О пропавшем тракторе, замерзших «оловянных солдатиках» и стальных зубах

От редакции: Мы продолжаем публиковать военные мемуары старшего лейтенанта Ивана Ефимовича Зеленухина, любезно присланные нам его внучкой – нашим постоянным автором Людмилой Селенской. По поводу этой тетради воспоминаний она пишет: «После Сталинградского сражения моему деду Ивану Зеленухину довелось участвовать во многих боях местного значения. Они были настолько многочисленны, что он не запомнил всех названий населенных пунктов, которые довелось ему освобождать. Случались с дедушкой весьма интересные истории, которые он записал много лет спустя».

***

История 1. Исчезнувший трактор

О наступлении наших войск в Днепропетровской области в 1943 г., окруженных немцах, находчивости лейтенанта и исчезнувшем тракторе

Старший лейтенант Иван Ефимович Зеленухин

Общее наступление войск было стремительным. Значительная группировка немецких войск была окружена нашими войсками, а потом рассечена была на несколько частей. Поэтому во время движения батареи и справа и слева слышны были выстрелы орудий и разрывы снарядов, а также пулеметная дробь. Скажем прямо: неприятная обстановка вокруг была. Но приказ есть приказ: я обязан был прибыть с батареей в точно указанное место и как можно скорее.

На рассвете мы приближались к нужному нам населенному пункту. Батарея двигалась колонной, я находился в тракторе первого орудия. Светало, но был очень густой туман. Вдруг по ходу батареи слева стала обрисовываться большая колонна солдат во главе с командиром, поравнявшись с которым я выпрыгнул из трактора и направился к нему, чтобы уточнить обстановку, полагая, что это одно из подразделений нужного мне пехотного полка.

Подойдя вплотную к командиру, я обнаружил… что это немецкий офицер.

Подойдя вплотную к командиру, я обнаружил, что это немецкий офицер. Я успел крикнуть: «Батарея, в ружье, немцы!» А когда повернул голову к нему, на меня вплотную был направлен немецкий парабеллум. В минуту смертельной опасности я сообразил, что, если буду доставать свой пистолет, немец первым успеет выстрелить в меня. А что если упасть ему под ноги: может, ранит, а не убьет?..

Я моментально бросился немцу под ноги, он упал и перелетел через меня. В это время я успел придавить его к земле. В борьбе я оказался сильнее и отнял его парабеллум, в котором не оказалось ни одного патрона. Обозлившись, я ударил его рукояткой парабеллума по голове и поспешил на выручку орудийных расчетов. А кругом была пальба. И в первое время трудно было разобрать, где свои и где немцы. Разобравшись в обстановке, я направил разведчиков и связистов с автоматами на левый фланг немецкой колонны, а с правого фланга на немцев направили свои автоматы орудийные расчеты. В середине колонны началась рукопашная потасовка. Мы начали кричать немцам, что они окружены и чтобы они сдавались в плен.

Немцы, чуть-чуть поколебавшись, подняли руки и стали складывать в кучу свое оружие. А было их более двухсот человек. Разоружив немцев, я выставил охрану и приступил к обследованию орудий и их расчетов.

В расчете первого орудия был один легкораненый, на некоторых солдатах была порвана одежда в результате рукопашной потасовки.

Не успел я как следует разобраться с расчетом второго орудия, как ко мне подбегает командир четвертого орудия и плача докладывает, что во время рукопашной схватки с немцами пропало их орудие и трактор с трактористом. Прибежав на место стоянки трактора и орудия, мы заметили только след их удаления в противоположную сторону от немецкой колонны.

– Почему трактор был в движении, когда должен был стоять на месте? – спрашиваю я.

– Я приказал развернуть орудие, чтобы в крайнем случае можно было стрелять по немцам, – отвечает командир орудия.

Рассветало, но был сильный туман, и вокруг ничего не было видно. На тракторе с орудием мы тронулись в путь по следу. Разведчики занимались наблюдением, а расчет в любую минуту был готов открыть огонь по противнику.

След трактора был прямой-прямой, и у нас возникли подозрения, которые потом и подтвердились.

Рассвело. Туман стал рассеиваться. Мы подъезжали к деревне, на окраине которой стоял большой добротный сарай. Упершись в стену сарая, стоял наш трактор с гаубицей, а вблизи стоял немецкий бронетранспортер. Вокруг никого не было видно.

Мы остановились, отцепили гаубицу и приготовились отстреливаться. Я с разведчиками с оружием на изготовку осторожно подошли к своему трактору. Тракторист был мертв. Его тело в согбенном состоянии было прижато к рукояткам фрикционов, а нога упиралась на педаль газа.

Сразу всё стало ясно: когда тракторист разворачивал гаубицу, чтобы стрелять по немцам, он был убит, и трактор самостоятельно по прямой линии двинулся в заданном направлении.

В сарае были слышны немецкие голоса: видимо, немцы спорили о чем-то. Мы подкрались к бронетранспортеру, кузов которого был завален коробками и ящиками с медикаментами. Там же лежало несколько автоматов и ручной пулемет. Автоматы мы переложили в свой трактор. А пулемет установили напротив ворот сарая. После этого мы ворвались в сарай с возгласами: «Hände hoch, вы окружены, сдавайтесь!»

