Память благоверных князей Даниила Московского и Александра Невского

Итак, Церковь в равной доле состоит из мирян и духовенства, и доли эти равны не в смысле количества — мирян больше, а в смысле общего царского священства. У нас есть некое общее царское священство. Мы — люди, взятые в удел, чтобы возвещать совершенство Того, Кто нас позвал из тьмы в чудный Свой Свет, и мы все с вами священники. Священство наше заключается в исполнении воли Божией, в молитве, творении заповедей, в близости ко Христу. Образованные миряне — это, повторяю, слава Церкви, и Первый Мирянин Церкви — это Господь Иисус Христос, Который Архиерей, конечно, вшедший со Своею кровью во святое святых, ходатайствующий пред Отцом за человечество, не имеющий нужды о Своих грехах приносить жертвы, а потом о людских, будучи безгрешен, бесскверный, отлученный от грешников, но Он же и Мирянин, потому что Он воссиял не от колена Левитского, а от колена Иудиного, которое не приближалось к алтарю и жертвеннику. Он священствует Собою, приносит Себя в жертву на кресте, совершает Голгофскую Мистерию — жертвоприношение за грехи всего человечества, но Он не Священник в традиционном классическом понимании. В классическом понимании, по образу жизни, Христос — Мирянин. И Он приходит в храм как простой человек, как мирянин, отдаёт должное священству и начальству как мирянин. Например, известное место из Евангелия от Матфея, где пришли сборщики на храм и Петра спрашивали: «А ваш Учитель даст подать?» Христос говорит: «Конечно, дам. Хотя мы свободные сыны, подати берутся с чужих. Однако заплатим, чтобы они не смущались». И Пётр тогда поймал рыбу, нашёл во рту у неё статир и отдал за себя и за Учителя. Т.е. Он платит подать, Христос подчиняется переписи, кстати, что очень важно. У нас столько копий было сломано по поводу разных переписей, разных кодов, разной подчинённости государству, мы в этом всём усматриваем некое антихристианское ущемление свободы — и правильно, здесь есть чего бояться. Но Христос, родившись, сразу подчинился переписи и, собственно, Его рождение в Вифлееме Иудейском произошло благодаря тому, что Мать поехала в Вифлеем и там подверглась переписи, встала на учёт с Иосифом, и там родила Сына, Первенца, Единственного Своего, Спасителя Мира, о Котором сказал Ей Архангел: «Назовёшь Его Иисус, Он спасёт людей Своих от грехов их».

Итак, Христос — главный Мирянин Церкви, я это о том, что миряне ничем не умаляны перед священством. Конечно, мирянин не может одеть на себя ризы, зайти в алтарь и отслужить службу, но мирянин имеет свой голос, свою веру, свою благодать, он крещён, миропомазан, он участник алтаря, таинств, жертвенника Нового Завета, к нему нужно прислушиваться, его мнение нужно считать, его молитва может быть чудотворной. Мы знаем множество людей из истории Церкви, которые не были посвящены в сан, однако они великие чудотворцы. Например, все великомученики известные — Георгий, Дмитрий, Варвара, Екатерина — это люди гражданского чина, к которым обращаются с молитвами и священники и архиереи, достойно и праведно считая их выше себя. Поэтому наступило время, чтобы наши миряне были как можно более образованы, чтобы они знали Литургию. Что, собственно, нужно учить? Учить нужно сначала Литургию — службу: из чего она состоит, как она располагается, как она сложилась, какие исторические этапы она прожила в своём формировании — чтобы вам служба была понятна и любима, чтобы она пролетала мимо вас как весенний ветерок, чтобы вы не томились на службе, а любили её и наслаждались в ней как рыбы в море. Потом, безусловно, нужно изучать Священное Писание, которое является сердцевиной церковного сознания и духовной жизни. Писание — это бьющееся, непрестанно сокращающееся сердце, качающее кровь по организму. Литургика, Писание, потом, пожалуй, церковная история — для того, чтобы понять масштабность Божиего промысла на обширных исторических пространствах: как Бог действовал с народами, церквями, царствами, империями, как Он действовал в отдельной жизни и в жизни целых поколений — чтобы таким орлиным взглядом обозреть это громадное поле церковной истории и напитаться уверенностью в том, что Бог командует миром. Миром командует, дорогие братья и сестры, Бог и только Бог. Этот тезис оспаривается: сегодня люди говорят, что миром правят — если Бога в учёт не брать — любовь, страх и голод. Можно тасовать эти три понятия — что-то первое, что-то второе, что-то третье. С Богом начинается несколько другое, потому что уже появляется любовь Божия, страх может исчезнуть, если есть настоящая вера — настоящая любовь изгоняет страх, голод преодолевается и возникает голод по Богу, и человек способен не только ради куска хлеба, а ради Иисуса уже что-то делать в своей жизни. Современная жизнь стоит на том, что миром правят транснациональные корпорации, секс и деньги. Это нам постоянно и всюду вдалбливается в голову, что как бы две вещи движут человечеством — прибыль и наслаждения. В грубой форме — секс и деньги. На самом деле правит миром Бог, и изучающий историю человек видит это очень ясно. История нужна хотя бы для того, чтобы понять, что Господь — Хозяин истории, что всё в мире происходит под Его руководством, под Его тонким управлением, и это волнующееся море разных жизней направляется в нужное время в нужное место благодаря Его руке.

