Ансамбль древнерусской духовной музыки «Сирин» был создан в октябре 1989 года. С его руководителем – певцом, хормейстером и фольклористом Андреем Котовым – беседует корреспондент портала Православие.Ru.
– Андрей, всегда в канун Рождества Христова мы говорим о приближающемся празднике, о богослужебных особенностях этих дней. С чем мы сегодня ассоциируем праздник Рождества Христова?
– Праздник Рождества Христова и я, и, наверное, все верующие православные люди ассоциируют с надеждой, светом, радостью пришествия Спасителя в мир. Это нельзя выразить в двух словах: мне кажется, все, что я буду говорить сейчас, будет художественной попыткой осмысления того истинного события, которое на самом деле происходит – Рождества Христова. Если же говорить с точки зрения традиционной музыкальной составляющей предпразднования и празднования Рождества, я думаю, что было бы уместно упомянуть о Пещном Действе.
Чин Пещного Действа – это чин, который пришел к нам где-то в XVI веке. Но в Византии он упоминается еще в X веке. Это один из специальных чинов, которые совершались по большим праздникам. И с чина Пещного Действа начинается предпразднование Рождества Христова.
Мы довольно долго искали его: сначала мы нашли его описание в Чиновнике Успенского собора Московского Кремля (а всего существует только два описания – Московского Успенского собора и Новгородского), и уже найдя такое подробное интересное описание, мы стали искать песнопения.
У нас ушло почти 9 лет на то, чтобы воедино собрать Пещное Действо: найти все песнопения, которые туда входят. Конечно, нам помогали многие замечательные теоретики музыки. Начиналось все это с Альбины Никандровны Кручининой, руководителя кафедры древне-русской музыки Санкт-Петербургской консерватории, которая сначала нам показала «росные стихи» и как бы «заразила» нас этим поиском. А потом уже Полина Терентьева, которая поет у нас в ансамбле (она – наш замечательный теоретик и наша певица) стала целенаправленно заниматься поисками и нашла демественное четырехголосие[1], нашла совершенно потрясающие распевы Пещного Действа.
Пещное Действо было частью утренней службы, оно являлось частью канона: до 6-ой песни шел канон, потом, вместо 7-й и 8-й песни канона было Пещное Действо. Пели девять так называемых «росных стихов» (то есть 9 стихир), потом шли 7-ая и 8-ая «отроческие песни» (их можно найти в Псалтири отдельно), они распевались демественным распевом.
В 2010 году мы впервые исполнили Пещное Действо – не как чин, а как концерт. К сожалению, это произошло не в России.
– Андрей, расскажите подробнее о том, что вам удалось узнать о Пещном Действе, как оно выглядело.
– Конечно. Когда я рассказываю о Пещном Действе, я говорю, что в Успенском соборе Московского Кремля убирали (разбирали) центральное паникадило, и вместо него на специальном блоке подвешивали «ангела», которого расписывали иконописцы. Он был сшит из яловичных кож и расписан иконописцами.
Выстраивалась и специальная пещь. Причем единственная сохранившаяся пещь (не в очень хорошем состоянии, но все же сохранившаяся, по крайней мере, в конструкции) находится в запасниках Русского Музея в Санкт-Петербурге.
Это был большой амвон: резной, красивый, расписанный ликами Отцов и Праотцов Церкви, святых и ангелов. То есть, все это было очень большим, серьезным событием, которое готовилось заранее.
И сам по себе день, когда совершалось Пещное Действо, весь этот день был посвящен событию Пещного Действа.
В этот день вечерню служил Патриарх. Певчие, неся с собой одеяния, приходили в келью Патриарха и там одевались в отроков, в халдеев. У них были специальные знаковые одежды. Потом впереди Патриарха они шествовали с пением стихов по Соборной площади в Успенский собор. Затем входили в Успенский собор, Патриарх проходил на свое место, и дальше по обычному чину, как написано, шла вечерняя служба. Но было одно исключение: певчие, одетые отроками, шли в алтарь, а певчие, одетые халдеями, становились у северных врат. Дальше ничего особенного не происходило: служба заканчивалась, и певчие так же провожали Патриарха в келью.
