О хлюпиках и воинах Христовых

Протоиерей Максим Козлов.

Об этих аспектах нашей «мужской темы» говорим с протоиереем Максимом Козловым, настоятелем храма преподобного Серафима Саровского на Краснопресненской набережной.

О каменной стене и «великой русской женщине»

— Отец Максим, давайте начнем с очевидного вопроса: тезис о вымирании «настоящих мужчин» — миф или он все-таки имеет под собой основание?

— Можно говорить о том, что вообще исчезает всё настоящее — от продуктов питания (попробуйте купить что-то не генно-модифицированное и не суррогатное) до автомобилей, воды, воздуха. А много ли мы вспомним современных выдающихся произведений иконописи, словесности, церковной архитектуры, которые переживут века? Настоящего — мало, и в данном случае мужчины не исключение. Настоящих женщин больше по понятной причине: чисто статистически. Их и в Церкви больше: на одного молодого человека в московском храме — десять девчонок. Впечатление такое, что и по России соотношение примерно такое же. И получается, что в Церкви у нас такое гипертрофированное ощущение по поводу недостатка настоящих мужчин.

Мужчин мало, и поэтому те, которые есть, очень ценятся. Я скажу, как человек, учившийся на филологическом факультете МГУ: мужчина в Церкви — это почти как юноша на филфаке, то есть он ценится просто по факту нахождения там, и это для него вредно. Потому что даже не самая выдающаяся особь, будучи ценимой просто за то, что принадлежит к противоположному полу, вследствие этого терпится со своими слабостями, недостатками, изъянами. А это не стимулирует к росту и к преодолению своих внутренних слабостей, падений и отступлений.

Вот вам как минимум две причины. Кроме того, мне кажется, тут играет роль и специфика нашей истории. «Великая русская женщина» известна еще со времен Некрасова. Та же самая ситуация, но только по куда более трагическим, объективным обстоятельствам, сложилась в годы Великой Отечественной войны: война выкосила миллионы людей, в основном, естественно, мужчин. И в результате замещать их во всех смыслах приходилось женщине. Это еще соединилось с десятилетиями советского строя, приучавшего людей к безответственности.

— Поясните, пожалуйста.

— Ты живешь бедно, убого, серо — впрочем, и не знаешь об этом в полной мере, кроме узкого сословия элиты никто не подозревает, что можно жить как-то иначе. Но живешь защищенно: у тебя есть бесплатное медицинское обеспечение, ты знаешь, что у тебя будет пенсия, будет кров, в крайнем случае, тебя поселят в дом престарелых, даже если собственные дети бросят. Государство о тебе помнит. Если сам — дурак, все равно тебя общество не вышвырнет: профсоюзы тебе помогут, а уж партком тем более не оставит без внимания семью. И такое знание также не способствовало воспитанию мужских качеств.

Все это вместе взятое сошлось к нашему времени и воспринимается как серьезная проблема. Я не хочу сказать, что ее на самом деле нет — мы ее сейчас обрисовали. Но это не специфическая проблема, порожденная ХХI веком, у нее есть своя предыстория.

— Вы упомянули безответственность. Можно ли сказать, что противоположное качество — ответственность — главная мужская характеристика?

— Для мужчины это очень важно. Конечно, не стоит отрицать героизм, порыв и тому подобное — это тоже относится к мужскому характеру. Но в жизни решительного большинства людей необходимость в героических поступках не так часто встречается, а может и вообще не встретиться. Я сейчас имею в виду героизм реальный: жизнью рисковать ради спасения другого человека или свое имущество раздать — какой-то по-настоящему благородный поступок совершить. Это все же для очень немногих. А ответственно относиться к своей жизни, к работе, к жизни людей вокруг — это доступно всем. Ответственный человек — это тот, кто не предает. Если мужчине присуще это важное качество, за ним если не как за каменной стеной можно себя ощущать, то хотя бы — как за тем дубом, к которому может рябинка прислониться.

— Разве такие черты характера — ответственность, способность не предавать — не нужны женщине?