И вот миряне, которые изучают литургику, Священное Писание, историю Церкви, догматику, пасторскую психологию и т.д., способны составить некий такой авангард проповедников и благовестников. Мне совершенно понятно, что священство само не справится с этой задачей, а священство вместе с мирянами — справится. У нас, например, если сравнить количество крещёных людей и количество ходящих в Церковь людей — регулярно молящихся, то у нас получится, что количество крещёных будет миллионов сто, а количество молящихся будет миллионов пять. Я, конечно, не утверждаю, что пропорции именно таковы, они могут меняться, но в любом случае количество крещёных гораздо больше, чем количество молящихся. И сокращение пропасти между крещёными и молящимися, превращение просто крещёных в молящихся, превращение людей, которые просто с крестиком ходят в людей, которые посещают богослужения, читают Слово Божие и пытаются жить по этому Слову — это одна из серьёзных задач, которую духовенство само не исполнит. Нам нужна помощь мирян, нам нужна активная помощь простого Божиего народа, простых верующих людей независимо от возраста. Иногда старенькая бабушка, уже согнувшаяся от прожитых лет, может сделать больше, чем молодой человек, полный физических сил и духовной энергии.

Пользуясь случаем, переходим к следующей теме, которая внутри этой темы. Сегодня Церковью совершается память благоверных князей Даниила Московского и Александра Невского. А это кто такие? Это, собственно, миряне, которые сыграли свою великую роль в христианизации Руси. Вообще, некоторое время после крещения Руси священство у нас было только иностранное, только греческое. Известно, что только Ярослав Мудрый озаботился подбором кадров для будущего священства и стал забирать смышлёных мальчишек из семей для того, чтобы учить их грамоте и, возможно, потом выращивать из них, воспитывать будущее духовенство. Мамки и папки отдавали своих детей в книжную науку с такими слезами, как будто они отдают их на верную смерть: они их оплакивали как покойников, и с большими слезами отправляли учиться. А до этого у нас священствовали греки, сирийцы. И в наших церквах, которые строились по всей Руси, не было своих священников какое-то время. Это же нужно воспитать, научить, образовать, чтобы человек мог раскрыть служебник, раскрыть Евангелие, почитать, пропеть, понять, проповедовать, рассказывать, таинства совершать. Откуда их взять? Мы же были тёмные. Так вот греки по церквам нашим «куролесили». Самое известное выражение из церковного обихода — это «Кирие элейсон» — «Господи, помилуй» по-гречески. Оно поётся на службе один раз, три раза, девять раз, двенадцать раз, сорок раз. И вот греки пели: «Кирие элейсон, Кирие элейсон, Кирие элейсон...» Наши говорили: «Чего там греки делают?» — «Куролесят». Т.е. как бы служба была людям абсолютно непонятна. И тогда самые грамотные миряне — это были князья. Князья были неизбежно грамотны, более чем миряне, потому что при княжеском дворе был собор, был епископ, епископ больше всего общался с князем и его челядью — его приближёнными, военачальниками, боярами. Князь был грамотен по необходимости, неизбежности, он должен был быть грамотней своих людей: он должен был читать, думать, рассуждать, подписывать какие-то указы, составлять какие-то законодательные акты, подобные, допустим, «Русской Правде» Ярослава Мудрого и т.д. Я всё это говорю к тому, что долгое время после крещения Руси большие массы народа были никак не просвещены, и самой просвещённой частью русского народа были князья. Оттого у нас так много святых князей. Первые, вообще, канонизированные общепризнанные святые Русской Церкви — это Борис и Глеб, которых, без всякого сомнения, приняла как святых Константинопольская Церковь - Мать. В Константинополе даже не сомневались, что они святые, хотя могли быть вопросы. Всё-таки убили их не язычники, не магометане какие-нибудь, не чухна, ни кто-нибудь ещё — убили свои родные крещёные братья-князья. Однако их поведение пленило сердца всех, кто узнал о них. Потом — Владимир, Ольга, страстотерпец Игорь Черниговский, князья Ярославские, князья Костромские, князья Смоленские, князья Новгородские, князья Муромские, князья, наконец, Московские. Это была такая великая жатва святости от образованных сильных мирян, которые садились на коня, вели перед собой войско, которые во дни мира правили и судили и рядили, наказывали виновных, миловали кающихся, которых, между прочим, с большой степенью свободы и дерзости, переходящей в наглость, наши люди выгоняли вон из своих уделов и княжений. Например, Александра Невского несколько раз новгородцы выгоняли вон из Новгорода, а потом когда шведы подступали, тевтонцы подступали, ещё какая-то беда подступала, они посылали посольство к нему, говорили: «Прости нас, князь. Мы глупые, дурные, а ты хороший. Вернись, защити нас». И он скреплял сердце, возвращался и делал то, что нужно. Потом проходило какое-то время и они опять его выгоняли. Т.е. они терпели массу злоключений от своего подвластного народа.

