Путь, пройденный достойно

Я прошу Елену Николаевну поделиться с нами своими воспоминаниями.

Е. Н.: Владыка в жизни всей нашей семьи занимал важное место. Он был неотъемлемой частью нашей семьи. Мы его очень любили. А поскольку я была младшей из всех его племянников, то мне перепало достаточно много его забот. Это распространилось также и на наших детей – его внуков. Владыка нам всегда помогал, чем мог. Мы рано потеряли отца, он заменил нам его.

Любя фотографию и занимаясь ею, он учил нас с сестрой Анной фотографировать, ходил с нами в походы в Радонеж, на источник. А воспитывали нас, кроме наших родителей Ольги Владимировны и Николая Стратоновича, мои тетушки. Они прожили свою жизнь вместе с Владыкой, не выходя замуж, по завету отца Севастиана Карагандинского.

Мама была по возрасту ближе к своим сестрам, которые жили при Владыке. Старшие уехали в Москву получать образование. Жизнь у них была очень тяжелая. Наша мама скончалась в 2000 году, она закончила свою жизнь рядом с Владыкой, поскольку оставалась уже последней среди сестер. Несмотря на то, что мы были «лишенцы», мама очень много достигла в жизни. Владыка ее уважал и считался с ней, ее мнение было для него небезразлично.

Ольга Владимировна Нечаева-Череватая, моя мама и сестра митрополита Питирима, оставила воспоминания о жизни семьи, своего отца и матери, о духовном роде Нечаевых. Рассказывает, как они пережили революцию, описывает арест отца и его ссылку. Как их дети смогли не только выжить в таких тяжелых условиях, но и получить образование.

«В 1925 году скончался Святейший Патриарх Тихон. Вся православная страна скорбела в эти грустные дни. Я помню, как родители приняли близко к сердцу это известие: мама плакала, и в одну из ночей видит сон. Стоит она со слезами у гроба Патриарха Тихона, и в этот момент он поднимается, снимает со своей головы митру, дает ей в руки и говорит: «Бери! Родится великий человек!»

8 января 1926 года, в ночь на второй день Рождества Христова, родился наш младший брат Константин. Это предсказание мы знали с детства, но в дальнейшем не придавали этому значения, потому что жизнь во всей стране протекала под лозунгами антирелигиозной пропаганды и преследования верующих. Наш отец никогда до своей ссылки не снимал духовной одежды, носило ее красиво и с достоинством.

Когда мы возвращались с ним из церкви от всенощной и шли по центральной освещенной улице Московской, на которой гуляла молодежь и отпускала в нашу сторону разные шуточки, мы гордо держали голову и этим выражали свое превосходство над ними».

Теперь о том, как праздновалось Рождество. Речь идет о 20-х годах, это, может быть, еще и не НЭП, а самые голодные годы:

«Но несмотря на трудности той жизни, на Рождество и на Пасху у нас всегда был праздник. Старшие – Вера, Нюра и Коля – занимались с нами в зимние вечера. Вера нам читала детские сказки, рассказывала всякие истории, а Нюра разучивала различные пьески. Мне запомнилась басня «Стрекоза и муравей», где Маня была муравей, а я – стрекоза.

Особенно мне запомнился один праздник, когда в Сочельник нам не в чем было идти к заутрене: у нас не было обуви. Вера сказала, что она найдет нам какую-нибудь старенькую обувь. Когда нас разбудили, чтобы собираться к заутрене, я почувствовала на груди что-то тяжелое. Это были новые валенки: нам сказали, что их принес Дед Мороз. Лучшего подарка от Деда Мороза я не помню…

В зале стояла нарядная елка-сосна, у нас, в Тамбовской губернии, растут сосны. Елка украшалась старыми игрушками, оставшимися от лучших времен, а также сделанными нами под руководством Коли и Нюры. От заутрени все возвращались счастливые. В доме был накрыт стол к разговению.

В эти годы старшие братья, Миша и Ваня, ездили в село Скуратово, где жили наши родственники. Они помогали нам менять на продукты, привезенные ими лампадное масло и свечи. Их выдавали в церкви вместо зарплаты

Братья ездили на лошади, запряженной в сани. Поездки были опасными: повсюду скрывались беглые солдаты, много было банд.

