Долгое топтание с совочком

…Регент Людмила надела в трапезной кастрюлю с супом на голову настоятелю: не так пошутил… Ревностный и давний прихожанин Владимир вырвал зазвонивший на службе мобильник у забывшейся «новенькой» и разбил его об пол…

И так далее и тому подобное. Я буду счастлив, если мне назовут адрес прихода, епархию в России, во всем мире, которые свободны от подобных случаев. Где нет ни случаев хамства, ни лебезения перед священноначалием, ни произвола по отношению к подчиненным, ни шелковорясных юнцов на «бумерах» – поводы для оторопи можно перечислять долго.

Чем заниматься таким печальным занятием, рискуя впасть в перемывание костей, я решил обратиться к тому самому священнику: как он-то видит то, что происходит, а, скорее, творится, в нашей земной и воинствующей Церкви? Как быть, как не впасть в осуждение, а заниматься, как говорят немцы, «подметанием у собственной двери», не оставаясь, тем не менее, безразличным к нашим общим бедам? Короче – как быть ревностным, но по разуму? Может, утешит, а то и вразумит – бывали случаи.

Протоиерей Александр Лебедев, настоятель возрождающегося вологодского храма Рождества Пресвятой Богородицы на Нижнем Долу, отвечает на вопросы корреспондента портала «Православие.Ru».

***

Протоиерей Александр Лебедев

– Отец Александр, примеров недостойного поведения в церкви (и в Церкви) можно привести множество, они прекрасно известны, и большинство из нас им свидетели, а то и прямые участники. Это грустно. О чем такие примеры говорят или прямо-таки вопиют?

– Речь, видимо, идет о недостойном поведении в церкви людей церковных, от которых такое поведение увидеть как-то не ожидаешь. Примеры недостойного поведения духовенства, церковных работников – это всего лишь примеры, а не общее место, не правило. Тот факт, что СМИ с жаром подбирают каждую новость о недостойном поведении «церковников», для меня факт скорее обнадеживающий, нежели печальный. Ведь для СМИ представляют интерес явления не повседневные, а исключительные, сенсационные. А это значит, что всякий «жареный» факт из жизни Церкви – не норма. Вот когда в СМИ в качестве сенсации будут появляться сообщения о том, что некий священник в каком-то там городе посетил детский дом или больницу, тогда, действительно, появятся основания для тревоги.

И всё же это грустно – видеть, как церковь становится местом проявления далеко не лучших сторон человеческой натуры. Такие примеры говорят о том, что воцерковление – процесс не такой скорый, как кажется и хочется (а очень ведь хочется!), что искоренение своих недостатков – дело намного более серьезное и трудное, чем оно обычно представляется, что совесть может притупляться, и человек может потерять возможность видеть и осознавать свои грехи.

– Какой должна быть реакция священника и прихожан на недостойное поведение?

– Алгоритм действий дан нам Самим Спасителем. «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф. 18: 15–17). Как правило, схема срабатывает уже на первом этапе – при личном контакте. Важно лишь, чтобы обличение звучало не с позиции судящего (автоматически – осуждающего): «Я тебе говорю: ты не прав», а с позиции сочувствующего: «Давай подумаем: поступая так-то и так-то, не согрешаем ли мы?» В противном случае есть основания для тревоги.

– За что тревога? За то, что, изо дня в день читая Послания к Коринфянам и «несмысленным Галатам», мы следуем не ревности к исправлению своей жизни, оставаясь всё такими же несмысленными, когда услышали евангельскую проповедь впервые? А услышали ли мы эту проповедь вообще, или мы – многие из нас – пришли и остались в Церкви «по традиции», по привычке? Ведь в наших приходах, пожалуй, почище, чем у галатов и коринфян, «те же распри, раздоры, ненависть» – зачем лицемерить?

