Воспоминания об архиепископе Серафиме (Соболеве) его духовных чад

23 мая 2014 года в Россию по приглашению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла приезжает с официальным визитом глава Болгарской Православной Церкви Святейший Патриарх Неофит. Всем известны давние дружественные связи, которые скрепляют не только народы Болгарии и России, но и наши Поместные Церкви. В XX веке наши народы нашли ещё одну точку соприкосновения в лице замечательного русского иерарха Серафима (Соболева), с 1921-го по 1950-й год жившего и служившего в Болгарии. Сейчас место упокоения архиепископа Серафима в крипте софийского собора святителя Николая является объектом массового паломничества верующих, испрашивающих у почившего архипастыря помощи и исцелений. Портал Православие.Ru публикует воспоминания об архиепископе Серафиме его духовных чад — епископа Левкийского Парфения (Стаматова; † 1982) и архимандрита Александра.

***

Из записок епископа Левкийского Парфения (Стаматова; † 1982)
(Православно слово. 2001. № 4. С. 7–9.)

Архиепископ Серафим (Соболев)

***

В 1946 году испортились мои карманные часы, которые нельзя было починить, так как для них не было нужных запасных частей. Моя близкая знакомая пожелала подарить мне дорогие золотые часы. Я решил предварительно спросить благословения архиепископа Серафима, поскольку меня смущала мысль, что монаху не следует иметь и привязываться к золотым предметам. И на первой же после этого события исповеди, я спросил его, даст ли он благословение на получение такого дорогого подарка. Владыка лежал в постели, так как был болен, посмотрел на меня, улыбнулся и ответил: "Возьми, моя радость! Она обидится, если не возьмешь. Но они (часы) очень маленькие" <…>. Я был поражен, ведь часы действительно были миниатюрным шедевром швейцарского часового мастерства, а покойный владыка их никогда до этого не видел, и в тот момент часов у меня с собой не было, так как я к тому времени, я еще не принял подарка. В первый момент меня охватил ужас, но потом я пришел в себя, и стал смеяться от радости, что у нас есть такой благодатный духовник <…>

***

Я был еще протосингелом Неврокопской митрополии (1936–1944). Однажды, я читал житие известного русского архимандрита Антония [Медведева], наместника Троице-Сергиевой лавры близ Москвы, в афонском издании «Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков» за май (Москва. 1908 , с. 48 -78). Архимандрит Антоний был наместником лавры в период, когда Московским митрополитом был знаменитый богослов и подвижник Филарет (Дроздов). Последний, как начальник архимандрита Антония, высоко его ценил и даже выбрал его своим личным духовником, у которого он исповедовался. В житии имелся один фрагмент, который меня смутил: «При всей своей дружбе, при всем своем доверии и почти сыновнем уважении к о. Антонию, митрополит Филарет, оставаясь неизменным в своих действиях как начальник, настойчиво требовал у о. Антония ничего не предпринимать без его ведома и предварительного разрешения и взыскательно рассматривал все его предложения, при этом в большинстве случаев противостоял каждому его проекту нововведений, требуя в делах соблюдения формальностей, с которыми о. Антоний был даже мало знаком. (Жизнеописания..., с. 66)

Когда я читал это место, у меня будто молния проскочила предосудительная мысль по отношению к митрополиту Филарету: «Считают его одним из редких подвижников благочестия, а вот каким он, оказывается, был честолюбивым начальником!». Но я хорошо помню, что эта молниеносная мысль только мелькнула в моем сознании, не задерживаясь в нем ни на секунду. И вот, уже в первом письме, которое я получил после этого случая от архиепископа Серафима (14.VI.1942 г., Хисара, дом доктора Малакова), я к моему великому недоумению, прочитал следующее: «Митрополита Филарета никогда не осуждай. За это Господь может сильно тебя наказать, ибо митрополит Филарет — великий угодник Божий и святой отец». Мое недоумение произошло от того, что я совершенно забыл мысленное осуждение в адрес митрополита Филарета, и не мог понять, о каком Филарете пишет владыка Серафим. Я открыл черновик своего последнего к нему письма, чтобы посмотреть, не писал ли я там о каком-нибудь Филарете, но ничего такого в черновике не было. Я целый день размышлял и только к вечеру меня осенило воспоминание о том, что я нехорошо подумал о митрополите Филарете Московском, когда читал житие архимандрита Антония. Как же я был поражен чудесной прозорливостью! Каждая человеческая душа закрыта и недоступна другим, даже когда они живут в одном доме, а здесь — удивительное дело! Неврокоп отстоит от Софии более чем на 200 км, а Пловдив и Хисара еще дальше, но все это не воспрепятствовало моему духовнику прочесть мой единый мимолетный греховный помысел, о котором я сам забыл! Я знал, что архиепископ Серафим почитает митрополита Филарета Московского наравне с древними Отцами Православной Церкви, но такая прозорливость меня поразила <…>

***

В другой раз, опять в Неврокопе, у меня по службе возникли некоторые недоумения, и я не знал, как поступить. Мне нужно было спросить владыку Серафима, но я только что отослал свое исповедальное письмо, а по его благословению, я мог писать ему не чаще одного раза в две недели, так как он получал много писем со всех концов Болгарии. Ночью я увидел сон. Нахожусь я в какой-то школе, на коленях перед владыкой Серафимом, а он положил свои руки на мою голову как на исповеди, отвечая на мои недоумения точно и ясно. На следующий день, я поступил по его мудрому совету, но подумал: «Сон как сон. Не нужно особо верить снам». После этого в следующем письме я задал свой вопрос владыке, хотя и с запозданием. А он мне написал: «Я тебе уже ответил!». Мне стало ясно, что мой сон был не просто отражением моих дневных тревог, потому что владыка Серафим знал о сне и о своем участии в нем, и был это, как говорят русские, «вещий сон».