Так вот сегодня мы прославляем память и Александра Невского и сына его — Даниила Московского. Это отец и сын. Александр Невский, не нуждающийся в особой рекламе — это известнейший человек, «Солнце земли Русской» — как его называли в своё время, и его сын Даниил Московский, который славен тем, что получил в удел никому не нужный, ничего не значащий, совершенно не важный, похожий на деревню городочек под названием Москва. Обычно люди, получавшие в удел такие ничтожные вотчины, всячески старались расширить пределы своих владений, засматривались на соседские земли, не стеснялись обнажить меч против брата или друга или свата или родственника, находящегося рядом, смело вступали в борьбу и проводили всю жизнь в борьбе за власть и за улучшение своих, так сказать, жилищных условий. Даниил, в отличие от множества таких как он князей, получил эту Москву со спокойной душой, понял, что это воля Божия, поселился на Москве, построил там монастырь в честь своего покровителя небесного Даниила Столпника, и не стал никуда лезть: не стал обнажать меч на братьев, не стал воевать, спорить, связываться, заниматься тем, чего от него не просят. Он обратил внимание на внутреннюю жизнь, стал много молиться, читал, думал, редко-редко воевал — не хотел воевать. И вот постепенно эта мудрость, это незлобие, это желание устраниться от суеты и молвы, желание решить миром любое дело, нежелание лить кровь за мусор — за власть, за деньги — за всё то, что человек оставит потом на земле, с собой не заберёт, легло в основание величия города Москвы. Гляньте сейчас на город Москву: на самом деле, это ведь не город, это целая страна. Это огромнейший мегаполис, который уже перемолол внутри себя и французов, и на подступах к себе разгромил самую сильную армию мира — Вермахт немецкий. Это город, который родил множество святых и праведных людей, это город, который как любой мегаполис насыщен сегодня всеми грехами и соблазнами, в котором крутятся огромные деньги, в который приезжают и уезжают миллионы людей ежедневно, в котором непонятно, вообще, сколько народу живёт, это целая страна настоящая. Но величие этого города, без сомнения, величие его вклада в историю и его место в истории — оно родилось ещё тогда, когда скромный князь Даниил поселился в этом городке Москве и там стал проводить смиренную тихую жизнь, не желая себе ничего лучшего, будучи довольным тем, что Бог дал.

Точно так же вёл себя митрополит Пётр, память которого мы совершали недавно, и когда был великий многолюдный крестный ход по улицам города Москвы — от Благовещенского собора Кремля до Высокопетровского монастыря, когда Святейший возглавил его. В очередной раз мы могли видеть, как много людей идентифицируют себя с Церковью, с православием, со своей историей: на улицы Москвы высыпался, пролился целый океан людей — духовенства и мирян, и люди с молитвой прошли про главным улицам города в День памяти Петра. Пётр тоже говорил, что Москва ничего из себя не значила. Говорил: «Постройте здесь дом Богоматери — каменный храм Божией Матери, и никуда отсюда не уходите. Город сей будет велик». При его гробе потом поселялись все остальные митрополиты, которые всё ещё назывались Киевскими — по-старинке, но они селились при гробе митрополита Петра, чудотворца. И там постепенно к нему добавился великий митрополит Алексей, потом Феогност и многие другие. И вот-вот постепенно этот ручеёк расширился до речки и речка расширилась почти до моря.

Это я говорю к тому, что в корнях всего великого лежит нечто маленькое и незаметное. Хочешь нечто великое достичь — не стремись достигать великое сегодня, начни с чего-нибудь маленького, помолчи, посиди, подумай, почитай, помолись, поплачь. Из таких незаметных вещей, которые вообще никому не заметны, на самом деле, кроме тебя самого и Бога — поплакать, помолиться, подумать, почитать — подумаешь! — и что из этого может вырасти? Из этого вырастает нечто очень большое, как из маленького жёлудя вырастает огромный дуб. Возьми в руку жёлудь, посмотри на него, потом посмотри на дуб, сравни их между собой. Что общего между этим маленьким жёлудем, который в ладони помещается, и таким огромным деревом? Как что общего? Именно из этого жёлудя этот дуб и вырос. Из такого незаметного маленького вещества вырастает нечто огромное великое, на что даже задравши голову посмотреть страшно. Точно так же в жизни всё вырастает из незаметного и маленького. И спортивные победы куются в смиренных спортзалах: незаметно, преодолевая боль и усталость, какой-нибудь молодой настырный спортсмен куёт будущие медали свои. И великие открытия куются и производятся в маленьких лабораториях: физических, химических, математических — где какой-нибудь одарённый молодой учёный ночь не спит, а сидит над формулами, что-то пишет, а потом оттуда вырастает нечто великое. В монашеских кельях, где смиренный человек стоит перед образами на коленях и читает какие-то тексты, какие-то молитвы, вырастает великая святость, которая потом греет и питает целые поколения. Всё великое вырастает из маленького. И тот, кто пренебрегает маленьким, тот никогда великого не сделает. Он не достигнет, не построит, не создаст, не сможет воплотить ничего большого и грандиозного, потому что большое вырастает из маленького. И наша сегодняшняя тема заключается в том, что мы поминаем одного из главных мирян нашей Церкви — благоверного князя Даниила Московского, который простотой и кротостью, тишиной и незаметностью сумел лечь в основание величия города, который получил в удел. Этот праздник сегодня совершается по всем церквам, и завтра тоже Литургия будет служиться с поминанием святого Даниила, святого Александра и ещё многих других святых, которых мы в календаре находим.