— Да, но дело в том, что мужская ответственность — это именно ответственность-опора. Опора, которую женщине свойственно искать в силу ее природы. Мне, как мужчине, видится, что женщине хорошо, когда рядом есть тот, кто на себя возьмет внешнее ограждение в такой непростой жизни, так что ей не нужно будет постоянно решать, что делать в этом жестком мире. Начиная с того, что от общения с нашими бюрократами, жилконторами лучше женщину избавить, заканчивая тем, что она знает: если начальник — хам, то в случае чего муж придет и ее защитит.

— Это предполагает какую-то зависимость от мужа, что не всем по душе в современном обществе...

— А что плохого в такой зависимости? И муж от хорошей жены зависит. От плохой — нет: плохие супруги существуют как чужие люди, по некоторому общественному договору. А хорошие — зависят друг от друга. Муж тоже зависим от того, улыбается ли ему жена, от того, как они неделю прожили…

— От того, вкусный ли борщ?…

— В частности, и от этого тоже. По крайней мере, сварен ли он с любовью и подан ли с улыбкой. Он может даже быть не слишком вкусным, но если он подан ласковыми руками, то это можно простить. И такая зависимость нормальна!

Откуда пошли шпалоукладчицы?

— Почему взаимозависимость, разделение ролей в ХХ веке стали восприниматься как нечто оскорбительное для женщины?

— Потому что ХХ век воздвиг множество ложных кумиров. Одной из ложных идеологем был тезис о равенстве полов. Гендерная идентичность подвергалась сомнению с точки зрения ролевых функций: в обществе, в семье. Мы прекрасно помним, к чему это вело: к тому, что шпалоукладчицами вполне могли работать женщины. Сейчас эта идея с другой стороны продвигается ее идеологами: гендерная идентичность подвергается сомнению уже с точки зрения антропологической.

— Откуда, на Ваш взгляд, эти идеи могли пойти?

— Я думаю, что в обществе, в котором предполагалось массовое вовлечение в производство, потребовалось побудить женщину работать. Более традиционная культура ХVIII и даже ХIХ столетия еще исходила из того, что женщине достаточно домашних попечений. То есть если она хочет, то может работать, но это не обязательно. А в ХХ веке нужно было вовлечь как можно большее количество людей в производство. И для этого нужен был некий идеологический посыл. И, как мне кажется, одним из элементов этого посыла была идея женского равноправия с мужским полом, понимаемого как равенство ролей.

— А можно ли утверждать, что кто-то «виноват»: мужчина стал слабым, потому что женщина захотела стать сильной; или наоборот, женщина вынуждена была возмужать, потому что мужчина сделался хилым?

Фото Геннадия Комарова.

А дальше речь уже о личном ответе человека на это искушение. Он готов преодолевать сопротивление среды, плыть против течения? Если готов, то это будет и мужской ответ, и христианский ответ — в нем есть нечто такое, о чем говорится в Таинстве Крещения: быть «воином Христа Бога нашего». А ежели человек согласен плыть по течению... Масса фильмов было снято в позднее советское время про таких мужчин. Фильм «Полеты во сне и на яву» или пьеса Вампилова «Утиная охота» — вот где слабые мужчины уже тогда были прекрасно описаны. А чеховские типажи разве были лучше? Я думаю, все-таки это еще к ним восходит.

То же самое мы видим и в наши дни: чтобы быть мужественным, нужно против течения плыть. И на это решается меньшинство. У меня нет никакого оптимизма по этому поводу, никаких иллюзий, будто ситуация вдруг переменится, и мы через десять лет получим поколение Иванов-богатырей.

Новомученики, воины-христиане и мужественная Феврония

— Жизнь в Церкви как-то располагает мужчину к пересмотру своих позиций, к желанию становиться мужественнее, ответственнее?

— Жизнь в Церкви, если иметь в виду традиции и суть того, чему учат нас Писание и Предание, — располагает. Потому что все Евангелие, Нагорная проповедь — это не «Страдания юного Вертера», ни в каком смысле. А вот жизнь в Церкви на практике — по причинам, о которых мы говорили выше, — часто не располагает.