Перед Рождеством Ваня поехал один и должен был вернуться к празднику. Мы пришли из церкви - а его нет. Стали садиться за стол - и вдруг за окном раздался свист. Открыли ворота, и увидели веселого Ваню, в тулупе, в валенках, на которые были надеты железные калоши, чтобы не промокнуть в дороге. Так его нарядили наши родственники. Радость наша была огромной…

Вообще, в семье, благодаря родителям, всегда была добрая и веселая обстановка, несмотря на трудности…»

- Это был фрагмент воспоминаний, о которых упомянула Елена Николаевна. А что это вообще за воспоминания писала Ваша мама? Вы знали об этом?

- Да, мы об этом знали, хотя она с нами не делилась. И мы старались ее не тревожить. Думаю, что Владыка тоже об этом знал.

Мама оставила несколько тетрадей. И уже незадолго до смерти, будучи здесь, в Абрамцево, она закончила и сказала: «Ну, все…» И это было действительно «все», через несколько месяцев мамы не стало. Это был 2000-й год, мама умерла 22 сентября, на память преподобного Иосифа Волоцкого, и 40 дней ее тоже пришлись на память этого святого. Так что я думаю, что тут Владыкины молитвы поспособствовали. Мы очень почитали преподобного Иосифа Волоцкого, бывали в его монастыре.

Мама хотела оставить эти воспоминания не для всеобщего прочтения, а чтобы они остались в семье. Чтобы дети, внуки, а, может быть, и правнуки, которые появлялись на свет, знали о том времени. Знали о том, что будучи «лишенцами», они все получили высшее образование и завоевали какую-то нишу в этой жизни. Насколько они были дружны, поддерживали друг друга.

Мама, наверное, хотела научить следующее поколение тому, что во всех тяжелых обстоятельствах жизни семейная помощь и вера (самое главное, к чему бабушка нас приучала), были определяющими. И несмотря на все житейские сложности, они были воспитаны людьми, которые смогли адаптироваться в этом мире и жить в нем. Это я считаю заслугой моих дедушки и бабушки. Поэтому для нас и, надеюсь, для тех, кому жито будет интересно, эти воспоминания будут не только рассказом о жизни Владыки, но и поучительным чтением.

- В самом начале нашей беседы Вы упомянули, что у Владыки есть глубокие священнические корни. Расскажите немножко об этом.

- Да, у мамы в «Воспоминаниях» написано. Наши корни идут от «миссионерских начал» Святителя Питирима Тамбовского, начиная с его пребывания на родных землях. Упоминается также, что в роду присутствовала и греческая кровь. И вроде бы в семье было только духовенство, родственные связи завязывались также между семьями духовенства. Поэтому и бабушка, и дедушка мои были из потомственных духовных родов, и воспитание детей в духовной жизни не становилось сложностью.

- Елена Николаевна, расскажите, пожалуйста, о себе, о Вашем детстве.

- Мое детство прошло среди священников, несмотря на то, что папа занимал высокие посты. Я росла в Елохово, и Патриарх Алексий I называл меня «Косички». Он спрашивал у Владыки: «А чьи это косички?» Тот отвечал: «Мои!», потому что я высовывала голову из-за загородки, и мои косички оказывались близко к духовенству…

- Елоховский собор был центральным храмом нашей Церкви?

- Да, Елохово было центральным храмом, Владыка был при Патриархе Алексии I. Там же и бабушку мою отпевали: сначала в Лавре Патриарх Алексий I, потом ее привезли в Елохово. И на Даниловском кладбище все наши родственники похоронены.

- Я знаю, что Владыка Питирим был связан не только с Москвой, с ее центральными соборами, с Патриархом Алексием (Симанским), с Троице-Сергиевой Лаврой. Когда вы лично начали осознавать эту его связь и делать для себя какие-то открытия?

- Когда Владыка стал там преподавать, и у него появилась квартира - там поселились моя бабушка и тетушки, опекавшие его. Таким образом, все каникулы, все свободные минуты мы проводили там. Даже и моя дочь, и племянница со своей бабушкой Ольгой Владимировной тоже там бывали. Лавра для меня – родной дом.

А обосновались мы в Абрамцево. Здесь у нас родня, начиная от бабушки и тети. И мои родители обосновались здесь.

Владыка тоже здесь бывал, потому что часто приезжал в Лавру.

- Когда читаю «Дневники» секретаря Патриарха Алексия (Симанского) Даниила Андреевича Остапова – передо мной встает картина камерной церковной жизни тех лет. Кажется, что Церковь существовала сама по себе и «внутри себя», несмотря на то, что испытывала давление со стороны государства. Но это была семейная жизнь: все знали друг друга и относились друг ко другу доверительно. И нам в Церкви было уютно. А как Вы воспринимали то время? Тем более что тогда Владыка был уже заслуженным и выдающимся иерархом нашей Церкви? Вы говорили, что он много времени уделял родным: но как это было возможно для человека, занимавшего столь высокий пост?

