Братство, служение и жизнь мимо денег

Александр Куприн вместе с игуменом Киприаном (Ященко) снял «Житие старца Паисия» – фильм не только о преподобном Паисии Святогорце, но и о монашестве, как понимал его великий старец.

О братстве, монашестве, Афоне, последних временах и самой важной книге старца Паисия – наша беседа с режиссером.

Монашеский фильм

– Приходилось слышать от монахов, что мало найдется фильмов, где так точно передано, что главное монашеское делание – это молитва. Как вам это удалось?

– Это очень простой вопрос. Духовником фильма был игумен из Троице-Сергиевой Лавры батюшка Киприан, он и проследил за тем, чтобы фильм начинался, длился и закончился правильно, полностью по-монашески.

Всё началось с того, что монаху Киприану при посещении Афона было дано закрытым старцем Евфимием послушание: сделать фильм о старце Паисии. Отец Киприан занимается фестивалем «Лучезарный ангел», и, видимо, старцу сказали, что он связан с кинематографом, вот он ему и поручил. Сказал: «Сделай фильм о старце Паисии».

– Правильно ли я понимаю, что старец, о котором вы говорите, как-то связан с иеромонахом Исааком, написавшим «Житие старца Паисия»?

– Они были друзьями, жили в одном месте. На мой взгляд, это житие не Исаак написал, а Евфимий, но по своей скромности указал, что Исаак. Когда житие вышло, иеромонаха Исаака уже не было в живых. А может, они вместе его писали – Господь Бог знает, как было, но тем не менее старец он закрытый, по-английски, по-русски не разговаривает, а если к нему и ходят, то только греки, да и то не все.

Говорят, он знает, что будет потом. Он и так знал, что этот фильм снимут. И знал, что Киприан к нему придет. Знал и то, что я буду этот фильм делать, и, может, знал, что мы с вами будем это обсуждать.

Отец Киприан сразу обратился ко мне, мы с ним работали раньше. Я удивился: для меня это была не очень понятная работа, – и я был готов отказаться, но батюшка пошел на всё, чтобы всё-таки я ее сделал.

– Почему вы были готовы отказаться?

– Потому что надо было много читать. А я читать не очень люблю: на меня книги сильное воздействие оказывают. А у старца Паисия много книг.

– То есть у вас вообще о старце никакого представления не было?

– Вообще не знал, кто это. И я прочел «Житие» и химически изменился внутри себя. А дальше всё так и пошло.

Отец Киприан не был большим специалистом в плане кинопроизводства и режиссуры, но за те два года, что мы делали фильм, с ним тоже произошли какие-то удивительные изменения: уже где-то через год он, когда смотрел рабочие версии, давал абсолютно точные советы. Так не может быть: человек должен иметь высшее кинематографическое образование, чтобы такие советы давать. Тем не менее он каким-то образом получал это через благодать.

Всё время происходили чудесные события, очень простые, естественные, я их даже не замечал. То есть всё время шла помощь.

Я всегда делал авторское кино – а тут стало интересно, наоборот, вообще от себя отойти. Начал снимать как обычный фильм – с репортажными съемками и т.д., – а потом захотелось сделать монашеский фильм – монашеский как стиль.

Чтобы были благословения, чтобы была точная стилизация, компьютерная графика соответствующая, чтобы голоса были такие, как надо, и всё строилось бы правильно.

Я-то думал, что просто стиль соблюдаю, а на самом деле было что-то более глубокое.

Никто не знал, что он будет шестисерийным, – это стало большой неожиданностью для всех, кто его делал. Мы, когда начали снимать, думали, что будет 52 минуты, как обычное кино.

Он как-то сам сделался, этот фильм.

– При этом ощущение такое, что ты, когда смотришь фильм, находишься внутри кадра и буквально ходишь за спиной старца Паисия.

– Да-да, многие так говорят. Я мало доверял операторам и половину фильма снял сам. Таким образом, состояние, которое я приобрел при чтении книг старца Паисия и при чтении его жития, было сохранено и в сценарии, и в режиссуре, и в операторской работе. Обычно собираются очень разные люди и делают один фильм. Здесь такого не было. Здесь был я, и меня направлял игумен.