– Знаете, я по характеру скорее оптимист, чем алармист. Оптимизм мой основывается на несомненном факте: Бог – милостив. Да, мы ленивые, лукавые, нерадивые рабы, но все-таки рабы не чьи-нибудь, а Божьи. Да, наши попытки что-то в себе исправить чаще всего остаются безуспешны, но всё же мы хотя бы пытаемся. Да, мы хотим как лучше, а получается как всегда, но и это свидетельствует о том, что в нас сохранилась тяга к добру.

С объективной точки зрения рисунок двух-трехгодовалого ребенка – какая-то мазня, но родители на эту мазню смотрят глазами любви и радуются ей. Бог не есть объективность, Бог есть любовь. То, что на наших приходах бывают распри, раздоры, ненависть, – это не беда, это полбеды. Беда – это когда на наших приходах одни лишь распри, раздоры и ненависть, а это не так. И примеров тому предостаточно.

– Священник – последователь, преемник апостолов. Можно ли сказать, что он снова и снова – «в муках рождения, пока не отобразится в нас Христос»? Не удручает ли это «снова и снова», не ввергает ли в уныние?

– Попробуйте врачу задать вопрос: не ввергает ли его в уныние тот факт, что, несмотря на все его старания, люди всё болеют и болеют и болезни, видимо, пожизненный и неизбежный удел всего человечества. Я думаю, вопрос вызовет недоумение: из заведомой неисправимости человеческой природы совершенно не вытекает бесполезность усилий по преодолению ее поврежденности. Если нельзя выпить океан – это не значит, что нет смысла вовсе прикасаться к воде и единственный наш удел – помирать от жажды. Воду мы пьем по мере наших сил и потребности. Вот и священник, как духовный врач, хоть и осознает ограниченность своих сил и невозможность окончательного и бесповоротного излечения пациента, однако так же осознает возможность хоть в чем-то улучшить его самочувствие. В какой-то мере мы можем поправить ситуацию, а раз можем – значит, должны это сделать. Вот и делаем по мере наших сил.

– Согласны ли вы с мнением, наблюдением священника Александра Ельчанинова о том, как устроена церковная община? По примеру апостольской: есть и свой Иоанн, и Петр, и Симон Кананит, но есть и Иуда… Какое поведение, на ваш взгляд, можно считать типичным для этих участников христианской общины в нынешнее время?

– Давайте приведем цитату из «Записей» отца Александра Ельчанинова полностью: «Одна из типичных ошибок, ведущих к осуждению, унынию, неправильным оценкам, – “руссоизм” в религии, мысль, что здесь, на нашей земле, до всеобщего суда и осуждения, могут быть явления безукоризненные – в нас самих, в других людях, в человеческих отношениях. Тогда от себя требуешь полной святости и унываешь, находя в самые святые минуты нечистоту в своем сердце, тщеславие, двойственность; тогда злишься, заметив в людях, которых считал безукоризненными, – малодушие, лукавство, ложь; тогда отчаиваешься, видя даже в Церкви Божией расколы, ссоры, ревность, зависть – разгул человеческих страстей. Между тем “надлежит сему быти”, весь мир заражен грехом; сверху донизу проходит страшная трещина – язва растления и смерти, и никто и ничто не свободно от нее. Если в самой совершенной общине – среди учеников Христа – был Иуда, то что же нам ужасаться, что в Русской Церкви есть Введенский, а свой маленький Иуда, как и свой кроткий, духоносный Иоанн и верный, деятельный Петр – есть в каждом приходе».

Да, пожалуй, эту мысль я разделяю. Люди разных характеров и разного склада наполняют Церковь: склонные к богомыслию, как апостол Иоанн Богослов; деятельные, как апостол Петр, решительные максималисты, как Симон Кананит. Воцерковление не означает нивелировку личных особенностей, сведение всего многообразия человеческих характеров к некоему универсальному обезличенному общему знаменателю. Воцерковление – это обращение своих талантов на служение Богу и ближнему. Если в характере человека есть какая-то особенная черта, то это не проклятие, а благословение, не искоренять ее надо, а постараться раскрыть во всей полноте, не закапывать талант, а пустить его в дело. Как показывает жизнь, бывают в Церкви и предатели Христа – история XX века дала тому немало примеров.

