Небесные уроки

Отец Савватий возвысил голос, перебивая непонятный шум, и громко, с дерзновением дочитал Акафист Пресвятой Богородице Одигитрии, Путеводительнице, в честь которой был основан храм.

При последнем «Радуйся, Богородице Одигитрие, христиан упование!» шум внезапно стих. Отец Савватий почувствовал, что страх и напряжение отпустили. Он согрелся – и ощутил теплоту и умиротворение во всем теле. И стало совсем не страшно.

Подумал про себя: «Вот куда ты пришел – ты пришел на место пустынных подвигов твоего небесного покровителя. Сейчас здесь, на этом острове, живут и молятся иноки, а тогда, шесть столетий назад, он был совершенно безлюдным. И твой небесный покровитель показал тебе: вот как я здесь жил, терпел многочисленные страхования, холод и голод пустынного жития, смертный страх ежедневно и ежечасно. Ты теперь хоть маленькую капельку почувствовал того, что я здесь перенес».

И он как будто прикоснулся к жизни преподобного Савватия, Соловецкого чудотворца.

Но искушение на этом не закончилось. Огарок догорел, и полная тьма воцарилась вокруг. В заколоченные окна храма не проникал даже тусклый свет луны. Нужно было идти к двери тем же путем, каким он дошел до аналоя в глубине храма, – через доски, палки, кирпичи, разбросанные на полу.

Пошел в полной темноте – и вскоре уткнулся в кирпичную ледяную стену. Взял вправо – стена, пошел влево – стена. Несколько раз на ощупь походил вдоль стен – но двери не было: она таинственным образом исчезла! Он оказался пленником в ледяном пустом храме.

Единственный человек на километры вокруг – инок скита, с которым он только что познакомился, – сидел в келье, может, уже спал и мог спокойно проспать до утра, не беспокоясь о незваном госте. Стало опять страшно: до утра он замерзнет.

Чувство острой опасности заставило замереть – и вовремя: в нескольких сантиметрах от него зияла глубокая яма…

Двинулся дальше. Прошел еще немного вдоль стены – и увидел просвет. Обрадовался и пошел к просвету – но это оказалась не дверь, а выход к полуразрушенному братскому корпусу, соединенному с храмом. Здесь было чуть светлее. Чувство острой опасности заставило замереть – и вовремя: в нескольких сантиметрах от него зияла глубокая яма – подвал. Еще один шаг – и он оказался бы в этой яме.

Господи, помилуй! Куда двигаться?! Как выбираться?! Он уже видел лес и небо в пустых оконных проемах корпуса, и так не хотелось снова заходить в темный храм, но другого способа выйти из него не было, и он опять шагнул в темноту. От усталости и изнеможения дрожали ноги. Двинулся вглубь храма, ощупывал все стены в темноте – дверь таинственным образом исчезла.

Ну что ж – если Господь попустит, странное искушение может настичь даже дома, в теплой знакомой келье, и ничего удивительного, что оно произошло здесь – в разрушенном одиноком ночном Савватиевом скиту.

Глубоко вздохнул и горячо помолился Пресвятой Богородице и преподобному Савватию Соловецкому. Затем присел на корточки: нужно расслабиться, успокоиться, немного передохнуть.

О поездке на Соловки мечтал уже давно. Шел 2000 год, Соловецкий монастырь восстанавливался, отстраивался, и отец Савватий очень хотел увидеть своими глазами места подвигов своего небесного покровителя, пройти теми же тропами, помолиться в его скиту, поклониться мощам святого. И наконец получилось.

Правда, немного несвоевременно: на Соловки лучше приезжать летом, но он не смог выбраться раньше конца октября. И только после праздника родного монастыря Казанская Трифонова пустынь – дня памяти преподобного Трифона Вятского 21 октября – удалось выкроить несколько дней и купить билет на поезд до города Кемь. Но за 15 лет служения сначала иереем, затем иеромонахом, а потом игуменом, строителем, духовником монастыря он привык к отсутствию свободного времени и отпуска. Слава Богу, что вообще смог поехать…

Сезон навигации заканчивался: на Белом море начинались ветра и шторма, а в шторм волны там достигали высоты шести метров.

