«Стоит увидеть мне множество духовенства, собранное вместе (так говорил мне один знакомый – весьма внимательный и интересный человек), как дрожь пробегает по моей спине. Это не дрожь страха. Это радостная дрожь. Вот это сила! – думаю я, глядя на крестный ход, или соборную службу, или многолюдное паломничество. Да ведь мы всё можем! Всё можем вымолить! Горы можем свернуть, и если не всё до корня изменить, то на всё решительно повлиять!»
Справедливые слова. Услыхав их однажды и проверив многократно на своих собственных ощущениях, я готов под ними подписаться. Собрание духовенства – великая сила, чаще всего не до конца осознающая сама себя. Изначально всякий священник, говоря детским языком, есть добрый волшебник, а строго говоря – собеседник Божий и возможный чудотворец. «Говори со Мной. Говори ежедневно. Я хочу тебя слышать», – обращается Господь ко всякому человеку, на которого легли архиерейские руки в хиротонии.
“Мы всё можем вымолить!” – справедливые слова. Потому что собрание духовенства – великая сила
«Для того Я и выбрал тебя и поставил, чтобы Ты говорил со Мной. Говорил часто и внимательно. Говорил не о себе только, но обо всех и вся». С самой первой священнической молитвы, прочитанной вслух, – заамвонной молитвы – священнику влагаются в уста прошения «о всех людях», о «достоянии Господнем», «о мире всего мира», «о священниках и воинстве». То есть – о многих, если не обо всех. Вот с этого самого момента и ждет Господь обращенных к Нему священнических речей, кратких и длинных, просительных и хвалебных, благодарных и покаянных.
Отдельно взятый священник таков: это человек, отделенный от прочих ради частых, предельно личных бесед с Творцом неба и земли. А собранные вместе священники и вовсе становятся армией добрых волшебников и войском потенциальных чудотворцев. Повторяю, сами себя они такими не считают, чему виной отчасти смиренные мысли о себе (что хорошо), а отчасти недооценка уделенной им благодати (что уже погрешительно). Да и как, действительно, при всей грубой силе греховной гравитации не махнуть устало рукой на дерзновение, на смелость, на молитвенный огонь? Как сохранить первую любовь? Суета заедает, силы исчерпываются. А семейство… А начальство… А личные грехи…
“Отче, молись! Бог слышит тебя”, – подобные слова однажды услышал отец Иоанн Кронштадтский
И тут возникает необходимость в голосе со стороны. Так и Илья Муромец лежал бы бревном на печи до смерти по причине неходячих ног, если бы не калики перехожие с их дерзновенной просьбой «водички принести». Кто-то должен сказать сомневающемуся в себе священнику: «Отче, молись крепко. Не просто “поминай” людей, а проси за них, умоляй. Наставляй их вовремя и не вовремя. Ты можешь, и Бог слышит». Подобные слова уже сыграли однажды важную роль в истории Церкви. Благодаря подобным словам Иоанн Кронштадтский стал таким, каким его сегодня весь мир знает. А без этих слов, как знать, как знать…
Отцу Иоанну Сергиеву было уже 40 лет. Он уже немало лет стоял у Престола Божия. Кроме того, преподавал Закон Божий, посещал дома бедняков, раздавая милостыню, проповедовал. И в подвалы бедноты не гнушался входить многократно с Причастием, с едой и лекарствами. И одежду свою верхнюю нищим привык отдавать. Но ничего выдающегося в этом ревностном батюшке люди не видели, объясняя особенности его одним чудачеством. Нужно было появиться в Кронштадте одной немолодой уже женщине из костромских крестьян, проведшей всю жизнь в трудах, молитвах и хождениях по богомольям. Звали женщину Параскева Ивановна Ковригина. Это она нашла нужные слова для отца Иоанна, с которым много часов провела в обоюдно полезных духовных беседах. Она же нашла слова о нем и для множества охладевших к молитве и отошедших от Церкви людей. Дальше уже можно читать житие отца Иоанна, но не ранее, чем вспомнить о пожилой женщине, наставляющей священника: «Молись горячо. Умоляй. Не отступай. Проповедуй. Бог благоволит».
Те священники, которые завидовали отцу Иоанну (такие были, и не один) временами говорили: «Ничего в нем нет особенного. Все мы отцы Иоанны». Это были слова неправды, рожденные завистью. Но эти же слова можно повторить, не согрешая. «Все мы отцы Иоанны». В том смысле, что и мы рукоположены в чин великого и страшного священства; что и нам даны призыв молиться, и благодать молиться, и обязанность молиться. В этом мы все – отцы Иоанны. А еще в том, что кто-то (быть может – самый простой и невзрачный человек) должен нас посреди сомнений и раздумий о собственной слабости подтолкнуть, утвердить, ободрить.
Священника, который должен вести народ через мудрость к праведности и далее – к святости, самого должен кто-то направить в нужную сторону. И тогда помножьте одну проснувшуюся и разгоревшуюся чистым огнем душу на великое множество священников! Ведь их у нас действительно великое множество. Вы получите картину оживления жизни там, где она омертвела; укрепления сил там, где они ослабели. Вы получите нечто одновременно долгожданное и неожиданное. «Долгожданное» – оттого, что мы все в тайне сердца жаждем полноты бытия, а не миражей и сновидений. А «неожиданное» – оттого, что заждались уже, и устали, и временами даже разуверились.
Бог ждет молитв, и нельзя сомневаться в необходимости говорить Ему, шептать, умолять, кричать… Так что просыпайся, священник!
Если Бог слушать не захочет, то всуе будет всякая молитва. Он отвернет лицо и отвратит слух. Об этом достаточно сказано у пророков. Но если Он ждет молитв и хочет слушать, то нельзя сомневаться в необходимости говорить, шептать, умолять, кричать, плакать и петь вслух Господа Саваофа. Так что просыпайся, Илья. Иди за водицей для странников. Да сначала сам испей и почувствуй, как наливаются силой прежде безжизненные ноги и руки.
Нам, мирянам, обязательно нужно исповедоваться, нужно, чтобы был хотя бы минимум времени и силы на нас у духовников.
Спасибо!