- Наверное, во-первых, потому, что мы с сестрой часто бывали в его доме: и жили там, и на службы ходили - и в Елохово, и в Брюсовом переулке. Наверное, поэтому нам досталась такая доля его внимания. А то, что вы говорите, что время было тяжелым, когда Владыка стал архиереем - это так. Поскольку я росла в светской среде, то мои одноклассники и мое окружение о моей духовной жизни ничего не знали. Узнали, когда я уже училась в Университете. Мы с подругой поехали отдыхать, и я первой открылась этой подруге. Знали все, кто бывал у нас в Абрамцево. Но бывало, что и дразнили…

- Это, наверное, не самое страшное…

- Но уважали и почитали тоже. А так, я никого не посвящала в свою духовную жизнь.

- Когда говоришь о митрополите Питириме, невольно вспоминаешь его эпоху. И все равно, несмотря на то, что по человеческим меркам, он ушел от нас совсем недавно, невольно разделяешь церковную жизнь на жизнь «до» и жизнь «после». Я имею в виду две разные эпохи. Сегодня много говорят о возрождении Церкви. На Ваш взгляд, сегодня молодым труднее прийти в Церковь? Или легче?

- Я не могу об этом судить. Владыка никогда не посвящал нас ни в какие сложности и трудности. У нас было только так: «Церковь – это праздник!» И у меня такое же отношение. Я не вмешиваюсь в современные события. Я знаю своих близких. Знаю, насколько крепка их вера и надеюсь, что следующие поколения вырастут такими же!

- Владыка общался не только с церковными деятелями, но и со светскими структурами, организациями и выдающимися людьми, которые часто бывали и нецерковными. Его авторитет был настолько высок, что он вдохновлял человека стать членом Церкви. У Вас есть какие-то истории на этот счет?

- Истории вспоминать, наверное, достаточно долго. Но я хочу сказать, что у Владыки был дар общения с людьми. Он находил общее с любым человеком, с которым ему приходилось общаться, у которого могло быть воспитание, и образование любого уровня. Владыка всегда мог найти подход, разговорить собеседника, объяснить ему что-то, «привлечь его на свою сторону». Я считаю, что это дар Божий, и Владыка его имел в изобилии. Я редко встречала такое в жизни, так что это, действительно, Богом данный Владыке талант.

- И не только талант: по сути – это некая связь времен. Когда читаешь авторов той поры - убеждаешься, насколько высок был уровень их образования, культуры, недостижимый в нынешних, особенно советских, условиях. И когда ты встречал таких людей, как протоиерей Константин Ружицкий, протоиерей Алексий Остапов, протоиерей Всеволод Шпиллер, Владыка Питирим (Нечаев), и других, которые в то советское время возрождали Церковь, думаешь, что они ориентировались на своих предшественников? Как Вам кажется?..

- Конечно. У Владыки была школа и семейная «из рода в род», потом у него были очень серьезные наставники. Первое алтарничество у Владыки было в храме Иоанна Воина на Якиманке при отце Александре Воскресенском, затем Патриарх Алексий (Симанский) его приглядел. Спросил у отца Александра: «А кто это?» И отец Александр ему рекомендовал будущего Владыку, сказав, что он из духовной семьи (а в то время тот еще учился в МИИТе). Патриарх его взял к себе в иподиаконы. Сложился тандем, который в то время двигал всю православную жизнь.

И, действительно, это были люди образованные, всесторонне развитые. Я думаю, что даже сейчас мало кто может этого достигнуть. Все это было получено здесь и нажито «из рода в род» родными и их трудами.            

- Вспоминаю разговоры многих моих собеседников о возрождении Церковно-археологического кабинета: вернее, о его создании в стенах Московской духовной академии, потому что раньше такого церковного музея не было. И Святейший Патриарх Алексий (Симанский), которому делался такой подарок, как мне рассказывали, был весьма удивлен. А, во-вторых, рассказывали и о том, с каким интересом Константин Нечаев, будущий Владыка Питирим, собирал эти экспонаты по всей Москве, и не только. Он что-то рассказывал Вам обо всем этом?