Наутро они снова приходили, точно так же облачались, вместе с Патриархом шли в собор, начиналась утреня. Она шла по чину, начинался канон, доходил до 6-й песни и дальше совершалось собственно Пещное Действо. Архидиаконы вместе с отроками, стоя в пещи, читали торжественно Евангелие и так далее – вот так совершался этот удивительный чин. Потом допевался канон, а дальше – совершалась утреня по чину. Единственное, что менялось: чтение положенного на этот день Евангелия уже было после Пещного Действа, после канона.
Сегодня каждый может найти чин Пещного Действа и почитать, узнать, сколько там всего красивого и интересного!
– Андрей, а вообще-то это наша, отечественная традиция или мы ее переняли от греков?
– Нет, это русская традиция. Вообще, те, кто говорят, что мы «от греков переняли песнопения», «от греков переняли музыку», они не очень хорошо понимают специфику и назначение богослужебного пения вообще и древнерусского богослужебного пения в частности.
Дело в том, что все древнее богослужебное пение – это образ молитвы. И прежде всего – это слово, и распевалось слово. А слово на церковнославянском и слово на греческом звучит абсолютно по-разному. Мелодика слова вплотную связана с его прямым существованием. И древнерусское пение ровно настолько отличается от греческого пения, насколько греческий язык отличается от славянского. Более того, традиция знаменного пения имеет устную основу. И если мы посмотрим, какие певческие книги у нас появлялись первыми (предположим, в XV веке), то это были Праздники. То есть, записывались песнопения, которые пелись один раз в год. Естественно, их нужно было записывать, потому что люди не могли держать это в голове.
А Литургия и всенощная – эти книги появились уже в самое позднее время, потому что и Литургия, и всенощная повторялись. И певчие очень быстро заучивали эти песнопения наизусть. Не было того, что мы называем сегодня «авторским разнообразием», в этом не было смысла! Значение было не в этом, главное было – молитва и то, что реально совершалось в Церкви!
– Но был же Устав?
– Конечно! И от Греческой Церкви, от Византийской Церкви мы восприняли ту основу, структуру богослужения, которая к тому времени там существовала. Более того, известно, что она приходила к нам не непосредственно из Византии, а через Болгарию, через Словакию, например. И там тоже претерпела определенные изменения, связанные с языковыми особенностями. Оттуда мы восприняли и структуру богослужебного пения.
Но нам понадобились еще сотни лет для того, чтобы выработать вот эту живую традицию русского богослужебного пения.
– Давайте вернемся к Пещному Действу: ведь это сложное произведение, если можно так сказать, как вы обходитесь своим коллективом для его исполнения? Приходится ли вам что-то перерабатывать по-новому, для себя?
– Нет, мы ничего не перерабатываем. Дело в том, что Пещное Действо требует большого количества исполнителей, именно поэтому мы его очень редко исполняем. Мы посчитали, что для того, чтобы его исполнить, нам необходимы 22 мужчины! И это только по минимуму. Вообще для пения в Пещном Действе необходимы 2 клироса, 3 отрока, 2 халдея и отроческий учитель. Два клироса – это минимум 8 человек должно быть. И это минимальное количество, потому что иначе четырехголосное демество спеть нельзя. А три отрока должны быть высокопрофессиональными певцами, потому что это очень сложное пение.
Для того, чтобы спеть Пещное Действо, мы набираем хороших певцов. В 2010 году мы это делали совместно с поляками, в Польше. Они вообще любят всякие такие вещи и так были рады: «А можно мы поучаствуем?» – «Давайте!» И они, как дети, были страшно рады, что их допустили, что они пели такую музыку, которую не пели никогда. Они выстояли на ногах 3 часа 10 минут (именно столько длится сам певческий чин), и после этого просто упали от усталости, но были совершенно счастливы. И мы тоже были счастливы, потому что впервые с XVII века мы смогли спеть Пещное Действо от начала до конца, без сокращений, со всеми чтениями. Повторяю – это не было службой, а был именно певческий чин в концертном исполнении.
