хуже контролируется внешне, но гораздо нужнее всякому живому человеку. Хватит морфологических разборов, хватит рассказов о том, сколько разрядов прилагательного, сколько разрядов числительного (особенно в старших классах! Безумие просто)... Людей надо учить говорить и писать. Учить излагать и доказывать свои мысли. Этого сейчас практически не делают.

Александр Николаевич Привалов. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Вот в школу вернулось сочинение. Мы с вами знаем, что сочинения вернули в школу по прямому приказу Президента Российской Федерации. Вернули, как умели. Это было трудно сделать, потому что возвращение сочинения в сегодняшнюю школу идет прямо поперек всего, что в ней делалось последние 15 лет. Ну, его как-то углом, боком, как-то кисло воткнули, на каких-то идиотских птичьих правах: не экзамен, а зачет, какой-то допуск к ЕГЭ. Как будто можно не допустить к ЕГЭ... Как?!

Не стоит долго говорить о сегодняшнем сочинении. На мой взгляд, это небольшая, но внятная порция национального позора. Если кому-нибудь интересно, он легко в интернете найдет какие-нибудь темы выпускных сочинений в царской гимназии, темы выпускных сочинений в брежневскую, например, эпоху — и то, что было в прошлом году. Когда за великое достижение выдается, что человек написал 250 слов (это меньше полустранички) на тему «Дом» или «Любовь»... Такое сочинение по-русски называется «он уже головку держит». Но, господа, мы говорим о выпускниках школы — о взрослых людях!

Святейший Патриарх справедливо заметил, что очень часто слышим, постоянно слышим: нынешние дети не читают, не любят читать, — ну да, правильно. Очень многие не любят. Так мудрено любить то, чего не умеешь. Читать надо учить — как людей учат плавать, как учат слушать классическую музыку. Лучшие учителя России (их много, слава Богу!) умеют это делать, умеют приохотить, приучить ребят к чтению. Надо, чтобы это умело большинство учителей. Дальше любят говорить (и правильно говорят), что современные детишки, сталкиваясь с классической литературой русской, слов не понимают, испытывают всякие трудности. На самом деле трудности эти в основном не лексические, а культурные, но не в том дело. Эти трудности надо уметь предугадывать и помогать детям их преодолевать. Хорошие учителя это делают — и блестяще. Это должно уметь большинство учителей. И вот тут мы подходим к принципиальному вопросу. Для всего, о чем я сейчас кратко сказал, нужно время — в двух очень важных, равно важных аспектах.

Во-первых, нужно время урочное. Уроков на русскую словесность — мало. В только что утвержденной Правительством Концепции преподавания русского языка и литературы гордо сказано (я, к сожалению, наизусть не запомнил, но, по-моему, «идеально» — слово не чиновничье): оптимальное количество часов. Оптимальное! Вот перед нами выступал господин Ливанов. Ему тоже страшно нравится: «Великолепное количество часов — никогда такого не было!» Было, было гораздо больше — и тоже было мало. То, что сейчас, — это мало совсем.

Ну, когда выступает министр, мы же слышали: все хорошо. Просто всё хорошо. Все уже хорошо, но сегодня лучше, чем было вчера, а завтра будет еще лучше. Если бы мы с вами здесь твердо не знали, что всё настолько хорошо, что Президент Российской Федерации счел необходимым обратиться к Патриарху Московскому и всея Руси с просьбой организовать и возглавить Общество русской словесности, чтобы попробовать хоть что-нибудь сделать; если бы мы этого твердо не знали, мы бы поверили министру, что все просто замечательно.

Реакция собравшихся на высупление А.Н. Привалова. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Не умеющим читать ученикам не освоить никакой предмет

Ну ладно: значит, часов им хватает. На самом же деле их не хватает. Часов нужно больше: для того, чтобы научить читать, научить понимать, научить говорить, заполнить культурные пробелы, нужно время. Речь ведь не об «одном из» школьных предметов — речь о главном: не умеющим читать ученикам не освоить никакой предмет. А люди читать сейчас не умеют буквально. Спросите любого действующего педагога, любого редактора: они не то что не ловят интонацию — скажем, иронию в тексте не ловят — это ладно: «Какие нежности при нашей бедности». Но почти никто не умеет поймать, скажем, логический сбой в тексте. Люди не видят логических сбоев. Всему этому надо учить. Когда? Дайте время.

Это в первом смысле.

За четыре года качественного учителя подготовить нельзя

Во втором: для того, чтобы большинство учителей получило шанс присоединиться к тем, кто уже сейчас всё это умеют, их тоже надо учить. Это тоже требует времени. И времени большого. Педагогическое образование должно выпускать словесников, подготовленных лучше, чем прежние, просто потому, что перед сегодняшними стоят задачи сложнее, чем перед вчерашними. Задачи будут только усложняться. Между тем пока реформирование педагогического образования идет в прямо противоположном направлении. Нам говорят про «прикладной», прости Господи, бакалавриат, то есть подавляющее большинство студентов будет обучаться не пять и не шесть, а четыре года. Мне не пришлось (ну, видимо, мне не повезло), говорить ни с одним серьезным педагогом, который был бы не согласен с очевидным фактом: за четыре года качественного учителя подготовить нельзя. Не успеть. Просто не успеть. Педагогика — это помимо, а может, и прежде всего прочего — гигантский объем методов, приемов — целый арсенал инструментов. Его нельзя передать на бегу. Это требует времени. Четыре года — это смешно. А ведь не только в четырех годах сила.

