Герой Советского Союза С.М. Крамаренко: «Выжить на такой жуткой войне мне помог Господь»

За плечами Сергея Макаровича Крамаренко большой фронтовой путь от Сталинграда до Берлина. На его протяжении Герой Советского Союза не раз встречался со смертью лицом к лицу. О своем боевом пути Сергей Макарович рассказал корреспонденту портала Православие.Ru.

Герой Советского Союза Сергей Макарович Крамаренко

— Сергей Макарович, расскажите, где вы были и чем занимались, когда услышали о том, что началась война?

— Я был курсантом Борисоглебской военной школы летчиков. В воскресный день 22 июня было очень жарко, и мы вместе с ребятами собирались пойти искупаться. Но вдруг услышали команду собраться в здании штаба нашей эскадрильи для объявления важного сообщения. Мы собрались в назначенный час и начали слушать речь Молотова, о том, что началась война.

Мы не могли поверить в то, что Германия хочет напасть на нашу огромную Родину

Мы не могли поверить в то, что Германия хочет напасть на нашу огромную Родину, но мы ошибались. Наша армия была очень плохо подготовлена к войне. Действующие части приходилось периодически пополнять недоучившимися летчиками.

В 1942 году наш учебный аэродром впервые начали бомбить. Панике курсантов не было границ. Вместо того, чтобы скрыться в бомбоубежищах, курсанты кинулись к самолетам. Под взрывы орудий мы кое-как добежали до самолетов и начали растаскивать их в разные стороны. Аэродром был ярко освещен: вверху святящиеся бомбы, а в стороне горящие курятники птицеводческой фермы. Нас спасло только то, что немцы, видя горящие здания и носящихся кур, подумали, что разбомбили военные казармы или склады.

После этого началась подготовка нашей школы к эвакуации на восток. Неожиданно дали приказ о том, что восемь курсантов, успевших вылететь на ЛаГГ-3, отправляются в запасной авиаполк в Арзамас. В эту восьмерку вошел и я, хотя мы с товарищами очень этому удивились. Ведь мы не успели выполнить летную программу, в воздухе едва-едва держимся, а нас уже считают полноценными летчиками. Конечно, мы обрадовались, что скоро окажемся на фронте и будем защищать свою Родину. Радовались мы недолго, потому что командир эскадрильи узнал, что у одного из нас был всего один полет и 10 минут налета. Нашего товарища решили отправить доучиваться обратно в школу.

Так как я тоже имел всего лишь 2 полета, я решил соврать и сказал, что у меня не два, а двадцать полетов и два часа налета. Слава Богу, товарищи меня не выдали, и командир оставил меня осваивать полеты на ЛаГГе уже в запасном полку, готовясь вскоре попасть в действующую армию.

— Тяжело ли вам было учиться, не имея того опыта, о котором вы сказали?

— Не тяжело: я летал хорошо, как мне тогда казалось. Нас распределили в 1-ю Воздушную армию Западного фронта. У меня не было ни одного учебного воздушного боя, ни одной стрельбы по целям, поэтому доучиваться мне пришлось на фронте. Конечно, сейчас я понимаю, почему тогда из восьми человек остался в живых только я один. Нас просто не успели научить сражаться.

Герой Советского Союза Сергей Макарович Крамаренко

— Свой первый настоящий боевой вылет я совершил в конце января 1943 года. Когда немцы стали снимать с нашего фронта части для освобождения окружной армии Паулюса, наше командование решило предпринять наступление в районе Жиздры, юго-западнее Сухиничей. Хотели сорвать переброску частей противника под Сталинград. Мой полк прикрывал наступающие войска от ударов с воздуха. Самолеты немцев то появлялись, то исчезали. Этот вылет мне запомнился тем, что я почти ничего не понял!

— Какой момент на войне был для вас самым важным и опасным?

— 19 марта 1944 года на Украине под городом Проскуров я попал в плен.

Мы сражались с группой «юнкерсов» и «мессершмитов», которые штурмовали наши позиции внизу. При атаке немецкого самолета я почувствовал удар: оказалось, что один из снарядов противника разорвался и перебил бензиновые трубы моей машины. Самолет тут же вспыхнул, и огонь ворвался ко мне в кабину. Мои руки и лицо оказались в огне. Кое-как отстегнув ремни, я оказался в воздухе, дернул кольцо парашюта. Он успел открыться, и я почувствовал сильную боль и потерял сознание.

Я понял, что упал прямо около штаба SS

Очнулся от того, что меня кто-то раздевает. Я поднял голову и увидел солдат в зеленой форме, у которых в петлицах были черепа с костями. Тут я понял, что упал прямо около штаба SS. Я не мог подняться, потому что ноги были перебиты, и из них сильно текла кровь. На мне разрезали сапоги, забинтовали ноги и отвезли в какое-то село.