***

Св.-Никольский собор Софии

***

Один студент-богослов привязался ко мне, и по рекомендации моего покойного старца, митрополита Неврокопского Бориса, я должен был заботиться о его духовном возрастании. Студент очень настаивал на своем скорейшем монашеском постриге, но я без благословения владыки Серафима ничего не мог предпринять. А владыка Серафим советовал подождать еще. И вот студент вдруг отошел в среду, совсем противоположную духовной атмосфере владыки Серафима, где и принял монашество. Дальнейшие сведения о его жизни свидетельствуют, что принятие им сана было совсем не к чести Церкви Христовой. А я вместе со студентом делал все возможное, чтобы приблизить его скорейшее пострижение, и вместе с ним в душе негодовал из-за умышленной задержки, при такой его безграничной ревности, но теперь вижу, насколько я не был прав, и как глубоко архиепископ Серафим видел души людей, их будущее своим прозорливым духовным взглядом.

Есть и другие случаи, но о них я умолчу из-за их незначительности и более интимного характера, чтобы стать публичным достоянием. Мы, его духовные чада, становились перед ним как перед духовным рентгеном, и не смели скрывать ничего из своей личной жизни. Поэтому, исповедь была настоящая, и мы выходили из его дома обновленными. У меня всегда было чувство, что у его святой десницы было свойство вытягивать из моей головы весь духовный мрак и уныние, когда его рука возлагалась на мою голову в таинстве исповеди.

***

Из воспоминаний архимандрита Александра
(Православно слово. 2001. № 4. С. 9–11.)

Архиепископ Серафим (Соболев)

Вся его жизнь состояла из чудес, а за его великое смирение, Бог дал ему еще и дар прозорливости. Ничего тайного для него не было...

Как лесная фиалка, которая цветет в укромном местечке леса, и сколько бы не скрывалась, все равно выдаст себя нежным благоуханием, так и владыка Серафим, сколько бы ни скрывал со смирением все свои добродетели, все равно являл тем, кто в той или иной степени соприкасался с ним, дивные проявления своей благодатной и прозорливой души.

Он имел столько любви, что мог согревать ею всех своих ближних.

Он имел благодатное святоотеческое познание истины, с помощью которого он наставлял своих духовных чад на путь спасительного Православия.

Его слова обладали огненную силу, они зажигали сердца людей и призывали их к высотам святой и добродетельной жизни.

Молитва его — теплая, простая и исходящая из самого сердца, нередко получала чудесный ответ с неба.

Я сам, его недостойный духовный сын и послушник, не один раз испытывал на себе силу его молитв и дивился его прозорливости. Я дважды обязан ему жизнью.

Как я познакомился с владыкой Серафимом? — Являясь жителем Софии, я неоднократно видел русского владыку, но лично не был с ним знаком. Однажды, после службы, когда я подошел поцеловать его десницу, он благословил меня и неожиданно спросил:

— А тебя как зовут? Костя?

— Да, Костя! — ответил я с удивлением, поражаясь, откуда он знает мое имя.

— Приходи послужить мне иподьяконом в нашей церкви!

На следующий день я пришел. Так началось мое знакомство с владыкой Серафимом.

***

Когда я заканчивал обучение, у нас был один профессор, деливший студентов на «своих» и «чужих». Я попал в число «чужих», и очень боялся экзамена у него. Перед экзаменом я рано пошел к владыке Серафиму и поделился своими опасениями. Он попросил конспект и красным карандашом отметил пять вопросов. Потом помолился и сказал, что попадется один из них и велел хорошо их выучить. На следующий день я пошел на экзамен. Когда я вытянул билет, то увидел, что в нем были те вопросы, которые мне благословил выучить владыка Серафим.

***

1 января 1943 г. на последнем семестре обучения, я заболел брюшным тифом. Болезнь моя быстро обострилась. Высокая температура меня сжигала. Без моего ведома, врачи уже предупредили моих родителей о неизбежном конце. В этот момент, ко мне на свидание пришла одна моя знакомая, госпожа Н.В., близкая к владыке Серафиму. Увидев мое тяжелое состояние, она сразу пошла к нему и рассказала обо мне. Он спросил, какая у меня температура, и узнав, что она дошла до 40°, помолился перед иконостасом, а потом заочно благословил меня, чтобы она спала до 37,2°. Я сразу почувствовал облегчение, а к вечеру температура спала и больше не поднималась.