Отслужил молебен преподобным Савватию Соловецкому и Трифону Вятскому (тоже бывал на Соловках, и старцы даже уговаривали его остаться) – и поехал.

Добрался до Кеми, до поселка Рабочеостровск, там – пристань, откуда суда по Белому морю ходили на Соловки. Там же – подворье Соловецкого монастыря. Приехал на подворье, спросил благословение у настоятеля подворья иеромонаха Симеона. Тот окинул его взглядом: подрясник, дорожная куртка – так ходят многие духовные лица – от послушника и инока до иеромонаха и архиерея.

В 2000 году 36-летний отец Савватий, черноволосый, высокий, стройный, выглядел совсем еще молодо, и, видимо, впечатление отца Симеона о нем более склонилось к послушнику или иноку, потому что ответил он очень снисходительно:

– Экий ты шустрый, брат! Когда ты собрался на остров? Завтра?! Совсем даже и не факт, что ты туда завтра попадешь! У нас уже вторую неделю шторм – не можем ни на остров, ни с острова уехать!

Отец Савватий не обиделся на снисходительный тон. Ответил только:

– Ну что ж, помолимся преподобному Савватию, Соловецкому чудотворцу…

Что-то в его спокойном ответе насторожило отца Симеона, и он спросил:

– Иеромонах? Давно?

– Рукоположили в священство пятнадцать лет назад, а игумен лет пять…

Снисходительность в голосе иеромонаха поменялась на почтительность, и он перешел на «вы»:

– Простите, отец. Устали, наверное, с дороги. Пойдемте на трапезу, перекусим, чем Бог послал.

преп. Зосима, Герман и Савватий Соловецкие

После Литургии стал собираться на катер. К большому удивлению отца Симеона, утром стоял полный штиль – после двух недель шторма.

Монастырский катер назывался «Преподобный Зосима», но его не было, и отец Савватий сел на гражданский под названием «Печак». Несколько часов плыли по морю, немного болтало, в борт били волны, но эти волны уже не представляли опасности для катера. Проплывали мимо каменистых пустынных островов.

Братия монастыря приняли его радушно, дали келью. Поразила печка: ее истопили перед его приездом и больше не топили, и она все четыре дня его пребывания в обители грела своим теплым боком, хотя на улице было уже холодно, лежал снег.

Сразу зашел в храм, с благоговением подошел к мощам Соловецких старцев: они все трое – Герман, Савватий и Зосима – лежали в одной большой раке рядышком, сверху – сень, деревянная, резная. В полутьме храма не видно надписей на раке – где кто из старцев почивает. Помолился своему небесному покровителю, поблагодарил за возможность приехать сюда и стал прикладываться к мощам преподобных – к одному, другому, третьему. Кто же из них преподобный Савватий?

И вдруг – благоухание. Такой невещественный аромат, который даже и не носом – а вроде всей душой чувствуешь.

Запах дерева, холод стекла раки – и вдруг – мгновенное – благоухание. Двадцать сантиметров справа, слева – ничего, а от мощей одного из старцев – сильнейшее благоухание. Пахло чудесно, с чем сравнить – непонятно. С цветами? На земле нет таких цветов. Такой невещественный аромат, который даже и не носом – а вроде всей душой чувствуешь, такое духовное состояние… Сначала не придал значения, не понял, и лишь потом то, что почувствовала душа, – дошло до головы.

И подойдя ближе, разглядел надпись, увидел то, что уже знал сердцем: это был он, преподобный Савватий Соловецкий. Приветствовал паломника, своего духовного подопечного, благоуханием. Это было настоящим чудом преподобного Савватия.

Прожил в обители несколько дней. Заметил, что погода на Соловках меняется очень быстро: темные холодные тучи мгновенно рассеивались, ярко светило солнце, а потом так же мгновенно небо снова заволакивало свинцом, и падал тяжелый густой снег. Здесь было много озер, как он узнал, ледникового происхождения и несколько реликтовых – бывших морских лагун.