- Я в это время была слишком мала, но то, что ими с отцом Алексием (Остаповым) было организовано и сделано с любовью - это правда! Патриарх Алексий I был действительно отцом для Владыки, так как его родной отец рано умер, возвратившись из ссылки. Конечно, трудов было положено немало.

- Вы посещали музей?

- Конечно, конечно! Я постоянно вспоминаю о тех красотах, которые там присутствовали. Это все было родное.

Святейший Алексий I (Симанский)был не только Первосвятитель, но и отец, и духовный наставник, и друг для Владыки. Владыка почитал его безмерно. Он был таким человеком – не мостиком являлся, наверное, между поколениями, а был последним представителем поколения еще царской России. Владыка рассказывал, как уважительно относилась к нему даже самая грубая советская власть. В нем подспудно чувствовали человека совершенно другого уровня. И он, не говоря ничего, добивался своего. А Церкви многое было необходимо в те страшные годы.

- Вы сказали, что вам, детям, не говорили о трудном, плохом, о том, что переживала Церковь. Но Вы многое чувствовали?

- Наверное, да. Я не делилась своей духовной жизнью с окружающими и друзьями. Вокруг была другая жизнь, а в храме – моя, к которой я привыкла.

Патриарх Алексий I– это «московская школа» духовенства, которая, к сожалению, уходит. Это действительно была эпоха, была духовная интеллигенция, которая воспитывалась и Патриархом тоже. При нем все иподиаконы проходили школу не только служения, но и этикета.

- Когда мы беседовали с одним церковным филологом, человеком, который долго проработал у Владыки Питирима - выяснился один нюанс: для большинства наших светских филологов на протяжении многих лет был закрыт такой огромный культурный и литературный пласт, как церковная гимнография. И многие даже ученые люди не подозревали долгое время, что у Церкви огромная история, в том числе, и церковных текстов.

- В те годы Церковь представляла закрытую структуру. У нас были «дидактические материалы» для внутреннего пользования. Но Владыка предпринял громадные труды к 1000-летию Крещения Руси в своем Отделе, чтобы восстановить, хотя бы частично, «учебники», по которым сегодня живет Церковь и совершается богослужение.

- Когда сегодня спорят о предпочтительности церковно-славянского или русского языка, о переводе богослужения, о том, чтобы сделать его «более доступным» - я хочу услышать Ваше мнение. Потому что наверняка Владыка говорил и о красоте церковного языка, о важности традиций церковных, чтобы нам сохраниться и – самосохраниться.

- Хочу сказать, что когда Владыка стал во главе Издательского Отдела - изначально им стояла цель как раз выпускать богослужебную литературу. И это было началом, и духовенство было ему благодарно.

Хочу сказать и о красоте церковнославянского языка. Меня, как и мою сестру, с раннего детства просили читать акафисты на церковнославянском языке, поскольку в таком виде они у нас дома и хранились.

Вот, Анастасия хочет добавить несколько слов:

- О переводе богослужения с церковнославянского языка на русский. Владыка отмечал: чтобы это сделать, нужно, чтобы родился новый Пушкин.

- Издательский Отдел Московской Патриархии (или Издательство Московской Патриархии), сегодня эти понятия перемешаны, я с трудом в них разбираюсь, но, как бы его ни называли, этот Отдел у многих ассоциируется с Отделом митрополита Питирима. Наверное, так будет всегда. Я хочу, чтобы Вы немножко рассказали, что Вам известно о периоде создания этого дома, этой – еще одной семьи – Владыки Питирима.

- Да, действительно, для Владыки это было его детище. В создании Отдела участвовали его старшие – брат, Николай Владимирович и сестра, Ольга Владимировна, моя мама, архитектор. Буквально все – до каждого гвоздя – было ими создано, когда они из Новодевичьего монастыря переехали в новое здание на Погодинской. Владыка все это очень берег. Это была его жизнь!

Служение Церкви он рассматривал как дело издания духовной литературы. С него началось издание и церковных журналов, и календарей, которые расходились по всему миру.

Недавно мы вспоминали с Т. А. Волгиной о том, что нечасто упоминается издание «Журнала Московской Патриархии» на английском языке, а ведь это издание присутствует в лучших учебных заведениях мира! Поэтому память о Владыке жива не только у нас (на доме Издательского отдела есть памятная доска, открытая два года тому назад), но и в мире. Полагаю, память о нем сохранится впредь.

- Тем более что Церковь нуждается в этом. Но мы начали с «Воспоминаний» Ольги Владимировны. Насколько я понял, эти «Воспоминания» готовятся к изданию?