— Здравствуйте, с вами говорит Николай, москвич. Отец Андрей, во-первых, с праздником вас Усекновения главы Иоанна Предтечи.

Вопрос по Евангелию от Луки, гл.14. Хотел бы понять, почему еврейская элита очень так упорно отвергла Христа как Сына Божия и почему они хотели Его всё-таки видеть земным Мессией? Почему произошло такое отторжение? Почему у них возникла такая неприязнь к Нему как к Сыну Божию?

Почему Вавилонская редакция Талмуда содержит такой сгусток неприязни ко Христу? — согласно книге Владимира Даля.

Знакома ли вам книга Владимира Даля «Записка о ритуальных убийствах»? Приходилось ли вам её листать, какое у вас мнение о ней?

— Ну, вообще, оба первых вопроса сходятся в один. Может быть, даже и все три сходятся в один. Неприязнь как к Сыну Божию, изложенная в Евангелии от Луки, Вавилонский Талмуд, полный неприязни к Христу как к Сыну Божию — это два вопроса об одном. Я думаю, что ответ на этот вопрос содержится в Евангелии в том месте, где Каяфа пророчествовал, будучи архиереем лету тому, что лучше Одному Человеку умереть за люди, нежели всему народу погибнуть. Для еврейского сознания народная жизнь, народное бытие, наличие Израиля как народа, детей Израиля, его колен, потомков, их нерастворимость в истории и их некая содержательная ценность является главной ценностью исторического бытия. И когда нужно сравнивать что-то с чем-то и решать, что же важнее, то сохранность народа Израиля как единого племени, не забывшего свою генеалогию, для них перевешивает, наверное, всё остальное: лучше пусть умрёт Один, нежели всему народу погибнуть, иначе придут римляне и возьмут весь язык наш. Соответственно, отсюда Вавилонский Талмуд и таргумы, и все книжники, которые редактируют тексты, стараются вычистить все мессианские места, возвеличить какое-то своё национальное понимание тех или иных мессианских мест для того, чтобы задвинуть в тень Этого Человека по Имени Иешуа, Который смутил всю вселенную и Который поставил перед ними очень острые и болезненные вопросы. И надо Его задвинуть в тень, а возвеличить своё национальное понимание. Здесь нация выше Иисуса. Я думаю, здесь именно победа национального вопроса: слишком великий страх, что народ исчезнет, растворится, изменит своё бытие, будет вынужден, например, смешиваться и общаться с другими народами, которые не Израиль. Страх перед всем этим может многое сделать. Я думаю, что этим страхом объясняется ненависть к Личности Господа Иисуса Христа, потому что Он очень радикально поставил вопрос об Израиле и обо всех остальных. Он в самой первой проповеди в Назаретской синагоге говорил, что много было вдовиц в Израиле при Илие пророке, и ни к одной из них не был послан Илия, только в Сарепту Сидонскую к жене-вдовице, т.е. к язычнице. Сразу с первой проповеди Он начал говорить о том, что исключительность Израиля теряет свою важность, призываются в семью народов Божиих все люди земли, кто обрезан сердцем, кто хочет сделать обрезание сердца — снять с себя грехи свои. Поэтому здесь была большая опасность для национального еврейского самосознания, большой страх раствориться в этом море язычников, большое отвращение от них, а Сам Иисус, конечно, воспринимался в таком случае как некий смутьян, который хочет разрушить привычные обряды и традиции, чтобы пришли язычники и всё захватили. Отсюда, собственно, мне кажется, и неправильное решение этой великой проблемы.

Что касается Даля — я не читал. Я читал разную литературу о ритуальных убийствах, но Даля не читал, поэтому комментировать это нет возможности. Но если попадётся мне в руки, я полистаю эту книгу.

Я надеюсь, что в общих чертах обрисовал своё отношение к первым двум вопросам.

— Здравствуйте отец Андрей, это Филипп из Дании. Хотелось бы услышать ваше авторитетное мнение по поводу погрома богохульной выставки в Москве Дмитрием Энтео (Цорионовым).

Если можно, скажите пару хороших слов об апостоле Иакове, потому что я читаю его и он для меня как какой-то Соломон Нового Завета: у него выделяющиеся мудрые тексты в его Послании, как мне кажется. Согласны ли вы с этим?

— Да, я согласен. Я даже, может быть, про Энтео ничего особо говорить не буду, потому что эта тема такая провокационная и, соответственно, любой разговор о ней выплывает в провокацию. Хвалить его — странно, ругать его — тоже странно, потому что сам предмет выставки вызывает закономерное негодование. Другое дело — как с этим негодованием себя дальше вести и что делать дальше, когда центральный выставочный зал твоей страны предоставляет свои выставочные площади под какие-то артефакты богохульного содержания, где оскорбляется предмет веры твоей. Конечно, ничего приятного в этом нету. Когда вышел на экраны фильм Мела Гибсона «Страсти Христовы», — там же ничего плохого ни про кого не говорится, там просто воплощается евангельская история на экране средствами кинематографа, — то евреи всего мира бойкотировали кинотеатры и выступали против, потому что им не понравилось это возвращение интереса мира к Личности Иисуса Христа и к Его страданиям — их задело за живое, хотя никто их не оскорблял, этот фильм не был антисемитским, этот фильм был ради Христа снятым. А здесь оскорбляется Господь и каким-то образом высмеивается или что-то ещё такое. Надо всё-таки понимать, что надо нести ответственность за такие вещи. Если это всё кем-то съедается, то обязательно найдётся кто-то, который скажет: «А я вот не хочу, чтобы то, что мне дорого, какой-нибудь художник — от слова «худо» — оскорблял и высмеивал». Поэтому у Цорионова есть своя правда, её нельзя никуда деть, но сколько процентов её доля от стопроцентной правды — это отдельный разговор. Это провокативное явление, разговор и суждение о котором ничего кроме осадка в душе не оставляет. Мне есть что по этому поводу сказать, но я воздержусь, потому что то, что я хотел бы сказать — оно само по себе в ряду провокативных высказываний.