Ему рассказали еще, что раз в десять лет из Баренцева моря к острову заходят дрейфующие льды и могут стоять здесь неделю. Если это случается летом, то наступает настоящая зима и замерзают все посадки. А там и так скудная растительность и короткое – месяц-полтора – лето. Потом лед уходит, и снова становится тепло, но все посадки уже погибли.

Холод, сырые туманы, бурные ветры, восьмимесячная темная зима и 40 верст Белого моря, отделяющего своими ледяными волнами остров от обитаемого материка. Всё это не сулило никаких житейских выгод преподобным Савватию, Герману, Зосиме, ничего – кроме уединения и безмолвия, ничем не развлекаемой молитвы и возможности подвига во славу Божию.

На третий день решил посетить скит преподобного Савватия, поклониться месту его подвигов. Там святой высадился по приезду на остров, там жил, там построил деревянную часовню в честь Смоленской иконы Божией Матери, Одигитрии.

Отец Савватий узнал, что на месте скита сейчас развалины: разрушенный храм и братский корпус; узнал, что там живет один из иноков. В глубине леса не дуют такие сильные ветра, как на берегу, и там построили парники, и этот инок выращивал для братии прекрасные огурцы.

Отец Савватий посмотрел карту, прикинул расстояние – километров двенадцать. Немного. Он умел хорошо ориентироваться на местности, в тайге никогда не терял направление.

Помолился на Литургии, затем спросил у одного брата направление. Инок скептически улыбнулся – не поверил в серьезность намерений, что паломник пойдет один, дескать: погуляешь да вернешься. Махнул рукой в сторону дороги к скиту – и отец Савватий пошел. Шел и чувствовал какое-то дерзновение, упование на своего небесного покровителя, что не оставит преподобный Савватий своей милостью.

Дул сырой и морозный ветер, который стих в глубине сосново-елового леса. Сосна – самое устойчивое к ударам стихии дерево. Живет больше ста лет, и эти сосны, что высились вокруг, были старше, намного старше его самого. А уж лишайники – долгожители, могли прожить четыре тысячи лет, и наверняка они видели самих преподобных Соловецких старцев. Изредка попадались коряво-разлапистые низкие березы, привыкшие гнуться к земле под тяжестью мокрого снега.

Одиночество пустынного леса, большие камни-валуны, поросшие мхом. Необычно красивый мох – белый, зеленый, голубой. Пронзительно белое небо над головой – осень, поздняя осень – почти зима в этих краях. Суровая красота Севера. Стояла тишина, безветренная тишина, но ощущения одиночества не было, казалось, что это не пустое место, не пустой лес.

Почудилось на миг: выйдет сейчас какой-нибудь древний пустынник из чащи и сядет на камень, поросший мхом.

Вспомнились слова духовного отца, старца Иоанна (Крестьянкина): «Соловки – это антиминс нашей Церкви». Подумал: можно в любом месте этой тайги копнуть землю – и найдешь мощи мучеников за веру. Здесь ясно чувствовалось неземное присутствие, присутствие Небесной Церкви, близость Неба. Сколько святынь, сколько мучеников на этой земле – Небесное воинство!

Он всё шел и шел. Не было никаких примет, никаких знаков, что он на верном пути. Вышел на перепутье, по какой из дорог идти – непонятно.

Он всё шел и шел и постепенно стал уставать. Направо и налево уходили тропки, ответвлялись боковые дороги. Не было никаких примет, никаких знаков, что он на верном пути. Вышел на перепутье, по какой из дорог идти – непонятно.

И в этот миг чудесным образом навстречу ему прямо из леса выкатил маленький тракторок, в котором сидели какие-то лохматые, помятые мужички, в сапогах, куртках, лыжных шапочках. Откуда взялись они посреди тайги?! Здесь был заповедник, лес не рубили… Может, рыбаки? В общем, эти мужички оказались на перепутье именно в тот момент, когда он его достиг и заколебался в выборе дороги. Остановились, махнули ему рукой, показали правильный путь, и маленький тракторок опять скрылся в лесу. Одно мгновение – был и исчез. Пара минут, и он бы разминулся с ними.