Первоначально мы попробовали сделать две серии по 26 минут, перевели их на греческий и поехали на Афон – показывать старцу Евфимию: вдруг он скажет, что мы сделали что-то не то. Долго его ждали. Четыре часа. Для старца это в принципе нормально, как я теперь знаю.

Он посмотрел фильм – мы привезли с собой ноутбук – и сказал: «Да, да, всё хорошо». Только сделал уточнения по титрам: этот человек, который говорит, что он полицейский, – он неправду сказал, он был когда-то полицейским, но сейчас нет. А тот человек говорит, что он родственник старца Паисия, но это не так – просто его родные из того же села, где родился старец Паисий. При этом, как вы понимаете, он этих людей не знал.

Нарекания у него вызвали только мелочи – ошибки, которых мы не могли предположить.

Мы спросили у старца Евфимия, сколько нужно сделать серий. Думали: две или три. А он нам: «Сколько серий? Сто»

Мы трижды снимали на Афоне, и когда последний раз были у него, спросили: сколько нужно сделать серий? Думали: две или три. А он сказал: «Вас интересует, сколько серий надо сделать? Сто».

Паисий Святогорец. Фильм 1

И вот фильм сначала вышел на русском языке. Потом мы сделали греческую версию – немного переделали, адаптировали. Шесть серий и еще шесть – уже двенадцать. А по ходу дела, видимо, придется делать английскую версию, и французскую, и на другие языки переводить и немножечко менять – я думаю, как раз 100 серий и получится.

«Игумен Киприан меня спас с НТВ. Я делал передачу "Лихие 90-е"»

– Мы, современные люди, пытаемся всё проверить: а действительно ли это было чудо? Насколько легко вам было довериться старцу Паисию, старцу Евфимию, отцу Киприану?

– Меня игумен Киприан спас с НТВ – я так это называю. Я делал передачу, которая называлась «Лихие 90-е». И когда мне уже предложили о педофилах снимать, я понял, что всё: больше не могу. Уже не помню, по каким вопросам я встречался тогда с игуменом Киприаном, но он сказал: «Всё, уходи оттуда. Давай ко мне, будешь делать православный канал». Никакой канал я не делал, просто писал какие-то концепции, продолжалось это недолго, но с НТВ таким образом мне удалось уйти. Я ему доверился, отцу Киприану.Не как духовному наставнику, а что-то наподобие как у военнослужащих: он как бы полковник, а я сержант, и я ему доверяю.

Ничего не проверял – просто одно с другим складывалось. И в рамках этого, так скажем, производственного процесса происходили вещи практически чудесные, но мне казалось, что это нормально.

Понимаете, когда возникает некая закрытая форма, те странные события, что происходят внутри, снаружи действительно кажутся необычными и удивительными. Но если ты находишься внутри, то это нормально.

Я думаю, что это свойство и монашеской жизни. Происходят всякие удивительные вещи, но монахи не ощущают ничего странного. Поэтому я ничего не проверял.

– Вы снимали фильм два года и за это время, думаю, много повидали обителей и монахов. Есть ли сегодня стремление к тому цельному монашескому устроению, к которому принадлежал отец Паисий?

– На Афоне, хоть и на машинах ездят, и электричество в некоторые отшельнические пещеры проведено, и даже телефон кое у кого имеется, монашеская жизнь, безусловно, сохраняется. И устремление есть.

Другое дело, что монашеский постриг иногда принимают и дальше живут якобы монашеской жизнью некоторые люди, которые по сути не совсем являются монахами.

Они скорее те, кто помогает жить монахам. Они занимаются экономическими вещами, просветительской деятельностью – то есть тем, что вокруг монашества. Это не плохо и не хорошо, это просто так есть.

На мой взгляд, сейчас, как и раньше, сохраняется некоторое ядро монашеского аскетизма, а вот вокруг него концентрируются другие люди, которые, тем не менее, тоже называют себя монахами.