А вот гораздо приятнее говорить про апостола Иакова, про того человека, Послание которого открывает корпус Апостольских Писаний Нового Завета. Он действительно Соломон новейших времён. Это действительно праведнейший человек, праведность которого объясняется двумя вещами: он был христианский епископ еврейского Иерусалима. Он жил в духовной столице еврейского народа, который в массе своей Христа не принял, и он управлял христианской общиной этого города. Он продолжал ходить в храм Божий, который всё ещё стоял до некоторых времён при нём, — его собственно и сбросили с того храма, когда убивали, — но он проповедовал Евангелие христианам из евреев, живущих в Иерусалиме, и был для них отцом и наставником. Его уважали как праведника все. Это очень важно понять, что евреи, не верящие в Христа, уважали Иакова и называли Иаков праведный. Ну а христиане уважали его и любили как родственника Господня и как человека, который проповедует им слово Христово, слово Истины, слово Сына Божия. Поэтому характер его писаний именно таков. Это одновременно и христианский епископ и общепризнанный праведник. По преданию кожа на его коленях была похожа на кожу верблюда — она была толстая, в два человеческих пальца от долгого стояния на коленях. Его часто видели молящимся в храме Иерусалимском, он очень часто приходил туда молиться за всех, за весь народ. Кстати, когда его убивали, то один из людей пытался воспрепятствовать и закричал: «Не трогайте праведника, он молится за всех нас!» Но этот голос не смог остановить толпу, его убили ударом острого кола сукновальщика в висок. Но этот человек — неоспоримый авторитет для всех людей, которые любят Бога, даже тех, которые не признали Христа Мессией, которые сохранили свои заблуждения — они тоже смотрели на Иакова как на праведного человека, а это дорогого стоит. И писания его таковы, что они в изрядной доле напоминают именно писания псалмопевцев и притчников — Соломона и Давида. Это великая книга, её даже можно выучить наизусть — Соборное Послание апостола Иакова. Всё, что он говорит там про язык и про любовь к ближним, про угрозы богатым — про то, что жнецы жали, а плату не получили, и вопль их вошёл в уши Господа Саваофа — в общем, там множество интереснейших вещей, которые легко захватывающе читаются и хранят в себе бесценную цену. Я был рукоположен в День апостола Иакова, на Литургии апостола Иакова, и поэтому этот святой человек, память которого в ноябре, для меня очень близок, я очень люблю его. Мир вам в Дании, и нам здесь!

— Отец Андрей, здравствуйте. Вы говорили о князьях святых, память которых завтра. Среди русских святых действительно немало князей и царей. А как вы думаете, в наше время среди наших руководителей могут ли быть, потенциально, святые потом?

— Когда Государь Император Николай Второй занимал престол Государя Всероссийского, он был объектом постоянной критики. И он сам потом говорил такие известные слова, что кругом трусость, предательство, измена — он находился в непростой атмосфере. И никто бы не подумал тогда из, может быть, генералитета, министров, которые его окружали, из верноподданных, которые стояли у трона, снизу вверх смотря туда, где власть заседает, что он будет святым, будет почитаем по обе стороны Атлантики, в разных странах, в первую очередь в Сербии, кроме России, и в Америке — в зарубежной Церкви, и в других местах; что рубль царский с профилем царя Николая будет носиться как медальон и святая иконка на груди. Был такой преподобный Кукша Одесский — святой монах, который говорил, что старые рубли царские не выбрасывайте, даже если они уже потеряли свою ценность: дырочку просверлите, шнурочек оденьте, носите на себе, потому что царь этот будет святым. А ведь никто бы не сказал, что Николай Второй — это святой человек, прям бери и молись — ничего подобного. Такие вещи в истории происходят. Сама эпоха, как правило, не может распознать всё, что у неё перед глазами. Для того, чтобы эпоха разобралась с тем, что было сегодня, нужно, чтобы прошло время. Это очень похоже на то, как отпечатлевается образ на фотоплёнке: нужно её проявить, закрепить. Если вы когда-нибудь видели, как проявляется образ на фотокарточке при печатании фотографий старым дедовским способом, то там очень медленно проступает рисунок на карточке: сначала ничего не видно, потом фотобумага в проявителе болтается, и потихонечку всё лучше, лучше, лучше... Прошло пятьдесят лет, ты оборачиваешься назад, говоришь: «О, слушай, да это ж святой человек! Да ведь если бы не он, то всё, конец. Ты глянь, чего он творил, вообще. Он удержал на своих слабых руках государственную машину, летящую в пропасть». Но сегодня мы этого сказать не можем. Сегодня, чтобы не впасть в лизоблюдство, идолопоклонство, какое-то такое неумеренное человеколюбие, которого всегда хватает у тех, кто окружает трон, мы спокойно, смиренно относимся к власти. Хотя мы, конечно, понимаем, что одно дело — Борис Николаевич, другое дело — Владимир Владимирович. Одно дело, например, Леонид Ильич Брежнев — кто помнит, а другое дело, допустим, Юрий Владимирович Андропов. Посмотри на человека, почитай о нём, подумай о нём, попробуй понять, что он сделал, что мог бы сделать, и ты поймёшь, что это люди разной весовой категории, у них разная функция и миссия в истории. Поэтому всё может быть. У меня нет никакого сомнения в том, что множество наших современников будут святы, из тех, кого мы знаем и не знаем. Каких-то праведников неизвестных, по монастырям, допустим, по провинциям живущих, каких-то людей, которые совершают ежедневные подвиги в области науки или медицины или молитвы. Это касается и власти. Я думаю, что есть люди, которые точно не будут святыми, и мы их тоже знаем, но о них мы специально говорить не будем. А есть люди, которые могут занять такую важную нишу в истории и в сознании людей, что потом мы скажем: «Ничего себе! Я жил при этом человеке». Т.е. целая эпоха будет называться его именем. В этом нет ничего удивительного, это правильно и хорошо. А те, кто «тявкают» и «мявкают» против этого всего — это люди с защемлённой гордыней. Им как пальчик в дверях защемило — какой-то нерв гордый защемлён, и они «тявкают» и «мявкают», потому что сами из себя они ничего не представляют. Поэтому на собачий лай караван обращает внимание минимальное: собаки лают, а караван идёт. Так что всё ещё будет, всё будет хорошо. Христос Воскресе!