— Как быть с тем, что христианство учит кротости и смирению, которые не воспринимаются как мужские качества?

— Если задуматься о смысле этих слов, то обнаруживается, что это качества, требующие довольно-таки большого мужества и силы. Вспомним определение кротости по святителю Филарету, в его «Катехизисе»: кротость — такое расположение духа, которое соединено с осторожностью, чтобы никого не раздражать и ничем не раздражаться; а действия кротости — не роптать не только на Бога, но и на людей, когда происходит что-то, что против наших желаний, не предаваться гневу, не превозноситься.

То есть оказывается, что это качество, требующее очень большого усилия и внутренней собранности! И если мы поймем, что смирение — это не когда ты на себя плюешь: «Гаденький я, гаденький», и ботинком сам себя растаптываешь (что зачастую доставляет некоторым этакую нездоровую сладость, приятность), а умение хранить со-мирность, мир со всеми, вопреки внешним обстоятельствам, то окажется, что и это потребует от нас очень большой внутренней силы.

Кроме того, христианство не сводится к этим двум качествам: Христос говорит и о чистоте души, требующей в наше время колоссального усилия, и о готовности положить «душу свою за друзей своих» и еще о многом другом.

— Какие примеры мужественного поведения можно привести из христианского Предания? Ведь несмотря ни на что, все-таки представление о том, каким должен быть мужчина, люди не склонны черпать из христианства. И мужество не ассоциируется с человеком, подставляющим левую щеку...

— Можно привести множество примеров из истории христианства. Фивейский легион, например: римские воины-христиане, которые побеждали германцев-варваров, но оказались готовы умереть за Христа — отказались принести жертвы языческим богам и не стали себя защищать, хотя до этого храбро защищали свою страну. Этот их поступок уж точно не объяснить малодушием!

А новомученики... Женщины все же больше служили другим новомученикам и исповедникам, хотя тоже, конечно, во множестве пострадали. Их мужество и их исповедничество были в том, чтобы не оставить отправленных в лагеря и ссылки. А вот мужество не отречься, в том числе и под физическими пытками, — проявляли, в основном, мужчины. Подобное было не только у нас в стране, но и в инославном христианстве: вызывает огромное уважение, например, Дитрих Бонхёффер — крупнейший немецкий теолог, лютеранский пастор, который был косвенно причастен к заговору офицеров против Гитлера и повешен в концлагере незадолго до конца Второй мировой войны. Много примеров можно найти, если поискать.

— Парадоксально, но святые, считающиеся покровителями брака у нас в России — Петр и Феврония Муромские — как раз не вписывались в классический типаж «сильный мужчина», «слабая женщина»...

— В Предании вообще множество парадоксальных повествований. Вот где мы видим сильную женщину, явно более умную, организованную и, по крайней мере, целеустремленную, чем мужчина. При всей фольклорности «Повести о Петре и Февронии» она рассказывает о живых людях: хотя образ создан средневековым сознанием, оно вовсе не подгоняло Петра и Февронию под существовавший тогда стандарт. Эти два человека не вписываются в схему «Домостроя», с их точки зрения его положения — абсурд: не будь они канонизированы ко времени написания «Домостроя», Сильвестр должен был бы, рассмотрев их ситуацию, этой канонизации воспротивиться. И это «выпадение из стандарта» важно, этим фактом Предание нам говорит: нет единой парадигмы, по которой можно развиваться, в реальной жизни ситуации всегда индивидуальные и живые.

Но в то же время Петр в итоге-то ведет себя так, как мужчина должен себя повести, принимает непростое, но твердое решение: мне вот эта женщина дороже, чем все княжество, боярство, богатство и прочее. В конце концов, Петр совершает очень мужской поступок.

— Значит, все-таки «сильный мужчина» и «слабая женщина» — роли не жесткие, а определяемые средой, характером, обстоятельствами? Может ли женщина быть по природе лидером, а мужчина — наоборот.