– Есть ли примеры настоящей радости для священника, действительного утешения всей общины, когда радуются все – и прихожане, и священник? Есть ли примеры сотника («и в Израиле не нашел Я такой веры!») из жизни «внешних» людей, не состоящих в определенной общине? Есть ли такие «несмертельные голованы» сегодня, о которых Лесков писал? Есть ли повод в таком случае для восхищения?

– В жизни Церкви поводы есть не только для сиюминутной, но и для вечной радости. А для всеобщей радости в жизни Церкви место есть всегда. Единодушие – вот основание радости всей общины. Если приводить примеры, то сошлюсь на самый хрестоматийный – возрождение святыни, строительство храма, что называется, «всем миром», когда каждый – не наблюдатель, а участник общего дела и каждый чувствует свою причастность к делу Божию на земле – спасению душ человеческих.

«Корнилии сотники» встречаются и в наши времена. Думаю, любой священник, имеющий опыт, может припомнить случаи горячей искренней исповеди и глубокого покаяния, приносимых людьми, от которых такого, казалось, и не ожидаешь.

И уж конечно, как во времена Лескова, так и в наши времена не стоит село без праведника. Есть они и в наше время, эти замечательные «голованы» – сам таких видел.

– Повторюсь: примеров всякой мерзости в жизни земной Церкви уйма – они начинаются с первых шагов в храме. Так делается ли мир лучше? Или каждое столетие, каждое тысячелетие, каждое поколение мы сталкиваемся с одной и той же борьбой, с одинаковыми грехами, с постылой и унылой необходимостью преодолевать то, что пытались сделать христиане всех времен и народов?

– И, заметьте, многим христианам это хорошо удавалось. Если бы в жизни земной Церкви, начиная с первых шагов в храме, человека встречала только мерзость, христиан бы не было. Потому что кто захочет приобщиться к мерзкому сообществу? Однако христианство существует, и это свидетельствует о том, что Церковь являет соприкасающимся с нею людям примеры далеко не самого низкого качества.

Но, тем не менее, между нами, людьми церковными, есть явное осознание, что в Церкви есть то, чего в ней быть ну никак не должно, то есть мерзость. Важно понять: а Церковь – это кто? – Все мы. А кто мы каждый по отдельности, и сколько в нас – лично в вас и во мне – мерзости? И каким должно быть общество таких людей – совокупностью мерзости? Очевидно – да. Земная Церковь есть совокупность грешников, которые находятся лишь в процессе очищения. Для кого-то это – линейный процесс (Аллилуйя!!!); для кого-то – съезжание с первоначальных вершин неофитской благодати и вселюбви. А для большинства, наверное, – топтание на небольшом пятачке, без значительных прорывов вперед, лишь с преодолением периодических отступлений. И чего удивляться, что, топчась в таком сообществе, мы видим свои мерзости? И – слава Богу, что видим! Удивительно, наоборот, то, что в Церкви откуда-то берется кое-что кроме мерзости, – это явно не от нас, это от присутствия Бога среди нас.

Церковь (общество людей) далеко не идеальна, но общество этих же людей вне Церкви, вне удерживающей благодати – вообще караул!

– Ваши слова о топтании на небольшом пятачке, честно говоря, жестки, чуть ли не жестоки. Так и представляешь себе серую массу, копошащуюся в собственных грехах, и себя с совочком – так себе картинка. Возможен ли прорыв-то вперед, на небо? При каких условиях?

– Прорыв не просто возможен, он обязательно будет – раньше или позднее. А главное его условие – это соблюдение заповедей Христа. Среди них есть, как вы помните, и такая: «Не судите, и не будете судимы». Честное слово, хотя бы из чувства самосохранения стоит, на мой взгляд, «потоптаться», каким бы утомительным это занятие ни казалось. Награда того стоит – спросите у святых.