— Здравствуйте. Существует представление Библии о том, что Вавилонская башня стала исходным моментом формирования последующих различных языков, которые постепенно трансформировались в современные языки. Мне кажется, это противоречит классической теории языкознания, которая говорит совсем о другом. Я имею ввиду индоевропеистику и т.д. Связано ли это каким-то образом или это просто, так сказать, совершенно независимые друг от друга вещи?

— Сравнительное языкознание, безусловно, говорит нам больше о языковом древе и о родственных языках, о их смешении, разделении, нежели история Книги Бытия о Вавилонском столпотворении. Я бы хотел вам сказать, что чтобы не понимать друг друга — перестать понимать друг друга, не нужно вдруг говорить на разных языках. Сплошь и рядом люди, говорящие на одном и тот же языке, не понимают друг друга. В семье, например, поссорились муж и жена или дети с родителями — они имеют разное мнение о жизни. И ты ему говоришь: «Это белое, это хорошо». А он говорит: «Это плохо, это чёрное, это глупость». Ты ему говоришь: «Туда нельзя ходить: там плохо, там опасно, там страшно, там грязно». Говорит: «Нет, туда можно ходить: там хорошо, там чисто и прекрасно». И мы сплошь и рядом говорим на разных языках, даже будучи носителями одного и того же языка с лингвистической точки зрения. Я думаю, что Вавилонское столпотворение в духовном смысле не являлось филологической катастрофой, при которой вдруг появились сами собой разные языки, разная лексика, разная грамматика, и люди стали вдруг просто говорить на разных языках. Это было некое помрачение ума, при котором люди не понимали друг друга. Хотя если брать связь этого события с Пятидесятницей, то между ними полагается прямая зеркальная зависимость. Во время Пятидесятницы Дух Святой, сошедший на апостолов, дал возможность апостолам говорить о Христе на любом языке, хотя они этих языков не учили. Это был подарок Духа Святого — знание всех языков. Ну не всех, а тех, которые в ближайшем соприкосновении с областью Палестинской. Соответственно, можно говорить о том, что при Вавилонском столпотворении люди потеряли возможность говорить о главном. У них был «сбой в программе»: они перестали понимать друг друга в разговорах об Истине и перестали говорить о ней правильно. В этом смысле Пятидесятница — это восстановительное Таинство, при котором мы получили возможность говорить об Истине на разных языках. Так что особого конфликта между филологией и Книгой Бытия нету, потому что Книга Бытия не посвящена решению филологических вопросов. Она очень бегло, буквально в одной строке сообщает нам о неком грандиозном порыве древнего человечества — создать башню до неба. Она говорит нам, что Бог воспрепятствовал этому, смешав языки, внедрившись в сознание. Он, по сути, сделал что-то такое: дал им возможность реализовать свои какие-то такие тайные помыслы, Он снял с них какие-то, может быть, заградительные барьеры, и они обезумели от гордых своих мечтаний и перестали понимать друг друга, и общее дело расстроилось. Вот, собственно, вкратце то, что я об этом думаю. История Вавилонского столпотворения далеко выходит за пределы какого-то такого наивного рассказа. Вот какие-то люди... Что они, странные что ли? — Построить башню до неба. Что они, были глупее нас, не понимали что ли, что до неба всё равно не долезешь, как бы высоко не строил? Они же не были дураками. Они что-то делали, до конца мы не знаем даже что. Интересно, что когда Питер Брейгель рисовал недостроенную Вавилонскую башню на своей известной картине, а потом творцы Евросоюза строили в Брюсселе главное здание — штаб-квартиру Евросоюза, то они повторили чертёж и контуры недостроенной башни Питера Брейгеля. Т.е. Евросоюз — это недостроенная Вавилонская башня. И вот видите, как на наших глазах эта башня... Она вроде строилась, строилась — мы же наблюдали за этим: общая валюта, шенгенская виза, перетекание капиталов и труда — всё у них вроде. На разных языках они разговаривают, но прекрасно понимают друг друга. И вдруг — оп! — опять сбой в программе, и башня опять недостроенная, опять стоит и опять смятение народов, и народы разбегаются в разные стороны. Вот примерно так и нужно думать об этом. Т.е. в филологии ничего не изменилось, а в психологии многое поменялось. Так что я за то, чтобы искать ответы не только в филологии, но главным образом в пневматологии — в духе человеческом, и в психологии — в его душевных движениях.

