Самый одиозный театр советского периода — Московский театр драмы и комедии на Таганке — выпустил необычный спектакль. Необычный — значит, на этот раз приятно удививший публику. Его можно смело назвать «революцией» в репертуарной политике театра, ибо посвящен он истории России от 1812 до 1854 года. И ладно бы только истории — наш зритель уже начал привыкать к историческим спектаклям с авторскими взглядами, — но здесь автор пьесы выступил и в роли режиссера. Согласитесь, странный симбиоз, если брать во внимание, что зачастую вытворяют новоявленные режиссеры. Однако эта постановка приятно удивила ценителей: в ней сильнейшая православная линия, которая подвигает зрителя к размышлениям о судьбах Отечества, вере, любви и надежде.
«Гроза двенадцатого года. Имени Твоему (из записок Даниловского)» — именно так называется постановка, о которой мы хотим рассказать.
Сразу отметим верность подачи материала: в нем нет «перегибов», поэтому светские люди могут не бояться оказаться в «сугубо церковной атмосфере». Герои спектакля, судьбы которых раскрываются в монологах и диалогах — это император Александр I, полковник внешней разведки Даниловский, полковой священник отец Сергий, приближенный к Императору чиновник Шаховской... и Наполеон, возомнивший себя божественным вершителем судеб мира и людей.
После спектакля мы встретились с режиссером Сергеем Глущенко, чтобы задать ему несколько вопросов, которые могут возникнуть и у внимательного зрителя.
***
— Сергей Ефимович, самим названием вы сразу даете понять: в вашем спектакле религиозный аспект — существенен. Как так получилось, что в таком авангардном театре появляется постановка, в которой Православие — стержень спектакля?
— Православие в тот период, о котором идет речь, было духовной основой русского общества. Оттого оно и стержень спектакля — и другого быть не может. Авангард же — лишь часть разнообразной мировой культуры, как классицизм, реализм… Эти течения в литературе, архитектуре, театре рождались из человеческих ожиданий, из технических и иных революций, требующих своих форм.
— В своем спектакле вы придерживаетесь версии, что царь Александр и Федор Кузьмич — одно лицо. Это просто ваше убеждение или доказанный факт?
— После общения с серьезными специалистами и исследований мои выводы свелись к следующему: ни один историк не обошел «легенду» о Федоре Кузьмиче. Не буду приводить аргументации «за» и «против» — для меня было важно проследить пути двух людей: русского Императора Александра Павловича Романова и гениального европейского полководца Наполеона. Два человека, две судьбы, два мировоззрения, две Европы, два начала — Санкт-Петербург и городок Аяччо, что на Корсике. Презирающий свободу мечтатель и мечтающий о свободе царь несвободной страны. Два финала жизни — Томск и остров святой Елены. Кающийся старец, несущий добро и свет людям, и человек войны, измученный невозможностью нести себя миру…
— Спектаклем вы доказываете: именно тогда, когда в соборе Московского Кремля архиепископ Августин передал Александру I образ преподобного Сергия Радонежского, император почувствовал уверенность в победе России над Наполеоном.
— Скорее, это символ. Очень важный и необходимый, но все-таки символ. Мне кажется, тогда сработал «эффект Минина и Пожарского» — генетический эффект выживания Российской земли. События первой четверти XIX века подтверждают исключительную способность России к успешному завершению такого рода глобальных войн, где напрямую затрагиваются духовные, культурные, религиозные, патриотические основы нации — вне зависимости от политического строя, гениальности и потенциала противника, лютого мороза или тропической жары. Как говорят в России: «И благодаря, и вопреки».
Здесь можно ответить словами Федора Кузьмича из финала спектакля: «Вот через них я понял, что одолею Наполеона. Как — не знаю, но одолею. Тогда, в Успенском соборе — внутри Господь, а снаружи вдруг осознал: не рабы Его, а дети Его — народ… И в этом гласе людском такая мощь, такая необузданная и непредсказуемая сила — аж мурашки по коже… Что против него Наполеон? Ничто! Вдруг я совершенно ясно представил всю Россию от Немана до Камчатки... и понял. Победим. Такой глас людской — глас Божий!»
— Перед Бородинской битвой ваши главные герои собираются вместе на поле боя. Вы показываете весьма вольный разговор трех друзей, один из которых — священник, к которому не оказывается должного уважения.
— В этом материале я хотел максимально приблизиться к XXI веку. Поэтому в устах героев звучат слова Трумэна и Черчилля, а образ отца Сергия сложен из священника — героя двенадцатого года и священника — героя нашего времени. Да, в XIX веке обращение и отношение к священнослужителям было строго регламентировано. Но мне нужна была максимальная человеческая близость между тремя друзьями, один из которых — полковой священник, а другие два — Петр Даниловский и влиятельный чиновник Михаил Шаховской — ищут путь к Богу.
Ночь перед Бородинским сражением. Ночь перед тяжелым испытанием, где главная вероятность — смерть. Как говорит отец Сергий: «Вот сейчас Господь совсем рядом, потому что рядом смерть...» В этой беседе трех друзей отец Сергий может по-светски охарактеризовать и суть завоевателя и всю силу и мощь Господа. Только в такой близости, дружбе духовного лица и лиц светских я мог найти и объяснить свое понимание веры, надежды и любви. И этому я нашел подтверждение в отзыве на спектакль молодого зрителя: «Мой друг, распропагандированный атеист, сказал, что представление дало ему понимание Бога и что он очень рад этому, поскольку раньше никто не объяснял ему таких вещей». Наверное, это отчасти есть и ответ на ваш вопрос.
— Для вас было важно, чтобы артисты были верующими людьми?
— Нет. Но те, с кем я работал (а это большая часть труппы театра), в той или иной степени были близки к пониманию идеи и философии спектакля. Без генетической расположенности к вере, к Господу было бы невозможно справиться с таким трудным и насыщенным материалом.
В финальной сцене все артисты выходят на сцену, как бы собираясь в одном храме, показывая всеобщее объединение и примирение в молитве. И эта необыкновенная энергетика дает возможность и всем сидящим в зале объединиться в общем посыле человечеству, заключенному в словах, которые вложены автором в уста старца Федора Кузьмича: «Научимся, но не погибнем. Просто надо верить и знать! Христос не открыл “тюремные камеры” наших душ — Он только снял замки, — а вот выйти или нет, зависит от нас».