– Пещное Действо иногда называют мистерией. Верно ли это?
– О Пещном Действе вообще мало кто знает сегодня, поэтому и называют его то мистерией, то «началом русского театра», то еще как-нибудь. Я должен сказать очень важную вещь – и с точки зрения театра, и с точки зрения богослужения. Чем отличается мистерия от чина? Ну, объяснять, что такое богослужебный чин или специальный чин людям, которые давно ходят в церковь, не нужно, все примерно знают. Когда же мы говорим о мистерии, то сегодня мистерией принято называть вообще неизвестно что: если где-то упоминается слово «дух», то тут же принято называть эту вещь мистерией. На самом деле, возникла мистерия на Западе. И возникла она как разъяснение богослужения. Поскольку служба в Западной Церкви проходила на латыни, простой народ часто ее не понимал. Отчего и бунтовал, и это одна из причин Реформации. Так вот, мистерия была призвана объяснять значение праздника. Происходило это так: после окончания богослужения те же самые служащие (или певчие, или специально подготовленные люди) разыгрывали в лицах (на разговорном, доступном языке) перед прихожанами картину события, которому посвящен тот или иной праздник. И вот это, собственно, и являлось мистерией. Функция у нее была очень простая: она неразрывно связана с объяснением смысла праздника. И в мистерии, как в театре, разыгрывалось некое действо: святые произносили свои тексты, Спаситель и Богородица – свои. Комментарии тоже были озвучены. Если мы посмотрим все европейские мистерии XIV-XV веков, назначение их совершенно одинаково.
Более того, эта традиция пришла к нам (а пришла она с середины XVII века) с благословения Алексея Михайловича. И одной из первых мистерий, о которых мы знаем и которую мы воспринимаем как традиционную русскую народную драму, является «Царь Ирод». Когда у нас появились наши духовные школы (Греко-латинская Академия и другие духовные школы конца XVII-начала XVIII века) было даже специальное предписание, в котором семинаристам указывалось в дни рождественских и пасхальных каникул ходить по деревням и объяснять людям значение праздника. И вот, они ходили и разыгрывали «Царя Ирода». Так что первые представления «Царя Ирода» – это были представления не кукольные, а представления, которые делались семинаристами. Точно так же есть такая народная драма «Царь Максимилиан»: в чем-то сумбурная, в чем-то непонятная, и когда я на нее посмотрел, наконец, с точки зрения христианской, православной, то понял, что это – точно такая же мистерия. Ведь, по сути, самый главный ее сюжет (все остальное этому сюжету так или иначе подчиняется) – это сюжет неприятия сыном Адольфом языческой веры, которую заставляет его принять царь Максимилиан. Сын Адольф говорит: «Я буду веровать во Христа!», а царь Максимилиан женится на языческой богине Венере. В конце концов, он казнит сына Адольфа… Можно найти текст «Царя Максимилиана» и почитать его, но основной мотив драмы – это смерть за веру, потому что ничего другого из нее выжать невозможно. Хотя, конечно, наши «исследователи космогонических культур» и фольклористы пытались найти какой-то другой смысл, тем не менее, на поверхности лежит именно это.
И мы в «Сирине», когда делали Рождественскую программу, поставили «Царя Ирода» именно в живых лицах – так, как его разыгрывали в самом начале. Дело в том, что «Царь Ирод» сохранился в кукольном варианте вертепного действа. Надо сказать, что это тоже очень интересно, но мы поставили его так, как было изначально.
Мы там используем определенный стиль речи, определенные правила, которые существовали в мистерийном искусстве, но которые, на самом деле, позаимствованы из того же богослужения. Например, когда исполнители (или персонажи) не пользуются живым театральным языком. То есть, не допускается личная интонация, выбирается такая тональность, чтобы текст прозвучал в своей чистоте и не был наполнен кривляньями и лицедейством.
