В преддверии Рождества Христова мы попросили известную писательницу Юлию Вознесенскую рассказать о том, как она, тогда ещё маленькая девочка из атеистической семьи, впервые столкнулась с празднованием Рождества Христова.
– Из детских лет мне запомнилась ёлка у Леночки Петровой, когда мы с одноклассницами, сами того не ведая, впервые в жизни справили Рождество. Росла я в атеистической семье, и в детстве у меня были только Новый год да новогодние ёлки. К вере пришла самостоятельно и довольно поздно, в 33 года, но по великой Божьей милости родители мои «успели к Богу» в конце жизни, умерли православными и ушли в иной мир отпетыми, как и положено русским православным людям.
– А кто такая Лена Петрова? Почему запомнилась именно елка у нее?
– В некоторых ленинградских семьях, имеющих сносные жилищные условия, была в те годы традиция устраивать ёлки для детей. Девочки в нашем классе, приглашавшие подруг на праздник, заранее договаривались, у кого в какой день зимних каникул проводится ёлка. Любимица класса Леночка Петрова, красивая, добрая девочка, отличница, просила выделить для нее непременно 7 января, что и было сделано с общего и дружного согласия. В назначенный день мы заявились «на ёлку к Лене». Встречал нас Ленин дедушка, седовласый, с белыми усами, ласковый, как Дед Мороз.
Начался праздник с викторины, которую он для нас устроил. Нас провели на маленькую кухню и усадили на длинную скамейку. Окно в кухне было завешено простыней, а перед ней стоял на табуретке проектор, через который дедушка нам показывали слайды (тогда их называли «диапозитивами»). Это были изображения памятников Ленинграда, и мы должны были называть их и что-нибудь рассказывать о них. Мы все сидели рядком на скамейке и поначалу поднимали руки для ответа, а потом сообразили, что дедушки в темноте наших рук не видит, и стали просто выкрикивать ответы. За правильный ответ угадавшая получала маленькую мандаринку, которую тут же чистила и съедала.
А рядом с занавешенным окном в углу стоял небольшой треугольный столик, на котором горел странный красненький фонарик. А над «фонариком» в несколько рядов висели какие-то темноватые картины в золоченых рамках. Среди них была одна большая: на ней очень красивая Женщина с большими глазами и с Ребеночком на руках. От таинственного этого уголка пахло цветами и мёдом. Увидев, что я то и дело перевожу глаза от памятников на простыне к прекрасной Женщине с Ребенком, Леночка, сидевшая рядом, шепнула: «Это иконы, а внизу горит лампадка. У нас бабушка верующая, это ее уголок». Тогда я спросила: «А Чей это портрет?» В ответ Леночка шепнула: «Это Богородица. У Ее Сына сегодня день Рожденья». «А чем это так вкусно пахнет?» «Ладаном». Так мне и запомнилось то Рождество запахом мандаринов и ладана. Впрочем, о том, что мы так вот, сами того не ведая, отметили Рождество Христово, я догадалась только спустя долгие годы. А тогда было просто тепло, спокойно и уютно.
– А о самом запоминающемся Рождестве во взрослой жизни можете рассказать?
– Самое впечатляющее Рождество я пережила в 1990 году в Вифлееме, когда гостила у матушки Анны и монахинь в Гефсиманской обители. В тот год в Палестине стояла довольно холодная зима, да еще продолжалась Первая Палестинская интифада или «Война камней», а проще говоря, восстание палестинцев против захватчиков. Страна была поделена на воюющие части, движение по дорогам то и дело прерывалось: куда бы вы ни ехали, вы могли нарваться на израильский патруль или арабскую баррикаду, и в лучшем случае вас бы развернули назад, а в худшем...
Властями было предписано русским монахиням из монастырей без особой надобности не выходить. А гефсиманские сестры собирались на ночную Рождественскую службу в храм Рождества Христова в Вифлееме! Ну и я, конечно же, с ними... Много было волнений и опасений, но в конце концов выехали. Водитель автобуса был православный араб. Где-то на дорогах нас просто заворачивали, и мы ехали в объезд, а где-то натыкались на баррикады, выходили и вели долгие и обстоятельные переговоры то с арабами, то с израильтянами. Как ни странно, но, в конце концов, сумели добраться до храма и даже не опоздали на службу. В пещерной каменной церкви храма Рождества Христова было тесно, душно и очень холодно. Служил Патриарх Иерусалимский.