- Да, мы надеемся, что они выйдут в свет. Хотелось бы, чтобы это было к Владыкиному 90-летию, но, к сожалению, это несколько отложилось. Надеюсь, что скоро издание выйдет, и мы сможем все это увидеть. Книга небольшая, но логически хорошо построена и достаточно интересна.

- Я вспоминаю нашу беседу с Валентином Арсеньевичем Никитиным, который сегодня является церковным библиографом эпохи. Он недавно написал книгу, посвященную личности Святейшего Патриарха Алексия (Симанского). А рассказывая о Владыке Питириме он, в частности, упомянул несколько уже изданных дневников Владыки. По-моему, есть еще книга «Свет памяти»?

Анастасия: Это немножко не дневник: это воспоминания Владыки, записанные на диктофон. На это он сам дал свое согласие. Записывали его сотрудницы, двое филологов, Татьяна Суздальцева и Татьяна Александрова. Потом эти воспоминания были переизданы, вышла книга: «Русь уходящая. Воспоминания митрополита Питирима». Там живой Владыкин слог, его голос… Этим воспоминаниям можно верить : там 99,9% истины.

Потом была издана «Свет памяти», большая книга, в которой собраны проповеди и статьи Владыки. Насколько я знаю, эти проповеди были произнесены им в храме Воскресения Слывущего в Ситцевом овражке.

Потом в Иосифо-Волоцком монастыре была издана книга «Благословенный путь». Там есть немного о Владыкиной родословной и достаточно большое количество фотографий, которые потом уже были использованы в других изданиях.

Елена: По поводу первой книги, которую издали Суздальцева и Александрова, они даже пишут в предисловии, что Владыка даже не знал, что за ним записывают. А если бы знал, то не одобрил бы, чтобы эти заметки были изданы.

Но сейчас для нас и эти воспоминания являются живым его словом.

- А кто-то мне рассказывал, что Владыка носил с собой диктофон и какие-то вещи сам себе надиктовывал.

- Знаете, Владыка ведь никогда не писал проповеди: он выходил на амвон и произносил их экспромтом. Это было великолепно. За ним много записывал нынешний владыка Тихон (Шевкунов), потом переиздавал. Так что было очень много проповедей, которые Владыка произносил спонтанно.

Думаю, что диктофоны были, ведь даже Настю Владыка снабжал диктофонами, когда она посещала лекции, учась в университете. Я думаю, когда к нему приходили какие-то мысли, нужные моменты - он все записывал. Владыка очень любил технику, это так!

Анастасия: Существует и еще одно издание «Воспоминаний» о Владыке священников, отца Владимира Ригина и многих других священников, которые знали его при жизни, друзей, соратников, сотрудников. Есть даже слово Владыкиной племянницы: «Митрополит Питирим: во всем и всегда Владыка». Насколько я знаю, издателем этой книги был МИИТ.

- 90 лет – очень серьезная дата. К сожалению, Владыка не дожил до своего 90-летия, хотя мы вспоминаем о нем только в настоящем времени. Потому что его труды, его авторитет, его жизнелюбие, наполненность его жизни - это все было присуще этой яркой личности. И он как бы стоит сегодня рядом с нами, для многих ощущение его присутствия дает возможность трудиться и творить дальше.

Сегодня сложная церковная жизнь, несмотря на то, что у нас и Православие, и государство вроде бы идут рука об руку. Даже говорят о «клерикализации общества», имея в виду, что мы, люди церковные, злоупотребляем своими свободами. И все-таки многим из нас искренне хотелось бы вернуться в детство – в эту камерность Церкви, в счастливую жизнь, когда Церковь – это праздник, а не обязаловка и уж, тем более - институт, который «обязан иметь право на существование».

Мы вспоминаем Владыку - и мысленно переносимся в его храм в Брюсовом переулке или, как раньше, на улицу Неждановой, Храм Воскресения Словущего. Люди, которые его знали и любили, в частности, Ариадна Рыбакова, регент его хора, рассказывали что Владыка «популяризовал «старую традицию». Вам что-нибудь об этом известно?

- Да, у Владыки был потрясающий хор, под управлением Ариадны Рыбаковой, который первым из церковных коллективов в те годы стал выезжать за рубеж распространять нашу культуру, духовные песнопения. Издавались даже пластинки, на которых они были записаны. Владыка всегда сопровождал этот коллектив, а народ во всем мире принимал его с большим уважением и почтением.