Что же касается богослужебных чинов, тут мы знаем намного меньше, потому что очень многое ушло, в том числе, и сами эти чины. Хорошо, что чин Пещного Действа был описан. Но, например, существовал еще особый чин о Страшном Суде, чин о блудном сыне. Есть и чин, которой нам известен и сохранился – это чин умовения ног, один из тех многих древних чинов.
У нас в Церкви никогда мистерий не было. Чины – были, а мистерий на было. Потому что не нужно было никому ничего объяснять, люди все слышали на своем языке, тем более, в XVII-XVIII веке церковнославянский и разговорный языки были очень близки.
– Интересно, а как все это зародилось: мистерии, чины богослужебные…
– Вообще, это своеобычная история в культурах, которые переживают определенные этапы развития: сначала существует богослужение, потом возникает богословие, потом возникает эстетика. Сначала – суть, потом – углубленная суть, а потом уже рассуждения: так или не так, можно ли так, а можно ли иначе? Это уже искусство, оно отрывается постепенно. Когда искусство отрывается от Церкви и становится светским (что мы сегодня видим и в Европе и повсюду) – это очень опасно, хотя в основе лежат как бы благие намерения: скажем, отразить свое видение богослужения, например.
У нас свое видение богослужения породило авторское начало в богослужебном пении, что, с моей точки зрения, неправильно, потому что это – совершенно разные вещи. А тут уже люди приходят на службу и слушают: как красиво поют Евхаристический канон, как красиво поют Херувимскую…
В свое время я спросил у теоретиков, с которыми мы работали, почему я не могу найти древнюю Литургию. «А ее не записывали!» – ответили мне. Ее пел весь храм, потому что она каждый день была одна и та же! И никому в голову не приходило, скажем, «сегодня спеть “Херувимскую” на какой-нибудь другой мотив»! Потому что они не пели – это была молитва, звучавшая в слове!
Меня часто спрашивают: «А почему древние песнопения были такими длинными?» Дело в том, что церковные певчие получали малое церковное посвящение. Певчий на службе представлял собой лик ангельский, так в Уставе и написано. Там не сказано «хор», «клирос», а написано именно: «лик». И вот, ты приходишь с улицы в храм. На улице ты – чернь болезненная, а пришел ты в храм – и стал ты ангелом! И где же тебе лучше пребывать: в ангелах или на улицу идти, в болезнь, смерть, холод и голод? Поэтому, естественно, люди из храма-то никуда не спешили, потому что в храме хорошо, в храме – Царствие Небесное. И ты поешь, уподобившись ангелу. И чем дольше ты поешь, тем дольше ты пребываешь в чине ангельском! Поэтому никто никуда не спешил!
– Андрей, завершая наше сегодняшнее интервью, мне бы хотелось, чтобы вы сказали несколько слов о приближающемся празднике.
– Ну, что я могу сказать? Рождество – это праздник легкий, как у нас говорят. Это праздник светлый. Это праздник, который всегда возвращает нас и в детство, и в какую-то такую светлую радость, надежду, когда дышится легко! Конечно, хочу пожелать, чтобы все души людские радовались! Пойте, радуйтесь, поздравляйте!
Очень интересная статья.
Надежда Gipfel:
http://ru.wikipedia.org/wiki/Колёсная_лира
в этом и есть великая ценность веры православной.
очень интересно я впервые узнала о Пещном
Действе,а от певчих очень много зависит это точно
когда херувимскую поют красивыми голосами
то и впрямь чувствуешь Ангелы здесь они рядом и сама
поешь и не замечаешь что поешь потому что чувствуешь себя
на небесах радостно и спокойно и хочется петь и петь
и как будто опускаешься на землю когда песнь вдруг
по возгласу батюшки заканчивается
а служба продолжается но ты уже стоишь среди прихожан