– Владыко, поделитесь своим опытом: почему Вы решили принять монашество?
– На мое духовное воспитание повлиял Вознесенский женский монастырь на окраине моего родного села Чумалево: туда в период хрущевских гонений свезли монахинь почти со всего Закарпатья. Их молитвенный дух и глубокая вера зажгли во мне, будто лампадку, желание быть священником. (Кстати, из нашего села вышло много священнослужителей.) У меня не было болезненного выбора: кем быть. Помню тот миг, когда окончательно понял, что стану священником. Это произошло во время богослужения, которое впервые в нашем монастыре совершал епископ Мукачевский и Ужгородский Савва. Я тогда учился в пятом классе. Впоследствии я в течение нескольких лет был у него иподиаконом, несмотря на то, что дорога в Мукачево — более 100 км. Я часто пропускал из-за этого уроки. Мою маму даже вызывали к директору. Но она меня не укоряла, поскольку понимала, что я твердо и всерьез выбрал путь к церковному алтарю. Мама тихо молилась по ночам, чтобы все обошлось и получилось. А образ епископа Саввы – строгого монаха, богослова и хорошего архиерея – сыграл решающую роль в выборе учебного заведения — семинарии в Свято–Троицкой Сергиевой Лавре, которую окончил и он.
– Чем жизнь монаха в архиерейском сане отличается от бытия простого инока?
– Архиерейское служение — это тоже послушание. Оно не в меньшей степени (а может, даже и в большей) подразумевает аскетизм и всецелую сосредоточенность на стяжании благодати Святого Духа. Для епископа не отменяются монашеские обеты, но добавляется еще больший груз колоссальной ответственности перед Богом, Церковью (которая доверила ему апостольское служение) и людьми, видящими в нем пастыря доброго и непререкаемый церковный авторитет.
– Иногда далекие от Церкви люди говорят, что постриг можно принимать лишь после того, как воспитал детей и завершил служебную карьеру. Как Вы относитесь к такому мнению?
– Самое распространенное и пагубное заблуждение – это ошибочные мысли о том, что дело спасения якобы можно отложить «на потом». Тот, кто провел молодость по закону плоти, вряд ли сможет освободиться от страстей в старости, когда наиболее трудно бороться с многолетними привычками и привязанностями. Если человек состоялся как семьянин, воспитал детей и сделал карьеру, то совершенно не понятно: зачем ему монастырь? Ведь речь идет не о хобби на пенсии. Монашество – горение духа, когда для тебя весь мир вменяется в тщетность, и ты ищешь лишь единое на потребу – Царство Божие.
– А если говорить о старости как об опыте и мудрости, которые необходимы для монаха?
– Монашество – не удел лишь стариков. Духовная опытность как раз и приобретается через иноческую жизнь. Разумеется, надо избегать крайностей. Если для вступления в брак наилучший возраст – 20-30 лет, то для монашества – 30-40. Можно, конечно, принять постриг и раньше, но тогда степень риска повышается. Полагаю, что с лицами, не достигшими 20-летия, лучше повременить.
– В каком возрасте постригали в древних монастырях?
– В древности к монашеству готовились очень долго. Никто не настаивал, чтобы юноша шел в монастырь. Придя во святую обитель, человек долго находился в статусе послушника. Если он разочаровывался, то мог вернуться к жизни в миру.
– Что делать тем, которые мечтают о монашестве, но имеют семейные обязанности?
– Бросить семью, мечтая о монашестве, – дело не богоугодное. Зачем предаваться мечтательности, которую святые отцы называют прелестью бесовской? Если Господь призвал к семейной жизни, нужно с христианским терпением и любовью нести этот крест, который не меньше монашеского. Уходить в монастырь следует лишь по благословению духовника и обоюдному желанию супругов, тяготеющих к иночеству и не обремененых заботой о детях. А главное – если нет любви к молитве, тогда от мыслей о постриге нужно отказаться.
– Ваше Высокопреосвященство, как известно, с монашеским самоограничением соглашаются даже многие миряне: они, к примеру, говорят, что посты полезны для здоровья. Но стоит монаху лишь заговорить о «памяти смертной», как от него сразу же отворачиваются. Что значит «память смертная»? Действительно ли для поддержания такой памяти нужно чуть ли не спать в гробу?
– Древние подвижники веры отказывались от мира сего, руководствуясь не страхом, а из-за его непривлекательности. Пустыня для них – это цветущая и жизнерадостная страна духа, а не темная и сырая могила (как ошибочно думают многие). Еще в V в. блаженный Диадох Фотикийский сформулировал общее правило для ухода из мира: «Мы добровольно отказываемся от сладостей этой жизни только тогда, когда вкусим сладости Божией в целостном ощущении полноты». Истинная жизнь состоит в стяжании Божией благодати, которая освящает и преображает. Ее оскудение приводит к умиранию мира и апокалиптическим катастрофам как видимым признакам его агонии.
Еще один аспект монашества – особое, ни с чем не сравнимое служение миру: через очищение сердца, молитву и аскезу Божественный свет входит в душу. Этот свет – стержень мироздания, преображающий весь мир и реанимирующий гибнущее человечество. Если не станет носителей духовного света, мир себя изживет. А для того, чтобы противостоять разрушительной силе греха, и принимают монашеский постриг.
– Что Вы можете посоветовать тем, кто желает стать монахом?
– Решение о постриге может быть принято только при трезвом и серьезном размышлении. Нужно иметь глубокое желание и убедиться (после долгого испытания) в том, что это – твое призвание. Мне часто приходится общаться с молодыми людьми, которые стоят на распутье. Некоторые из них говорят: мол, подумываю о монашестве, но есть колебания. В таких случаях я обычно отвечаю: пока сохраняется хотя бы тень сомнения, монашество принимать не следует. Не надо спешить. Лучше подождать хотя бы три года, а затем проверить: не ослабло ли это желание, не охладело ли оно? Ошибка может иметь роковые последствия: нарушив обеты, человек зачастую не способен вернуться к нормальной жизни, поскольку получил духовную травму.