Ариадна до сих пор руководит этим хором в Брюсовом переулке, Владыке очень нравилось ее руководство. Он всегда говорил, что ему очень нравится пение хора и то, как она дирижирует. Были у нее и потрясающие солисты, много устраивалось концертов– и в Консерватории, и в Доме союзов. Мы посещали эти концерты и с сестрой, и с родственниками, и с нашими старшими. То есть, я хочу сказать, что Владыка развивал большую деятельность как популяризатор духовной культуры. И хор, который был им создан, и духовные литературные произведения тому способствовали.

У него была очень насыщенная жизнь, и эта жизнь помогала людям, простым верующим, чувствовать себя защищенными верой и духом церковным.

Служил Владыка, настолько глубоко прочувствовав каждое сказанное им слово, что храм его в Брюсовом переулке всегда был переполнен. Это район композиторских и искусствоведческих домов. Прихожане очень внимательно и с большим почтением относились к Владыке и регулярно ходили на его службы.

- К тому же, он был сам музыкантом?

- Да, он играл на виолончели. И есть такое семейное предание, что когда они были в эвакуации во время войны, то они учились в одной школе с Ростроповичем. И Владыка потом ему это напомнил, когда тот стал прихожанином его храма. Он всегда говорил мне: «Будешь хорошо учиться, я тебе скрипку дам!» А поскольку меня с детства мучили фортепиано, то до скрипки я так и не добралась.

- Всем известно, что митрополит Питирим был большим поклонником и русских традиций, и русской истории. Потому что мы мало знали свою историю, особенно в советское время, когда от нас все скрывалось. Он возрождал эти традиции. Он очень много сделал за этот краткий период 90-х годов для того, чтобы русские еще раз ощутили себя не «иванами, не помнящими родства», а людьми с глубокими историческими корнями. Расскажите про этот период.

- Я хочу сказать: все, что было у него в душе, изначально было привито его родными, родственниками, родителями. Для него было естественно поделиться со всеми тем, что было даровано ему жизнью. Его родителями, предками, с которыми из рода в род переходило к нему духовное наследство. И ему было, чем поделиться с людьми!

- Я хочу спросить Анастасию, чем дедушка явился для нее, когда она начала осознавать его как архиерея, который занимает определенное и весьма высокое положение в нашей Церкви?

- Наверное, когда я увидела его на службе, когда сознательно стала присутствовать на богослужении и увидела церковное великолепие.

- А где это было?

- Конечно, в храме в Брюсовом переулке. Это был храм, куда мы все ходили. Нас туда привозили, ставили, и мы там стояли – и бабушка, Владыкина сестра, и мои сестры, старшие и младшие…

Именно тогда, наверное, я увидела Владыку как церковного иерарха – в мантии. Особенно мне нравилось, когда он надевал мантию. Из детства помню необыкновенную красоту церковного облачения, архиерейскую мантию порфирового цвета: это меня впечатляло необыкновенно! Я думала: «Вот бы всегда он так ходил! Это было бы замечательно!» Для меня ничего красивее быть не могло, чем это облачение…

Помню как-то мы вместе с родителями и Владыкой ездили в Псково-Печерский монастырь, куда он нас решил свозить «одним днем» к отцу Иоанну (Крестьянкину). Туда и обратно, с ночевкой, быстро-быстро на машине, мы приехали вместе с ним и, естественно, нас пригласили потом с ним на обед к настоятелю. Там присутствовали местные печерские духовные лица. Когда мы уже вышли и шли мимо Успенского собора, то один из них сказал нам: «Вот так вы и войдете в Царствие Небесное - на Владыкиной мантии!»

Но для нас, меня и моих сестер, конечно, Владыка, прежде всего, был дедушкой. Он был немножко шокирован, когда я впервые назвала его так. Он пошел к бабушке и сказал: «Как же так, Леля? Я же архиерей, священник…» - «Ну, что же делать – на запрещать же им!» И мы стали звать его дедушкой.

Так мы и выросли при нем, как при дедушке, который при этом занимал очень высокий пост в Русской Православной Церкви.

- Он в подряснике бывал здесь?

- Всегда! Он редко надевал костюм. В основном, когда были поездки за границу, еще в советские времена. Дома он всегда ходил в подряснике.

Елена: Владыка хотя бы раз в неделю служил панихиду и считал, что это большая помощь и поддержка всем почившим родным и знакомым.