Есть и чиновники, которые вроде монахи, а на самом деле чиновники, и бизнесмены. Весь мир теперь в монашеской среде отражен.

Весь мир теперь в монашеской среде отражен. Но по-прежнему главное монашеское делание – это молитва

Но по-прежнему главное монашеское делание – молитва, молитвенное предстояние перед Господом – оно всё равно меняет человека. А еще – ощущение братства.

Оно и в миру имеется, конечно. Я вот сейчас довольно много ездил по Луганской, Донецкой республикам и видел там примеры настоящего братства, которое не связано ни с деньгами, ни с продвижением каким-то. Там вообще совершенно отдельные люди собрались. Они не всем нравятся, и не все нравятся мне, но тем не менее…

Для меня сейчас очень важна тема братства, служения идее, жизни мимо денег. Как раз на эту тему я делаю следующий фильм.

«Духовное кино – это самое новаторское, то, что впереди всего»

– Вы употребляете термин «духовное кино» – он мне очень нравится. Как его сделать?

– Ну, вы же согласны с тем, что у каждого человека есть душа? И если подключать к производству фильма душу, то она сама вам всё отфильтрует, сама всё выстроит. Душа есть в каждом человеке, но в каждом она в разной степени заглушена. В некоторых почти полностью.

Когда мы приехали в Дивеево снимать фильм о Серафиме Саровском, я понял, что он категорически против

Для души нормально общаться с Богом, пойти в храм… Она откликается, когда вы что-то делаете. И от этого очень хорошо. Меняется внутреннее состояние. Если ваша душа что-то сделала, как-то воплотилась в кино, душа другого человека встрепенется, почувствует, ей будет радостно.

Но есть и бесы, общение которых через кинематограф налажено идеально. Поэтому Церковь его и не очень любит.

На некоторых фильмах смотришь в зрительный зал и видишь, что это не люди, а бесы сидят и смотрят фильм, который бесы нашептали сценаристам и режиссерам.

Такое общение хорошо налажено. Но я считаю, что и духовное общение с помощью кино вполне возможно.

Кто-то возразит: чем смотреть духовный фильм – не лучше ли просто пойти в храм, на службу?

Смотришь в зрительный зал и видишь, что это не люди, а бесы сидят и смотрят фильм, который другие бесы нашептали сценаристам и режиссерам

Но я вот не церковный человек, мне это несколько затруднительно. Я, конечно, посещаю службы, но очень редко.

И мне кажется, что духовное кино будет пользоваться успехом у людей, похожих в этом на меня.

Но только тяжело будет смотреть поначалу.

Если рассматривать его с точки зрения развития кинематографа, новаторской деятельности, какого-то авангарда, то это самое новаторское. Это то, что впереди всего.

Бывает, что сложные авторские фильмы тяжело смотреть. Были такие авторские фильмы, которые занимались расширением границ восприятия и так далее.

А есть фильмы, которые с духом человеческим работают. Это то, что мало исследовано, – это тот кинематограф, который только становится, только образуется.

Ведь духовная литература существует?

– Только хотела сказать: есть же духовная литература. Другой вопрос, что для того, чтобы написать духовную книгу, достаточно бумаги и ручки или компьютера. А для кино нужны еще и деньги. Кто бы мог его поддержать? Государство это вряд ли будет делать. Церковь?

– И Церковь не будет, потому что Церковь – не знаю, по каким причинам, – никогда особо этого не делала. Монастырь финансирует фильм об этом монастыре: чтобы там настоятель был, чтобы что-то рассказали и было красиво снято, – но это утилитарные вещи.

Деньги на кино дают откуда-то из Европы, из Америки – и только на то, что Россия – загадочная мерзость

Понимаете, для того, чтобы эти фильмы возникали, должны быть режиссеры. Вот был великий русский режиссер Андрей Тарковский, который снимал вполне себе духовное кино, и это было удивительно для людей, и по всему миру говорили: гений. Честное, абсолютно искреннее кино. Говорили: непонятное. Да что там непонятного?! Просто надо не глазами, не разумом, а как-то по-другому смотреть.