Их было человек 8–10, все они подняли руки и без сопротивления сдали оружие. Старшим у них был врач, немного говоривший по-русски.

С почестями мы похоронили своего тракториста и направились в обратный путь. Разведчики сопровождали немцев на бронетранспортере, а трактор пришлось вести мне. Батарея ликовала, нас встречая.

Уточнив обстановку у командира пехотного полка, на окраине деревни мы заняли огневую позицию и открыли огонь гаубиц по противнику. Командир пехотного полка выделил охрану для сопровождения пленных немцев в штаб дивизии, а бронетранспортер сопровождать я направил своего сержанта с заданием: разгрузить медикаменты, а бронетранспортер пригнать в батарею. На второй день сержант вернулся и доложил, что в дивизии оставили бронетранспортер вместе с медикаментами.

Запас снарядов у нас был большой, поэтому интенсивно мы вели огонь по немцам: уничтожили минометную батарею, несколько пулеметов и много живой силы противника.

В полдень немцы подняли белый флаг, но он быстро исчез. Мы недоумевали.

В полдень немцы подняли белый флаг, но он быстро исчез. Мы недоумевали. Но потом от немцев появился перебежчик и объяснил, что они хотели сдаться в плен, но полицаи установили сзади них пулеметы и не разрешают им сдаваться.

Перебежчик точно указал место расположения пулеметов полицаев. Командир стрелкового полка обратно отправил перебежчика с задачей: по его прибытии немцы понимают белый флаг, я немедленно открываю ураганный огонь по полицаям, немцы начинают сдаваться, а наша пехота продвигается вперед и окружает полицаев.

Всё так и получилось: немцы сдались в плен, пулеметы полицаев были уничтожены огнем нашей батареи, окружила их наша пехота и к исходу дня они сдались.

***

История 2. Приказ выполнять, а не обсуждать

О замерзших «оловянных солдатиках», брошенной немецкой технике и оперативном освобождении 30 населенных пунктов.

Наша 79-я гвардейская стрелковая дивизия успешно продвигалась вперед на запад. Вместе с нами выступал кавалерийский корпус генерала Плиева. Время было зимнее, но шли дожди, и было тепло. Все дороги превратились в сплошное грязное месиво и были забиты в буквальном смысле слова немецкой трофейной техникой.

Старший лейтенант Иван Ефимович Зеленухин с супругой

Мы свои гаубицы перевозили тракторами НАТИ-5. На гусеницы налипало столько грязи из чернозема, что трактор не в силах был тронуться с места. Поэтому пушечные батареи на конной тяге пошли вперед вместе с пехотой и конниками, а гаубичным батареям было приказано переждать до наступления морозов. Получился у нас вынужденный отпуск: питались картошкой-рассыпухой, устроили баню, в порядок себя привели.

Но пришел мороз, и мы на рассвете двинулись вперед догонять свои полки. Нам пришлось ехать по обочинам дороги, так как вся дорога была забита немецкой техникой: автомобилями разных марок и с пушками, и с всевозможными прицепами, и даже бронетранспортеры. Особенно было много брошенной военной техники перед рекой Ингулец. А в Апостолове мы были поражены: стояло много немецких боевых самолетов, которые из-за грязи и стремительного наступления наших войск не успели взлететь в воздух. Стояли в грязи и средние немецкие танки. А кавалеристы хорошо поработали: справа и слева от дороги всюду валялись трупы немцев, разрубленные саблями.

Видим: стоит кухня, к которой с котелками подходят солдаты, какие-то необыкновенные, похожие на оловянных солдатиков.

Наша дивизия перешла к обороне и подтягивала свои тылы. По рации я получил координаты места сосредоточения. Батарея двигалась колонной. По пути нас никто не останавливал. Ехали мы, ехали и видим: стоит кухня, к которой с котелками подходят солдаты, какие-то необыкновенные, похожие на оловянных солдатиков. А объяснение простое: во время дождей шинели и вся остальная одежда намокли, а в мороз замерзли. Поэтому солдаты ходили прямыми, и нагнуться им было почти невозможно.

Оказывается, мы с гаубицами и тракторами приехали прямо на передовую. В батальоне активных штыков было мало.

У немцев положение было такое же. А посему батарею развернули к бою прямо на передовой.

Окопов с ходами сообщения как таковых не было, а выкопанные индивидуальные ячейки накануне залило водой, а утром они превратились в ледяное ложе. Солдаты, чтобы хоть чуть-чуть согреться, ходили взад-вперед по передовой, а винтовки и автоматы были за спиной. Я спросил у первого попавшегося солдата:

– А если стрелять придется?

– Не могу я стрелять, так как рукава шинели замерзли и не гнутся, и затвор у винтовки примерз, – ответил он.

– А если немцы в атаку пойдут?

– Немцы еще в худшем положении, чем мы, к ним даже кухня не едет, – отвечает солдат.