— Здравствуйте, батюшка. Я бы хотела такой, шкурный вопрос задать. В общем, ситуация такая жизненная, когда жила как во сне — что называется, а потом вдруг проснулась и поняла, что я, в принципе, должна была активно действовать там как главный человек в ситуации, а получается, что там всё развалилось. И сейчас всё равно приходится активничать уже поневоле, как вы тогда говорили, что Господь жезлом Своим двигает нас туда, куда нужно. Однажды я услышала, что каждый человек отвечает за себя сам, ты не отвечаешь за другого человека, но если он был с тобой на пути и он был слабее тебя, то ты будешь за него отвечать. Вот насчёт того, за кого мы должны отвечать, прокомментируйте пожалуйста.

— Тут много вариантов. Например, если вы учили кого-то грешить, то вы каким-то образом будете отвечать за него. Вот наркоман говорит: «Я сам с наркотиков слез, но я за время своей наркоманской жизни подсадил на наркотик не один десяток человек. И далеко не все из них «спрыгнули», а некоторые уже и покойники. Я буду за них отвечать?» Ну, мил человек, конечно, ты будешь отвечать за тех, кого ты подсадил на злодейское зелье. Или, допустим, капитан на корабле. Почему он должен последним покидать тонущее судно? Почему ему нельзя быстро первому за борт прыгнуть, крикнув «спасайся, кто может»? — Сигнул с кругом спасательным и «до свидания». Не может. Он должен последним покидать корабль. Утонешь — утонешь, но ты, пожалуйста, последним с него сойди. Это почему? Потому что он в ответе за тех, которые сидят у него за спиной в своих каютах. Отвечает за, например, пассажиров, водитель. Если он ошибся, заснул за рулём, если он выпил, не выспался и сел за руль в далёкую дорогу... Он отвечает за людей? Отвечает, конечно. Конечно же, в нашей жизни вопросы ответа за других людей лежат на плечах всех людей, каждый из нас за кого-то ещё отвечает. Допустим, преподаватель: разве он не в ответе за своих учеников? А разве мать с отцом не в ответе за своих детей? Конечно, в ответе. Разве начальник какой-нибудь, допустим, начальник области, не в ответе за жизнь в области? Любую возьмите область Российской Федерации и вы вдруг заметите: вот здесь заводы работают, люди весёлые, заборы покрашенные, свет горит по вечерам вдоль трассы; пересекаешь границу области: фонари не горят, на дорогах начались ямы, заборы перекошенные, какие-то шальные люди ходят по обочинам. А что такое, почему? Одна и та же климатическая зона, одна и та же страна, одна и та же рублёвая зона, и там и там на русском языке разговаривают. — Там есть хозяин, а там нет хозяина. Т.е. там вор, а там хозяин. И сразу начинается совершенно другая картина. От человека очень многое зависит. Это, конечно, в каких-то таких абсолютных категориях: «Ты будешь отвечать только за себя». Да, конечно, в каких-то абсолютных глубинных категориях твоя личность, твоя душа, твоя неповторимость будет перед Богом стоять. Но на протяжении всей своей жизни ты действовал каким-то образом на людей: ты кого-то отравил своими грехами, кого-то соблазнил своими пороками, кого-то, наоборот, потянул вверх за собой вслед — сам начал выкарабкиваться и кого-то потянул за собой. Ну конечно, мы отвечаем друг за друга. Я не знаю ни одной такой стерильной ситуации, при которой человек мог бы сказать, что это вообще не мои проблемы, я тут не при чём. На самом деле, мы каким-то образом все при чём. Все. Поскольку ваш вопрос был несколько абстрактен, принципиален — он так вообще был задан, то и ответ мой вообще. Мой ответ вообще звучит так: мы за время жизни спутываемся душами со столь многим количеством людей вольно или не вольно, что нам потом придётся давать за жизнь ответ и мы с удивлением обнаружим, что мы повлияли на огромное количество людей, хорошо или плохо. И мы начнём показывать пальцами друг на друга: «Это он меня научил, это он мне так сказал, это он мне дал совет, это вот с него спрашивайте». Это не простая вещь. Поэтому отношения с людьми должны быть очень осторожными, случайно сказанное слово может потом всю жизнь человеку изменить. У Достоевского есть такое: «Помните, мы тогда за обедом разговаривали и вы мне какую-то историю рассказали? Вот я тогда веру-то и потерял из-за вашего словечка». — «Помилуйте, да мы же тогда обедали, мало ли чего за обедом не скажешь». — «Вот вы тогда обедали, а я тогда веру потерял». Вот так ляпнешь чего-нибудь, не дай Бог, и всё, и оно пошло жить дальше — то, чего ты ляпнул, и ходит по вселенной без твоей помощи. Так что как же можно сказать, что мы ни за кого не отвечаем, если мы на самом деле за всех отвечаем? За всех, если уж так, по-крупному.