Концепция реформирования педагогического образования состоит в том, что надо как можно сильнее уменьшить объём преподавания теоретических дисциплин, заменив их практикой, да и число теоретических дисциплин сократить, чтобы и числом-то было меньше. Вот что, например, делается совсем рядом, тут, в Московском государственном педагогическом университете. Причем заметьте себе: все это бьет по словесникам существенно сильнее, чем по всем остальным. Ну, может быть, по историкам так же сильно. Всем остальным — чуть легче. А вот со словесниками. Цитирую: «Исключены или сокращены такие курсы, как старославянский язык, историческая грамматика русского языка, стилистика, курс современного русского языка сокращен на несколько семестров». Ученики так обучаемых учителей — я не знаю, кем они будут. Как может чему-то научить человек, который знает не так уж намного больше своего будущего выпускника? А если присмотреться к тому, как их теперь готовят, так иногда кажется, что он даже больше похож на массовика-затейника, чем на филолога. Может, в этом есть свой смысл, не знаю; но продавить ту стену, перед которой мы сейчас встали, стену плохого владения языком и плохого обучения языку, таким образом заведомо нельзя.

От того, что ее называют реформой, она не перестает быть деградацией

И ведь тут еще одна замечательная вещь. Помимо того, что сокращают часы, сокращают дисциплины, преподавателей педвузов очень старательно уверяют, что их основное занятие — совершенно не обучение педагогов. Это пустяки. Это неправильно. А вот что правильно. Профессор педагогического вуза пишет в блоге. Цитирую буквально: «Прислали нормы времени для внеаудиторной работы ППС (профессорско-преподавательского состава). Цифры многое могут сказать о людях, которые их определяли. Например, проверка, консультации, прием контрольных работ и заданий, рефератов и других домашних работ — ноль целых пять десятых часа на одного студента в семестр. Подготовка и публикация статей в ведущих лицензируемых изданиях по РИНЦ — сорок часов на статью, оформление заявок на патент — 400 часов за патент». Господа, профессор права. Это многое говорит о людях, которые писали такие нормы. Приравнять написание одной научной статьи обучению 80 студентов — это очень сильный ход. Может быть, более сильный ход — только назначить полчаса времени на студента в семестр. Это — факт. Я ничего не сочинил. Вот такая реформа педагогического образования проходит сейчас. И от того, что ее называют реформой, она не перестает быть деградацией.

Александр Николаевич Привалов. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Я скажу совсем немного в заключение, потому что много хороших и полезных рекомендаций уже прозвучало. Но я бы хотел обратить ваше внимание вот на что. Огромная часть этих рекомендаций, как мы слышали сейчас, сводится к тому, чтобы обеспечить педагогам, филологам, родителям участие в обсуждении того, в разработке сего, в экспертизе третьего. Господа, можно подумать, вы тут не знаете, как чиновники устраивают обсуждения. То есть не только минобровские, но минобровские — особенно. Если говорить об обсуждении чего бы то ни было всерьез, то обсуждать надо идею. То есть мы собираемся делать вот такой материал — такую вот концепцию, программу, ещё что-то, мы хотим заложить в нее такие-то основные идеи. Давайте обсуждать основные идеи! И тогда в обсуждении и вправду есть какой-то смысл. А на деле они пишут там у себя проект, выкладывают его на сайт и говорят: «Давайте обсуждать, ребята: вот тут запятую поправить или вот тут?» Им говорят: «Вы всё написали неправильно в принципе». Они отвечают: «Не о том речь. Вот тут запятую поправить или вот тут?» Мы что, редко такое видели? Мы хотим еще смотреть? Давайте смотреть еще. Нет, я ничтоже вопреки глаголю: участвовать в экспертизах, в обсуждениях — надо, все правильно. Но я бы все-таки сказал вот что:

— Коллеги, у нас с вами вроде бы есть какой-то капитал: нас поддержал лично Президент России, наше Общество возглавляет лично Патриарх Московский и всея Руси. Может, давайте попросим чего-нибудь такого, на чем мы проверим, есть ли у нас капитал или нет? Может, давайте попросим не участия в очередной дискуссии, после которого проводивший дискуссию зам Ливанова скажет: «Спасибо, все свободны, а мы сделаем так, как собирались»? Может, кроме участия в дискуссиях, мы потребуем чего-то ощутимого? Вот я бы предложил две простые вещи. Совсем простые вещи. Я бы предложил потребовать. Не порекомендовать, прости Господи, а потребовать немедленного уничтожения 99 процентов бюрократических требований и проверок, которые обрушиваются на голову каждого учителя в стране, — немедленного. Это можно сделать за неделю. И я не знаю ни одного аргумента против, который можно было бы сказать вслух.

Второе: надо потребовать больше часов на словесность. Я слышал уже, что есть наши с вами коллеги, есть филологи, есть словесники, которые говорят: «Не надо больше часов — мы и так плохо преподаем. Зачем нам больше часов?» Точно с тем же успехом можно сказать: «Этот больной совсем плох. Давайте его не кормить — пусть он лучше сдохнет». Филолог, словесник, который против увеличения часов на словесность, — это рыба, которая против воды.

Спасибо.