Мы, артиллеристы, приехали сухими, чистенькими, а пехота в угрожающем положении находилась, ее нужно было срочно спасать. Сзади передовой населенные пункты были далеко, надо было идти только вперед.

Наша санинструктор Шура призывалась в армию из немцев Поволжья и хорошо знала немецкий язык. Шура предложила немцам сдаться в плен и сложить оружие. Они отвергли это предложение.

Негнувшаяся наша пехота пошла вперед. А мы шли вместе с пехотой. У командира разведки Калашникова ручной пулемет был наготове, и в любую минуту я готов был открыть огонь из орудий.

По полю мы шли без сопротивления, а у первой же деревушки нас обстреляли из пулемета немцы.

Пришлось послать фрицам гаубичные гостинцы, и их пулемет перестал нас беспокоить. Немцев было мало в деревне. И без особых трудов мы ее заняли.

Организовали охрану. Замерзших солдат разместили по избам. Доложили командованию, которому понравилась наша инициатива. Командир батальона получает приказ безостановочно двигаться вперед, выгнать немцев из впереди лежащей деревни и там сушиться.

Он пытался доказать, что это невозможно, так как соседи слева и справа стоят на месте, а главное – солдаты небоеспособны. Приказы в армии выполняются, а не обсуждаются. А посему вперед на запад мы тронулись. За два часа пехота успела отогреть одежду и оружие, а уж сушиться решили ускоренным маршем.

Немцы в данном случае проявили неоперативность: запоздали подтянуть артиллерию и боеприпасы. А наша дивизия воспользовалась этим и в этот день отбила у противника более 30 населенных пунктов, продвинувшись вперед на десятки километров.

На исходе дня мы заняли большой населенный пункт. Гаубицы наши весь день прокладывали путь пехоте, поэтому снарядов осталось мало, и без пополнения их запаса двигаться вперед было нельзя. Ночью сушились, подтянули свои тылы, пехота получила пополнение.

Но за эту ночь немцы подтянули артиллерию и утром здорово обстреляли нашу передовую.

Мы перешли к обороне.

<Отсутствуют страницы 7 и 8.>

***

История 3. Лейтенант Иван Соколов

О храбром лейтенанте Иване Соколове, выбитых снайпером зубах и вынужденном переводе в штаб.

Я уже не помню, вблизи каких населенных пунктов вели мы бои с немцами зимой 1943/1944 года. Боевая обстановка была сложная: немцы занимали оборону на окраине какой-то большой деревни и, соответственно, имели возможность периодически обогреваться и сушиться. Поэтому они усиленно обороняли этот участок.

А наша пехота с приданными ей войсками занимала оборону среди поля перед этой деревней. Зима была снежная и холодная. А обогреться и просушиться было негде. Траншею заметало снегом.

Утром перед боем звонок от Соколова, в телефонную трубку раздавалось одно мычание. Я сразу почувствовал что-то неладное.

Не раз пытались немцев выгнать из этой деревни, и всё неудачно. Наша батарея поддерживала стрелковый батальон. НП командира батальона был рядом с моим. Получив пополнение, было принято решение все-таки выгнать немцев из деревни. Видимость как назло ухудшалась. Я вынужден был направить своего командира взвода управления лейтенанта Ивана Соколова в роту для корректировки огнем батареи. Батарея была полностью приготовлена к бою. Утром перед боем звонок от Соколова, в телефонную трубку раздавалось одно мычание. Я сразу почувствовал что-то неладное. Взял с собой разведчиков и отправился в роту.

Соколова мы обнаружили окровавленного, ладонью прикрывавшего свой рот. Пуля снайпера слева направо выбила ему все зубы. Вместо рта было какое-то бесформенное месиво. Хороший был парень Иван Соколов. Я связался с командиром полка Семерич и попросил его ходатайства направить Соколова в тыловой госпиталь на самолете. Разведчики немедленно доставили его в медсанбат. Самолетом Соколов был доставлен в Москву.

В этом бою я корректировал огонь батареи с КП командира роты. Немцы усиленно сопротивлялись, но мы всё же выбили их из этой деревни. Теперь немцы замерзали, а мы получили возможность по очереди греться и сушиться. Подобные бои местного значения были почти ежедневно. Однако немцев мы теснили по чуть-чуть на запад.

Через месяц приехал лейтенант Соколов. На щеках у него остались ямочки, как у девушки, а зубы все стальные. Отправился я на партсобрание, которое проводилось на основных позициях нашей батареи. А на НП остался за главного лейтенант Соколов. Мне хотелось бы после собрания поспать в тепле хотя бы одну ночку. Но ночью меня подняли к телефону, в котором были слышны одни мычания. Я подумал, что не везет Ивану Соколову и снова снайпер выбил ему зубы. Я немедленно отправился на НП. Видим: Соколов сидит и улыбается, а рот открыть не может: зубы пристыли. Ножом я раздвинул ему зубы, налил горячего чая, и после двух-трех таких операций Соколов заговорил. Вынуждены были перевести Соколова в штаб. Демобилизовался он из армии в звании майора. Длительное время работал председателем колхоза в Воронежской области и был неоднократно награжден орденами за мирный труд, за хлеб.