Был в Елохово такой архимандрит Зосима, которого Владыка очень любил и почитал, и в Новодевичьем монастыре даже есть Владыкина книга, в которой записано поминание родителей его, и архимандрита Зосимы. И всегда среди имен родителей, которых он поминал, было имя архимандрита Зосимы. Этот священник служил в Елохово во времена Патриаршества Святейшего Алексия (Симанского).

Что касается дедушки… К сожалению, Настиного дедушки уже не было на свете, и для них Владыка был действительно олицетворением дедушки. Все они росли при нем, с его помощью и по его молитвам. И судьба их сложилась, я уверена, тоже по Владыкиным молитвам.

* * *

Из воспоминаний Ольги Владимировны Нечаевой об истории рода Нечаевых: «Род Нечаевых к началу XIX века имел 300-летнюю историю священнослужения. Братом моего отца Александром Андреевичем Нечаевым в тамбовских архивах были обнаружены документы, из которых установлен этот период.

Дед моего отца, протоиерей Иларион Нечаев, был почетным гражданином города Тамбова. Протоиерейство тогда давалось только почетным священнослужителям. Прабабушку звали Еленой. Они были состоятельными людьми, имели собственные земли под Тамбовом и многочисленную родню.

Папа вспоминал, что во дворе его деда всегда стояли подводы, приезжали родственники. У отца Илариона и матушки Елены было четверо детей: три сына и одна дочь. Два сына, Андрей и Александр, приняли священный сан, а третий – Николай – был служащим. Дочь Мария замуж не выходила.

Моему деду, Андрею Иларионовичу, перешла по наследству хорошая усадьба в селе Селезни Тамбовской губернии, и достаточно большое количество пахотной земли. Он был настоятелем местной селезневской церкви.

Иерей Андрей был добрый и хороший человек, но очень рано заболел и даже знал день своей смерти, предсказанный ему во сне. О его доброте можно судить по тому, что во время сильного голода и неурожая, когда крестьянам нечем было засеивать поля, он сказал: «Вот вам ключи от амбара, езжайте, берите, сколько вам нужно, и когда будет хлеб, отдадите!» Так и сделали: народ брал зерно, никаких расписок не давали, а когда крестьяне оказались в состоянии отдать долг, они привезли отцу Андрею зерно.

Дедушка Андрей Иларионович скончался в 1906 году. Когда он умирал, под окно подошли лошади и плакали… Даже они его любили.

Его жена, моя бабушка, Серафима Григорьевна Нечаева, происходила также из потомственной духовной семьи Смирновых. Мой отец был старшим сыном. Кроме него, в семье было еще два брата и три сестры – Виктор, Александр, Евгений, Мария и Раиса.

Мамины родители – Быстровы – иерей Василий и Анна Ивановна, также происходили из духовной семьи. Дед моей мамы, Ольги Васильевны Быстровой, был священником. Он рано умер, и старший сын Василий остался кормильцем. Он содержал и свою семью, в которой было уже немало детей, и овдовевшую мать. Жили они в Тамбове. Тамбов во второй половине XIX века был столицей губернии, известным дворянским городом, а губернатор – знатным дворянином. Василий Быстров – талантливый, собранный человек, служил у тамбовского губернатора первым секретарем. Но гражданская карьера дедушки рано закончилась из-за интриги второго секретаря. Случилось это так. Младший брат Василий предложил ему открыть магазин и, получив согласие, открыл скобяную лавку в Тамбове, а на вывеске написал: «Братья Быстровы». Губернатор же, будучи рафинированным интеллигентом, презирал всякое купечество. Второй секретарь, завидовавший дедушке, как-то проезжая с губернатором по городу, нарочно завез его на улицу, где была лавка дедушкиного брата и, показывая на вывеску, сказал: «Посмотрите! Братья Быстровы скобяную лавку открыли!» Губернатор возмутился: «Мой секретарь – торгаш!», и сократил дедушку. Его посвятили в диаконы и дали приход в очень бедном селе. Бедные были села, бедные были и приходы, дедушке жилось там трудно с большим семейством. Тем более, что он был не священник, а диакон: ему приходилась половина приходского дохода.

Мамина мама, Анна Ивановна, была дочерью священника, отца Иоанна Малова, служившего недалеко от Тамбова. В те времена священники преподавали в церковно-приходских школах, и когда вышла новая орфография (отменили «яти»), моя бабушка, Анна Ивановна, быстро освоила ее. Девочкой лет 12 она помогала уже своему отцу преподавать.

Бабушка была умная и красивая, за нее сватались многие светские люди, среди которых, по ее рассказам, был офицер с «саблей на колесиках». Но отец хотел выдать ее только за священника.