– Это ведь было ещё до воссоединения двух ветвей Русской Православной Церкви?
– Да, до воссоединения Русской Православной Церкви было еще далеко-далеко, а потому гефсиманские и елеонские монахни не общались с горненскими (московскими). Все стояли подчеркнуто порознь. И только когда пели тропари праздника, все три хора сливались в один, и получалось очень дружно и красиво. Меня все теснили и теснили к холодной каменной стене, завешанной какой-то темной клеенкой. По ногам дуло, замерзли нос и руки. Дышать было трудно. А наверху еще и война идет... Через час я уже думала: «А не подняться ли мне ненадолго в верхний храм, хоть погреться немножко да раздышаться?» Но, взглянув на ведущую наверх лестницу, поняла, что из-за народа мне не только не удастся подняться, но даже и подойти к ней. А застывшие ноги уже подкашивались...
И вдруг в один миг я поняла, что эта ночь очень похожа НА ТУ ПЕРВУЮ РОЖДЕСТВЕНСКУЮ НОЧЬ! Так же трудна дорога в Вифлеем, те же холод и теснота в вертепе, то же напряженное ожидание... И все стало легко и просто, и праздник – да какой, да где! – в душе наступил и просиял. Причастившись на рассвете из рук Патриарха, мы еще потом поехали на Поле пастухов, а там нас принимали и угощали завтраком греки. И все пели, и все было славно, празднично и радостно!
– 2013 год был для Вас плохим или хорошим?
– Было много и плохого, и хорошего. Нелегкий был год. Я продолжала болеть. Онкология моя то наступала, то поддавалась лечению и отступала. Были и праздники: в мое 73-летие мы устроили пикник на берегу Шпрее, ели уху, песни пели. А тремя неделями раньше ко мне приехали неожиданные гости: главный редактор Издательства Московской Патриархии отец Владимир Силовьев с дочерью и директор моего любимого издательства Алексей Степанович Головин. Отец Владимир вручил мне грамоту и серебряную медаль «За заслуги», присужденные Международным благотворительным фондом «Семья – Единение – Отечество». Медаль эта почти как две капли воды похожа на первую советскую военную медаль «За боевые заслуги», которую давали только за личные подвиги. А я ведь девчонка военных лет, меня это греет...
– Пишете ли новую книгу?
– Да, представьте себе! Когда силы позволяют, я продолжаю работать над книгой для детей. Это книга со странным названием «Счастливые девочки после войны». В ней рассказывается о девочках-третьеклассницах 1946–1947 года, об их не слишком легкой и очень скудной в житейском плане жизни, но, тем не менее, жизни достойной и счастливой. Нынешним девочкам стоит узнать, как жили после войны их бабушки и прабабушки, когда еще носили косички.
Оно не было написано как завещание, а называлось просто "Уходящая песнь". Но сегодня обрело более глубокий смысл. Прочитайте его те, кто ее любил, кто читал ее книги, кто их будет читать и поминать в своих молитвах рабу Божию Иулию.
Каждый сам почувствует то, что несет эта
УХОДЯЩАЯ ПЕСНЬ
Белые березы,
темные кресты,
обжигают слезы
белые цветы.
Словно на причале
вся моя родня,
собралась в печали
проводить меня.
Горько вспоминают
радость прошлых дней...
А того не знают,
что сейчас я с ней!
Что со мной навечно
дружба прежних лет
и любви сердечной
негасимый свет.
Не грустите, милые,
ведь любовь свою
не во тьму могилы –
в Небо я несу.
Не печальтесь, дети,
Не горюй, жена –
Нам в Небесном Свете
Встреча суждена.
В тихом этом месте,
где грустят кресты,
верь, что будем вместе
снова я и ты!
Ю. Вознесенская (с) 2013 г.
Спасибо Господу за знакомство с ней и ее книгами! Она умерла от рака, о котором писала. Вечная память р.Б. Иулии!
Аня 14 лет, Маша 10 лет.
И с Рождеством Христовым! Тепла, света и радости Вам!
Марина.
Всех благ Вам и здоровья от Господа!
Тепло и проникновенно Вы пишите о главном.
С Рождеством Христовым Всех!
Ольга Кузнецова