— Такое бывает. Мы знаем, что Елизавета, королева Англии, или Екатерина II, императрица Феодора, физик-изобретатель Мария Кюри такими были. Примеров можно привести множество. Но вопрос в другом: хорошо ли от этого самой женщине? Может, на самом деле так получилось в силу специфики ее характера или жизненных обстоятельств, или просто не встретился мужчина, который сильнее ее...

О ненависти к чужим и маменькиных сынках

— Ветхозаветное и новозаветное представление о мужестве — различаются?

Фото свящ. Андрея Рассанова.

— Допустимо ли мужчине специально искать ситуаций, которые требуют проявления мужественности?

— Ну, вообще иной раз, наверное, полезно себя проверить. Мне было интересно прыгнуть с парашютом, шагнуть в никуда с самолета — я думаю, что это была такая вот проверка. Мне кажется, что мужчине в иных случаях полезно эту «мышцу» в себе разрабатывать, чтобы знать, что ты вообще-то не тряпка.

— То есть мужественность — это не только ответственность...

— ... Но и способность совершить шаг, когда его требуется совершить. Решительность.

— Есть точка зрения, что женщина одна не способна воспитать сына настоящим мужчиной (а ведь у нас в стране много матерей-одиночек). Верно ли это?

— Проблема воспитания одинокой мамой сына есть. В полноценной семье распределение родительских ролей осуществляется естественным образом, а в неполной оно ущербно. От этого страдают не только сыновья, но и дочери, которые, вырастая, плохо представляют, как правильно строить семейные отношения. Я думаю, в такой ситуации может быть очень важна роль крестного. Ему нужно неформально подходить к своим обязанностям. Правильные модели поведения бессознательно закладываются, когда перед ребенком — пример правильного, любящего, внимательного мужчины, соответственно ведущего себя по отношению к своим детям и своей жене.

— Существует такой перекос в воспитании: мать чрезмерно опекает своего сына, даже когда тот уже взрослый, что не способствует его мужественности и ответственности...

— Да, и очень часто такой сын женится на соответствующего типа жене-матери, и схема начинает воспроизводиться. За годы пастырской деятельности у меня были случаи, когда приходилось просто отрывать взрослых детей от матери: было видно, что эта зависимость становится пагубной.

В Церкви чуть проще с этим: есть священник, духовник, который хоть как-то сдерживает таких матерей. Никоим образом не идеализирую современную церковную семью, но все же это семьи людей, несколько по-иному и более ответственно относящихся к тому, что есть семья. На нормальном приходе дети находятся в среде своих сверстников и там имеют возможность учиться неким моделям поведения. В этом смысле церковная жизнь дает несколько больше оснований для оптимизма, чем внешняя.

— Мы начали разговор с того, что настоящих мужчин мало в том числе потому, что в принципе сегодня мало настоящего. Не повторяем ли мы тут ошибку, о которой писал Экклезиаст: «Не говори: „Отчего это прежние дни были лучше нынешних?“»

— Речь не о том, что прежние дни были лучше. Я застал позднее советское время, и никакой иллюзии, никакой тяги к тому времени не испытываю. Для каждой эпохи — свои искушения. Да, может быть, тогда эти добродетели — решительность, мужественность, ответственность — не подвергалась таким испытаниям. хотя и тогда существовали те самые «мужчины-хлюпики», которых, повторюсь, так удачно отобразил позднесоветский кинематограф. Но тогда все было построено на лжи и лицемерии, и трудно воспринимаемые современными молодыми людьми слова Солженицына «жить не по лжи» действительно служили призывом к большому мужеству. Я уже не говорю про эпоху 1930-х годов, которую нам и представить-то невозможно...

Да, можно воображать себе такой «континент Россию» времен Александра III, который мы потеряли. И так нам придется уходить вглубь веков сначала до ХVII века, до эпохи Раскола, потом в домонгольское время, а еще лучше — в Византию. Но понятно, что это все хорошо только на досуге, у камина, с хорошей книжкой в руках.

А жить нужно в своем времени и принимать жизнь, которую тебе — здесь и сейчас — дает Бог.