— Отец Андрей, здравствуйте. Я думаю, что разделение языков не только смысловое. Наверное, всё-таки филология здесь тоже сыграла роль, мы это видим на примере церковно-славянского языка, который объединил народы, верующих людей. Или пример от мира сего — язык английский, который тоже пытается объединить людей, только под другой платформой.

А вопрос у меня следующий: как увязать катехизацию и то, что мы сейчас слышим как толкование Библии? Например, известный батюшка говорит про Ноя, что когда они вышли — там, где написано, что посмеялся. И такие толкования: один подразумевает, что просто посмеялся, другой — что он изнасиловал его, т.е. отца своего или деда, а третий — что кастрировал. Говорится, что это якобы разнообразие толкователей, но здесь же никакого единства нету. Как тут быть? У нас ведь вообще нет цензуры, институт цензуры отсутствует. Как понять, например? Тут же явно расхождение в толкованиях.

— Да, безусловно. Там дело в том, что в оригинальном тексте подчёркивается, — вообще, собственно, и в переводах тоже, — что когда Ной проснулся и узнал, что он сделал — т.е. Хам что-то сделал. Эта насмешка его не было просто такое «ха-ха», это ещё сопровождалось каким-то действием. А вот здесь уже возникает вопрос. Кастрация, изнасилование — вряд ли. Что-то постыдное, что-то совершенно скверное, за что он заслужил проклятие. Ну и вот здесь дальше библейский текст умалчивает, что именно он сделал, но он сделал что-то. Поэтому в чтении Писания очень много зависит от того, что буквально говорит текст.

Цензура — это не очень хороший выход, потому что цензор, боясь получить по шапке, может не пускать в печать самые хорошие, самые полезные произведения, как у нас уже было в истории. Часто цензоры, проявляя немереную ретивость, просто не пускали в печать творения святых, а наоборот, наводняли церковную печать, с грифами «подписано к печати», всякими католическими, протестантскими произведениями. Цензура сама по себе, как орган — может быть, но она не всесильна и не может все проблемы с печатью решить. А вот знания, рассуждения, размышления и изучение источников нам здесь кое-что подскажут. Таких открытий по части библейского текста очень много, между прочим. Когда жрецы Ваала звали своего бога: «Ваал, услышь нас!» — Илия говорит: «Громче зовите, может, он спит». Оказывается, в оригинальном тексте говорится: «Громче зовите, может, он на горшке». Т.е. может, он совершает, так сказать, свои надобности. Илия здесь как бы унижает этого бога, потому что ясно, что Подлинный, Бестелесный, Бесплотный Бог, как Существо — Он не может заниматься этим, а Илия здесь им в лицо бросает такой упрёк, но перевод это скрывает. Т.е. переводы наши многое скрывают, и там, если покопаться во всём этом, то можно много чего найти. Это требует от человека зрелости сознания, чтобы он не ужасался и не удивлялся, потому что библейские тексты, в Ветхом Завете особенно — они такие конкретно материальные, там может такое произноситься, что тебе оскорбляет слух. Когда Иезекииль, например, описывает идолослужение, — даже в русском переводе, — пишет, что ты бегала за мужчинами, у которых плоть ослиная. А в подлиннике ещё круче это всё сказано. Это такой натуральный текст с упрёком. Там много чего такого. Это вопрос знания, потому что сколько не превращай нашу веру в нечто пушистое, вера всё равно пробьётся сквозь этот пух как нечто суровое и серьёзное. Вот пушистенькая вера — она какая-то, знаете, безжизненькая, а вот когда вера такая серьёзная, как у пророков, как у юродивых, как у преподобных — крутая такая, тогда она серьёзная, тогда на ней жить можно. Потому что в жизни кругом грязь. Грязь, насилие, обман, дурость всякая, глупость. А ты со своей пушистой верой пытаешься как-то жить в этом дурацком мире. А оказывается, вера тоже может быть такая сильная: ты мне своё что-нибудь, а я тебе своё, прямо из Библии. И ты: «Ничего себе, ты где такое взял?» — «Как где? Вот, страница пятнадцатая». Т.е. вера — она такая конкретная, она может быть очень суровая, и заворачивать её в цветные бумажки не всегда стоит. Вот с детками, например, Закон Божий вести — да, там надо им рассказывать про то, да про сё, чтобы маму слушались, чтобы чистили зубки на ночь. А уже со взрослыми — с нами, безобразниками, надо говорить по-настоящему, и вот здесь-то нужно знание текста.

Я желаю вам благословения Господня! Я желаю всем жителям Москвы и Московской области вспомнить сегодня князя Даниила Московского, и его смирением защититься от возможных невзгод. Благоверный княже Данииле, моли Бога о нас! Мир вам от Христа Спасителя, и благословение Господне да будет на вас! Аминь.