Но тогда, наверное, было время такое, что он смог существовать.

А сейчас выпускники ВГИКа видят, что русские фильмы в кинотеатрах вообще не показывают (имеются в виду, конечно, не комедии и тому подобное. – А.Р.), а деньги на кино дают откуда-то из Европы, из Америки – особенно для начинающих. А дают только на то, что Россия – загадочная мерзость.

Как должно происходить формирование людей, которые будут делать новое духовное кино, я не знаю. Я даже не понимаю, как у меня в итоге это получилось.

Видимо, у меня есть и был какой-то свой индивидуальный путь, по которому я иду, но как это происходит, я не знаю. И потом, мне не очень приятно говорить, что я такое духовное кино снимаю, а вы, другие, поучитесь.

– Но, с другой стороны, может, и стоит поучиться.

– Открытость должна быть. Неправильно идти в мир, выстроив у себя в голове странную конструкцию и забивать в ее ячейки крохи этого мира.

Нет, нужно идти вообще ни с чем, пустому. И мир тебе всякий раз будет рассказывать удивительные, невероятные истории, намного лучше, чем те, которые ты можешь придумать.

Александр Куприн

Я начинал с того, что в программе «Взгляд» делал очерки о разных людях. Считался специалистом по очеркам.

Максимально проникнуть в человека – такая была задача. Знать, какую музыку он слушает, во что одевается, что читает, как говорит, с какой скоростью ходит и совершает движения, чтобы эта скорость была заложена в монтаж. Много было приемов. И очень важным было делать очерк вместе с этим человеком.

И каким-то удивительным образом стремление к сотворчеству потом перенеслось на фильмы о людях, которых уже нет. Входишь в настроение, в книги, фотографии, в свидетельства людей, которые с ним общались, и вдруг возникает контакт. Причем со святыми намного проще, чем с другими уже умершими людьми.

Хотя есть святые, которые не хотят, чтобы о них делали кино. Когда мы приехали в Дивеево снимать фильм о Серафиме Саровском, я понял, что он категорически против.  

– Расскажите об этом.

– Женщина, у которой мы остановились на ночлег, спросила: «Как батюшка Серафим-то? Благословил этот фильм?» – «Какой батюшка Серафим? Он же в раке лежит». – «Вот надо тебе пойти и спросить, чтобы он тебя благословил». И я почему-то пошел.

Был вечер, храм заперт, я постучался, монахини открыли. Говорю: «Я режиссер съемочной группы, завтра мы начинаем снимать фильм о батюшке Серафиме». – «Ой, как хорошо!» – «Я пришел получить благословение от батюшки Серафима на эту работу». – «Конечно, идите». Меня впустили в храм, никого не было. Открыли раку. Я перед ней встал, стоял минут двадцать, ничего не почувствовал. Монахиня говорит: «Ну, ты помолись». Я «Отче наш» прочитал, еще что-то. Вернулся назад. Меня спрашивают: «Ну что? Благословил батюшка Серафим?» Говорю: «Нет».

Я понял, что преподобный Серафим не благословил. И стал снимать фильм не о нем, а о тех людях, которые приехали снимать о нем фильм, – то есть о нашей группе. Но это показалось заказчику неинтересным, и фильм так и не получился.

Седьмая серия

– Что вам самому дал фильм о старце Паисии?

– Очень много, но что – не знаю. Сейчас, когда прославили старца Паисия, стало легче – до этого было тяжело немножко. Когда вынырнул из этого фильма и огляделся, то понял, что я другой.

Изменения произошли очевидно сильные. Может, это с возрастом еще.

– И сейчас вы делаете фильм о братстве. Вы в Донецк и Луганск снимать ездили? Или свой фильм показывать?

– Во-первых, мы возили туда гуманитарную помощь. Во-вторых, показывал картину. В-третьих, снимал.

– Это было осенью?

– Я три раза был там. Осенью два, а еще у нас был маленький трехдневный фестиваль российского искусства. Мы его сами придумали и сделали к 23 февраля.