Пошел дальше по указанной дороге. Снова стали попадаться развилки, ответвления, боковые дороги уходили в разные стороны. Стало смеркаться, подмораживало. И сомнения вернулись, стали мучить еще сильнее: правильно ли он идет? Не изменило ли ему его всегдашнее умение ориентироваться на местности? И вообще – не зря ли пошел? Может, это его дерзновение – на самом деле несмирение? Это его упование на небесного покровителя – не вера, а самоуверенность? Усомнился – и стал тонуть в собственных опасениях и сомнениях.

И вот на пике сомнений, когда он уже был готов повернуть назад и вернуться в монастырь, – на дороге появилась лисичка. Обычная рыжая лиса с пушистым хвостом. Только вела она себя неестественно для дикого животного, которое обычно убегает от человека: внимательно посмотрела на него и спокойно пошла впереди по дороге, время от времени оглядываясь, будто проверяя, идет ли он за ней. Лисичка шла впереди долго, минут двадцать, будто показывая правильную дорогу.

Соловецкий монастырь

И он почувствовал удивительную радость, уверенность в помощи Божией и помощи преподобного Савватия, уверенность в Божием чуде. И когда все страхи и сомнения исчезли – лисичка оглянулась в последний раз, пристально посмотрела на него и скрылась в лесу.

Становилось темно, он огляделся вокруг – и увидел вдали огонек, который то появлялся, то пропадал. Пошел к нему – и вскоре вышел на поляну. Увидел разрушенный храм, разваленные домики, и в одном – тусклый свет. Скит преподобного Савватия. Дошел.

Подошел к домику и услышал молитву: инок молится. Постучал в окно тихонько – чтобы не испугать человека. После стука инок замолчал, потом из-за двери послышалось:

– Читай молитву!

Отец Савватий с готовностью прочитал:

– Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!

За дверью помолчали. Потом инок спросил: «Ты кто?» – «Я Савватий. А ты?» – «А я Герман». И снова полное молчание.

За дверью помолчали. Потом инок спросил:

– Ты кто?

– Я Савватий. А ты?

– А я Герман.

После этого краткого диалога снова наступило полное молчание. Отцу Савватию стало смешно: надо же было так совпасть именами! Но смеяться было рано: судя по затянувшемуся молчанию инока, он принял незваного гостя за привидение или вражье искушение, и возможность ночлега для него с каждой минутой молчания хозяина становилась всё призрачней.

Наконец инок заговорил снова. Скомандовал:

– Читай «Богородице, Дево, радуйся!»

Отец Савватий прочитал. Еще минута томительного ожидания, и дверь наконец открылась. Познакомились. Инок Герман занимался огородом, жил один, молился.

После короткого разговора предложил отцу Савватию:

– Если хочешь, сходи в храм, почитай Акафист Богородице. Там есть аналой, свечи. Помолись.

Почему отец Герман отправил уставшего гостя в холодный храм? Может, всё еще сомневался: не искушение ли это? Кто знает… Но отец Савватий принял его предложение за послушание. Инок Герман – здесь за старшего, начальник скита… Да и разве он сам отдыхать сюда пришел?! Разве не хотел почувствовать духом своего небесного покровителя?! Тот уж точно особо не отдыхал, не нежился – молился.

Получив вместо напутствия коробок со спичками, отец Савватий вышел из натопленной кельи на улицу. Чувствовал про себя: это мне экзамен такой.

Пока разговаривали – стало совсем темно, хоть глаз выколи. Ночь, развалины. В темноте виден лишь силуэт храма. Пошел к нему через кочки, камни, на ощупь нашел и открыл скрипучую железную дверь – и шагнул в полный мрак. В коробке оказалось совсем мало спичек. Зажег одну – увидел в глубине храма аналой. Пока дошел до аналоя, спотыкаясь о доски, палки, кирпичи, – истратил почти все спички. Вместо свечей нашел один огарок, которого едва хватило на Акафист.

Вот так его и настигло искушение в пустом холодном храме.