* * *

Елена: Во-первых, я хочу сказать, что моя жизнь прошла, как говорил мой дедушка, протоиерей Владимир, «мы живем по чудесам, как по вехам». Вся наша жизнь состоит из чудес, Господом данных. И то, что я до сих пор на этом свете, в этом, конечно, заслуга и молитвы моих старших.

В нашей семье Владыка не только помогал нам действенно, но и своей молитвой: он вымолил мужа, который после тяжелейшей операции живет, слава Богу, уже 19 лет, помогал со здоровьем моей дочери, вообще во всех сложных моментах. Естественно, помогал и мне во многих житейских ситуациях и со здоровьем. И даже сейчас, когда случаются сложности, не только я, но и знавшие его люди говорят, что Владыка многим помог и многих исцелил. Существуют даже семейные предания об этом.

Я сама присутствовала при том, что люди приходят к Владыке на могилу, прикладывают икону, потом уносят ее с собой. Так что это не единичные случаи: это было в моей жизни, да и в Настиной тоже Владыка нам очень помогал.

- Когда я еще мысленно представлял себе план передач, посвященных митрополиту Питириму, это было более десяти лет тому назад. У меня не было ни сценарного плана, ни каких-то конкретных авторов. Но по милости Божией, получилось создать целый ряд передач. Хотя мне всегда кажется, что вся наша Церковь должна говорить о митрополите Питириме. И, конечно, уж не так камерно, как на нашей скромной радиостанции. А с другой стороны, думается, что существует некое благословение самого Владыки (я хотя и очень недолго, но работал под его руководством) на то, чтобы мы работали именно так. Ведь вот уже двадцать пять лет, весь период работы нашей радиостанции, мы выносим в эфир обсуждение очень серьезных тем, и стараемся делать это доверительным тоном, без цензуры. Думаю, сегодня это по тем или иным причинам недоступно даже церковным СМИ. Сегодня все регламентировано, все имеет какие-то границы, пределы, современный ритм, который «обязан присутствовать». У нас пока этого нет, передачи живые, и мы в этом плане можем назвать себя счастливыми людьми, которые имеют возможность говорить свободно. Долго ли продлится такая возможность - никто не знает.

Сегодня мы говорили о митрополите Питириме (Нечаеве), вспоминали его 90-летний юбилей. День рождения Владыки, второй день Рождества Христова. Совпали удивительные моменты. Я думаю, что Торжество Церковное и наше частное торжество объединяют нас и сегодня, когда мы светло празднуем этот церковный праздник, Владыка молится за нас там, где «нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная». И присутствует с нами незримо, помогает нам, направляет нас, молится за нас и тем самым обязывает нас проходить наш жизненный путь так, как он прошел свой путь: достойно человека, христианина и иерарха нашей Церкви!

Я благодарю Вас, дорогая Елена Николаевна, во-первых, за то, что Вы явились инициатором многих наших бесед, координатором многих встреч. Очень надеюсь, что воспоминания Вашей мамы, Владыкиной сестры Ольги Владимировны будут прочитаны на Радио «Радонеж».

- Тоже надеюсь на это, и на то, что наша с Вами встреча – не последняя. Владыка- это пример работы с полной отдачей, с любовью к жизни и к людям, поэтому думаю, что его дело будет продолжено в его учениках, в нынешних архиереях, многие из которых уже стали большими духовными людьми. Я думаю, что все это еще явит свои плоды в нашей жизни!

Анастасия: Спасибо Вам за передачи о Владыке, за идею рассказать о нем. Вы помните его, рассказываете о нем, и я очень надеюсь, что «Воспоминания», фрагменты которых мы тут приводили, прочитанные на Радио, расскажут о семье, об истории, о духовенстве XIX века, о предках Владыки Питирима и подведут к его жизни, которая явилась венцом этой семьи.

- Дорогие радиослушатели, сегодня мы беседовали с племянницей митрополита Питирима (Нечаева), Еленой Николаевной и с его внучатой племянницей, Анастасией Юрьевной. Мы записывали эту беседу недалеко от знаменитого Радонежа – в рамках программы Радио «Радонеж», и надеемся, что эти светлые Рождественские дни для всех нас будут побуждением вспомнить о светлом. А Владыка Питирим, несомненно, был именно такой светлой личностью.

Он не только будет жить в наших воспоминаниях. Я надеюсь, что он пребудет с нами до конца в реальной жизни. Вечная память!