Но самое главное – мы возили гуманитарную помощь: частную. У нас был свой грузовичок, и мы везли теплую одежду, белье, продукты, одежду, свечи, лампадное масло от московских храмов – то, что люди собирали. Руководитель этой культурно-гуманитарной миссии – Валерий Бакиров, сценарист, автор сценария фильма «Белый ягель»^[1].

Все – так или иначе связаны с Донбассом. У меня там близкие родственники, у него тоже.

Нас «Мосфильм» в лице его директора Карена Шахназарова уполномочил показывать фильмы. Игорь Скляр с нами ездил. У него был творческий вечер.

У меня было пять показов разных серий фильма про старца Паисия в высших учебных заведениях Луганска. И одновременно я снимал фильм о человеческом братстве, потому что братство присутствует там в очень ярко выраженной форме.

Донецк и Луганск сейчас – особое место в мире, где не удерживаются люди, которым интересно стяжательство

Это сейчас особое место в мире, где не удерживаются люди, которым интересно стяжательство.

Очень много скрытой жизни в Донецке и Луганске. Люди друг от друга скрывают в основном свои трудности.

– Не жалуются?

– Не жалуются.

– Не рассказывают, как им тяжело и трудно, в отличие от нас?

– Нет. А какой толк? Военные очень сдержанны. Это такое место, где идет война. На Афон похоже чем-то.

– Вот я только хотела спросить.

– Похоже. Афон – это тоже место, где постоянно идут боевые действия, только не с другими государствами, а с другими силами.

Там тоже все в одинаковой одежде ходят, только черной, живут по уставу, женщин нет, есть некая замкнутая система, дисциплина…

Меня вообще смущает устройство нашего мира. В какой-то момент мир пошел не в ту сторону – по линии развития технологий, по линии того, что надо всё решать через деньги, через эти бумажки выстраивать отношения между людьми.

Не к духу человеческому обратились, а к другой сфере, которой может командовать кто угодно.

Мне кажется, если бы люди доверились своей духовной жизни, они бы без телефонов совершенно спокойно связывались между собой, и были бы контакты более точные, потому что современные контакты – это иллюзия контактов.

Всё в мире, к сожалению, пошло не туда. Старец Паисий предостерегал, говорил об этом

Всё, к сожалению, пошло не туда. Старец Паисий предостерегал, говорил об этом.

У него была одна брошюра, маленькая, тонюсенькая, которую он написал от руки и просил, чтобы ее не набирали, не перепечатывали, а издали именно факсимильно – настолько он беспокоился о том, чтобы не переврали («Знамения времен, 666» – прим.ред.).

Он написал эту книгу, самую важную для него, – о последних временах, которые будут предшествовать Второму пришествию Христа, о замене человеческого общения и отношений на идентификаторы личности, сперва в виде карточек и в итоге на то, что было описано в Апокалипсисе: нанесение на лоб, руку. Он писал, что всё это будет, и надо замедлить этот процесс, и каждый человек должен сам для себя решить, насколько он будет участвовать в выстраивании апостасии.

Это была очень важная для Паисия Святогорца тема.

Настолько, что я не решился ее тронуть в нашем фильме. Она не была там открыта, потому что в каждой серии продолжалось житие, и мне всё казалось, что рано, рано, рано, надо позже.

У меня всё время была внутренняя остановка: если он просил, чтобы издавали написанной от руки, то как я могу сделать из этого кино? Это было не очень понятно, и сейчас не очень понятно. Мы не торопимся; может, сделаем седьмую серию со временем. Мне игумен Киприан сказал: «Саша, ну напиши сценарий. Деньги есть, давай уже, делай». Не знаю, пока не получается, но надеемся, что она будет. Мы снимем эту седьмую серию.

И снова изменимся…

Паисий Святогорец. Фильм 2

Паисий Святогорец. Фильм 3

Паисий Святогорец. Фильм 4

Паисий Святогорец. Фильм 5

Паисий Святогорец. Фильм 6