Ну что ж – если Господь попустит, странное искушение может настичь даже дома, в теплой знакомой келье, и ничего удивительного, что оно произошло здесь – в разрушенном одиноком ночном Савватиевом скиту.

Глубоко вздохнул и горячо помолился Пресвятой Богородице и преподобному Савватию Соловецкому. Затем присел на корточки: нужно расслабиться, успокоиться, немного передохнуть.

Закрыв глаза, вспомнил дорогу сюда: подворье, отец Симеон, катер «Печак», чудесная печка в келье монастыря, белый, голубой мох, лисичка… Вроде даже немного задремал полусидя – минуты на три впал в тонкий сон.

Очнулся быстро. Встал, вздохнул, облокотился на стенку – и стена вдруг открылась! Всё это время он сидел рядом с дверью!

Очнулся быстро. Встал, вздохнул, облокотился на стенку, поправляя куртку, – и стена вдруг открылась! Всё это время он сидел рядом с дверью! Вышел и оказался на улице. Возблагодарил Господа, Божию Матерь, преподобного Савватия. Почувствовал радость – исполнил послушание отца Германа, прочитал Акафист.

Подумал, что пережитое искушение – было нужно. Будто преподобный Савватий сказал ему: «Ведь ты хотел этого, мечтал побывать там, где я жил, где подвизался, – вот ты и побывал. Испытал искушения и страхования, немного подобные моим».

Счастливый вернулся в теплую келью. Хозяин постелил в углу, и уставший гость сразу отключился.

Когда утром вышел на улицу – всё показалось совсем в ином свете. Красиво, просто, совершенно не страшно, ничего драматического, как казалось это ночью. И совсем не трудной теперь представлялась одинокая молитва в ночном пустом храме.

Отец Герман показал ему место, где была келья преподобного Савватия, дал доски – такие хорошие дубовые доски, и он сколотил небольшой крест. Ножиком аккуратно, старательно вырезал: «Преподобному Савватию от грешного игумена Савватия» – и осторожно прикрутил крест проволокой к березе.

Поблагодарил отца Германа за приют и, счастливый, пошел обратно в монастырь.

Соловецкий преподобный принял его, вел, показал, как жил… И эта поездка была милостью Божией и небесным уроком от его духовного покровителя. Когда его, иерея Сергия, постригали с именем преподобного Савватия, ему очень хотелось почувствовать своего святого духовно: кто он, как подвизался, как молился. Но преподобный был пустынником, житие его записано очень кратко, жизнь и подвиги – тайна.

И когда отец Савватий сходил в скит и пережил все искушения, испытал страхования, сомнения, молился и обрел помощь в искушениях – его небесный покровитель приоткрылся ему: он почувствовал его сердцем.

Почувствовал, каким тихим, скромным был преподобный Савватий, Соловецкий чудотворец. Немногоглаголивый старец. Он имел глубокую веру и редкое мужество. Имел дар слез. Молился за весь мир. В те суровые времена какую нужно было иметь веру, чтобы выжить на Соловках! – А он там жил. Преподобный учил всему, что имел сам: учил не бояться, верить, уповать, молиться, – и отец Савватий нашел эти небесные уроки в своем сердце.

Когда приехал на Соловки через два года, снова пришел в скит, и отец Герман отдал ему назад его крест – он был уже постаревший, потемневший от ветров и зим и выглядел так, будто он старинный. Отец Герман сказал:

– Наш игумен благословил поставить на этом месте большой, четырехметровый поклонный крест. А этот ты возьми себе – как святыню, как благословение тебе от преподобного Савватия Соловецкого.

Так преподобный благословил его, и он увез святыню в родной монастырь. Крест этот и сейчас стоит у него в келье на иконостасе, и каждый год в день памяти преподобного отец Савватий приносит крест в храм и кладет на аналой для поклонения.

И старается помнить соловецкие уроки, молиться, надеяться на Господа. Сколько в нашей жизни сомнений и страхов…

Преподобнии отцы наши, Зосимо, Савватие и Германе, молите Бога о нас!