Сразу после выздоровления, я опять разболелся. Врачи, которые меня лечили, считали, что брюшной тиф повторяется. Когда владыка Серафим узнал, что я болен, велел позвать специалиста по грудной болезни — пульмонолога. Но врачи упорно стояли на своем. Владыка настоял позвать от его имени доктора Богданова, и когда тот меня осмотрел, оказалось, что у меня экссудативный плеврит. По молитвам моего старца я быстро вылечился и от этой болезни.

***

Мне предстояло пострижение в монашество. Уже имелось решение Священного Синода. Моя мать была согласна, но отец все еще не соглашался. Он очень хотел женить меня и мечтал иметь внука, носящего его имя. Перед пострижением Его Высокопреосвященство митрополит Стефан спросил меня — какое имя в монашестве я бы хотел получить. Я пошел к владыке Серафиму и спросил его, какое имя мне просить. Помолившись, он велел просить имя Александр, в честь святого Александра Невского или Иоанн, в честь преподобного Иоанна Рыльского. Я передал это владыке Стефану, и он при пострижении выбрал мне имя Александр. Мой отец, который раньше был против моего пострижения, вдруг согласился и сказал: «Я услышал свое имя. Сейчас уже могу и умереть!» И действительно, через 25 дней он скончался. Смерть его была христианской — тихой и безболезненной. Он отошел умиротворенным, попросив прощения у всех и приняв Святое Причастие.

***

Незадолго до смерти моих родителей, владыка Серафим спросил меня:

— Саша, кого ты больше любишь, мать или отца?

Не зная, что ответить, я сказал:

— Одинаково!

Вопрос был задан очень трогательно, но у меня появилось плохое предчувствие. Старец обласкал меня и сказал:

— У всех родителей были свои родители, и их родители отошли к своим родителям. Что бы ни случилось, не унывай, а благодари Господа, что дал тебе духовного отца. Я вам и отец, и мать.

После этого разговора, родители неожиданно скончались.

Когда моя мать потеряла сознание, я послал записку владыке Серафиму с просьбой помолиться о ней. Он сразу же помолился, а вечером отслужил о ней молебен. После молебна обратился к присутствующим и сказал:

— Нет воли Божией Сашиной маме выздороветь.

Той же ночью моя мама скончалась.

***

В 1944 г., во время бомбардировок, по инициативе владыки Серафима, мы собирали помощь голодающим русским монахам на Святой Горе. В это время, отец Серафим (Алексиев), тогда еще иеромонах, и мое смирение (еще иеродиакон) находились в святой Рыльской обители. Там было много жителей Софии, которых бомбардировки вынудили искать прибежище в спасительном болгарском Сионе. С большинством из них мы были лично знакомы, и они щедро отозвались на наш призыв о помощи. Собрали около 14 000 левов. В одну из моих поездок в Софию, я посетил русский Кокалянский монастырь, где жил тогда владыка Серафим, чтобы передать ему деньги. Я нашел его пишущим на полянке около монастыря. Он ласково посмотрел на меня и сказал:

— А, ты принес деньги для Святой Горы? Сколько там в конверте?

И назвал точную сумму...

***

В марте того же года, у нас с о. Серафимом (Алексиевым) возникло желание поехать на несколько дней в Софию. Разумеется, мы сперва написали письмо нашему старцу, испрашивая благословения.

Он благословил нам ехать, но до 17 марта велел вернуться в Рыльский монастырь, потому что «говорят (этими словами он всегда прикрывал свою прозорливость), что тогда будет большая бомбардировка».

Так и получилось. Письмо было вручено отцу Серафиму, который поехал в Софию и 17-го марта вернулся, спасаясь от опасности.

***

Гробница архиепископа Серафима (Соболева). Св.-Никольский собор Софии

За несколько месяцев до своей смерти, владыка Серафим говорил: «Мне уже 68 лет, а все самые значительные события в моей жизни происходили 14-го числа. И сейчас сумма чисел моего возраста 6+8 равна 14-ти. В этом году я умру. Грустно мне за вас, но вы неуклонно следуйте выбранному пути. Храните душевную чистоту. Храните себя от любого общения с экуменизмом. Твердо держитесь Православной веры и учения Господа нашего Иисуса Христа.

Когда наш старец скончался, я был сильно опечален. Глубоко сокрушенный, я долго молился у его гроба. Этой же ночью я прилег отдохнуть после тяжелого дня. Неожиданно, я увидел сон. Владыка, который лежал на смертном одре, встал, обнял меня и ласково сказал: «Хотя я умер, но для вас всегда жив буду»! Так он ответил на мою молитву и утешил меня в скорби.

Когда наш старец предупреждал нас, что скоро умрет, мы ласкались к нему как маленькие дети к своему отцу, и тревожно спрашивали его, что будем делать без него.

— Когда вам станет тяжело, вы напишите мне письмо, — ответил он.

— Но разве можно посылать письма на небо?

— Напишите мне письмо и оставьте его у моей могилы. Если я получу милость у Господа, утешу вас и помогу вам.

Так и получилось. И до сего дня могила нашего любимого владыки служит неиссякающим источником исцелений и утешений.