Там ко мне подошел немецкий офицер и начал расспрашивать, из какой я части, сколько у нас самолетов, кто мой командир и где мы находимся. Конечно, я отказался давать ему такую информацию. Тогда он махнул на меня рукой и дал команду «эршиссен» — расстрелять. У меня внутри будто что-то оборвалось... Все, отлетался!

— Как же вам удалось выжить, почему немцы вас сразу не пристрелили?

«Ах ты, проклятый москаль, пристрелю!»

Снял винтовку, направил на меня

— Вышедший из штаба немецкий генерал внезапно отменил приказ и распорядился отправить меня в госпиталь. Меня перенесли в телегу и положили рядом с немецким офицером. Через какое-то время слышу, что извозчик как-то почти по-родному, по-украински помыкает лошадь. Я очень разозлился, когда узнал, что это бандеровец в немецкой форме. Я не выдержал и закричал: «Что ж ты, земляк, немцам служишь?» А он: «Ах ты, проклятый москаль, пристрелю!» Снял винтовку, направил на меня. Но немецкий офицер остановил его: «Хальт! Госпиталь!» Так в очередной раз я избежал смерти.

Меня привезли в лазарет, который находился в проскуровском лагере для военнопленных. Плененные советские санитары вытащили из моих ног осколки и забинтовали раны, а обгоревшее лицо намазали какой-то красноватой жидкостью. От этой жидкости у меня начало гореть лицо, боль была невыносимая, я закричал, чтобы больше ей меня не мазали. Но ребята попросили меня потерпеть, сказали, что после этого немецкого средства у меня не останется рубцов. Затем они мне сделали укол, и я заснул. Через несколько дней руки и лицо покрылись черной коркой. Рот стянуло так, что и ложка не проходила. Санитар набирал немного каши на ручку ложки и просовывал мне в рот.

На 7-й день началась суматоха в лагере. Здоровых пленных угнали из лагеря. В городе немцы начали взрывать дома. Санитары говорили, что скоро за нами приедет телега и нас тоже увезут, а здесь все взорвут. Мы лежим, темнеет. Нас не увозят. Только смотрим в окна: везде полыхает. Думаю, сейчас нас подожгут. Нам повезло, что на бараке было написано «Тиф. Не входить». Немцы нас бросили, не стали поджигать, заторопились. Охрана убежала. Так как я был очень слаб, то заснул. На следующий день меня поздравили с освобождением.

— Скажите, были ли на войне атеисты?

С Богом воевать было бы легче

— К сожалению, тогда очень мало кто верил в Бога, но мне кажется, что с Богом воевать было бы легче. Зато среди летчиков было очень много суеверий. Например, летать в понедельник никто не хотел. На войне, конечно, летали, но с большой осторожностью. Был у нас такой случай. Одной девушке, которая работала у нас в столовой, очень нравился летчик по имени Михаил. Однажды она подарила ему заколку. Когда молодой человек погиб, ей возвратили ее подарок. Спустя какое-то время девушке начал нравится другой мой товарищ, которому она подарила ту же самую заколку. Когда он погиб, девушку стали обходить стороной.

Так как я считал, что все равно мне не выжить в этой войне, я старался воевать изо всех сил, чтобы хоть как-то помочь своей Родине приблизить День Победы, поэтому о своей смерти практически не думал. А сегодня я все чаще задумываюсь, что выжить на такой жуткой войне мне помог Господь, ведь Он меня столько раз спасал.

Герой Советского Союза Сергей Макарович Крамаренко

— Конечно! Один из таких боев я провел во главе со знаменитым летчиком-истребителем Иваном Кожедубом. Бой состоялся в марте 1945 года над нашим плацдармом за Одером. Наши 12 самолетов шли в атаку против 32 «Фокке-Вульф»-ов, у которых в сумме было почти 200 пулеметов. Мне не забыть команды Кожедуба: «Впереди внизу кресты. Атакуем!» После его слов бой превратился в уничтожение немецких самолетов. Мы сбили 16 «фоккеров»!

Последний мой бой войны был для меня очень необычным. В апреле недалеко от Берлина мы с моим ведущим Куманичкиным столкнулись с шестью звеньями «Фокке-Вульфов», то есть с 24 самолетами. Пропустить немецкие самолеты мы не могли, потому что позади нас брали Берлин наши войска. Мы долго атаковали немецкие самолеты. У меня израсходовались снаряды, а на Куманичкина летит немецкий самолет — мне больше ничего не оставалось, как начать его таранить. Лечу наперерез, и, когда оставалось всего несколько десятков метров, немецкий летчик обернулся и увидел меня. Он резко перевел самолет в пикирование и ушел вниз. Моему счастью не было предела! Я опять остался в живых и гордо пролетел над столицей фашизма.