Еще о растворе

Мне «открыли глаза» на мою статью «Кирпич и раствор»: оказывается, автор подлизывается к мужчинам, считает женщину недочеловеком и пылью и призывает к пресмыканию.

Придется отвечать за свои слова.

Надо сказать, что я никогда не считала женщину существом второго сорта. Я считаю, что женщина – страшная сила, которая может проявить себя и как созидательная, и как разрушительная. Говорить, что влияние женщины огромно, – это всё равно что рассуждать о значении воздуха в нашей жизни.

И когда я уподобляю женщину раствору, скрепляющему кирпичи, я не имею в виду ничего унизительного. Встать позади мужа (и детей, что немаловажно) – не значит пресмыкаться и быть пылью и тем более похоронить свои таланты – надо просто не ставить свои таланты на первое место.

Не грех быть красавицей, а беда страдать синдромом красавицы. Не грех быть отличницей, но синдром отличницы (и отличника тоже) разрушителен.

Моя бабушка, например, была удивительной красавицей. Не просто симпатичной, хорошенькой, а именно красавицей. Такой, что люди оборачивались. Говорят, что это тяжелое испытание и женщине, и ее мужу, но в бабушкиной семье такого не было, потому что она вообще не думала об этом. Бабушка растворилась в семейной жизни, в муже, в детях, и о себе ей думать было некогда. При этом ни тихоней, ни смиренницей она не была, а была весьма колоритной и темпераментной личностью и часто «гудела» на детей и могла прикрикнуть на мужа. Но эта внешняя властность никого не вводила в заблуждение.

В 27 лет у дедушки открылся туберкулез, потому что во время войны он не раз проваливался в ледяную воду, а однажды пришлось простоять в ледяной воде по грудь 16 часов. Бабушка вышла на работу, причем стала классным специалистом-технологом и снискала уважение коллектива и начальства. Недавно я разбирала дедушкины письма и наткнулась на строки, где он благодарит бабушку за денежный перевод, и вдруг поняла, что были периоды, когда бабушка тянула всю семью (трое детей, четвертый умер), высылала дедушке деньги в санаторий на телефонные звонки и вкусненькое и обеспечивала всех. Конечно, не всю жизнь – дедушка поправился и занимал долгое время важную должность, но многие годы всё было на ней. В памяти у нас осталось, что главный – дедушка. Дети благоговели перед отцом, внуки души в дедушке не чаяли. Дедушка был совершенно харизматичный человек, был лично знаком со знаменитым доктором Амосовым и писателем Эммануилом Казакевичем. Все уважали Ивана Ефимовича, а он безмерно почитал бабушку. Но это уважение не испортило ее: она оставалась в тени.

Дедушка, бабушка и моя мама. Фото из семейного архива Селенских

Бабушка рассказывала, что как-то раз они с дедушкой были на свадьбе. И вдруг в какой-то момент она поняла, что все смотрят не на молодых, а на них, пятидесятилетних, как красиво дедушка ухаживал за бабушкой и передавал ей блюда, подвигал ей стул.

Дедушка умер, когда бабушке было 56 лет. Умирая, он говорил ей: «Да ты молодая, еще замуж выйдешь», на что бабушка отрезала: «С ума, что ли, сошел?» И даже мысли такой не допускала. Ради внука ушла с работы и по полгода проводила у дочери, моей мамы, на даче, чтобы вырастить малыша, моего младшего брата, на воздухе.

Тема бабушек сейчас остра как никогда. Когда я отправила троих детей к маме на несколько недель, меня спросили знакомые, две сестры: «Куда детей дели?» – «К бабушке отправили». – «И она согласилась взять всех троих?!!» – «А что тут такого?» В ответ они переглянулись и рассмеялись: «Наша бы никогда не согласилась».

Бабушка! Мои дети столько нежности вкладывают в это слово, что плакать хочется. Уезжая от бабушки, мои старшие, подростки, прячут слезы. А могут на прощанье и расплакаться басом.

К бабушке за утешением поехал Рахманинов, когда провалился его концерт.

Бабушки так много тепла дают – особого, бабушкиного.

А сегодня быть и называться бабушкой как-то даже неудобно.

Теперь о карьере.

Моя мама большую часть своей трудовой жизни занимала руководящую должность. 25 лет она была заместителем главного врача. Но мы, дети, всегда знали, что отец и мы – самое главное, самое дорогое в маминой жизни. Это ее я имела в виду, когда говорила о женщинах, которым удается совместить кирпичность с растворностью. Она сделала карьеру, но не была карьеристкой. С ее талантами она могла бы защитить и кандидатскую, и докторскую, но выбрала место работы недалеко от дома, чтобы всегда быть рядом, чтобы не тратить время на дорогу, и о защите диссертации даже не думала. Блестящий врач, начальник, которого уважали, да что там говорить – и боялись, она с нами была домашней и заботливой мамой. Проблемы на работе не затмевали наших потребностей. С утра варился борщ, по выходным – кисель, регулярно пеклись пироги и каждый день проверялись уроки. А еще родители ходили два раза в неделю в кино – просто как школьники. И никакие авралы не отменяли культурный досуг с мужем.

А когда родителям было по 40 лет, родился третий ребенок – мой младший брат. Наступали девяностые, когда люди боялись рожать, боялись жить. Узнав о намечающемся пополнении семейства, папа произнес слова, которые мы навсегда запомнили: «Не жили хорошо, и нечего привыкать». Это он о материальной стороне вопроса. И нашел способ прокормить семейство. А что касается других сторон… Коллеги предсказывали маме рождение урода и потерю здоровья, и вообще это был вызов обществу. Но она давно понимала: нельзя всё брать на себя и рассчитывать только на свои силы. Надо надеяться на Бога. Поэтому она всегда была оптимисткой и никогда ничего не боялась. А с оптимистом весело жить. Кстати, с ней многие делились проблемами, и, согласно ее личной статистике, 90 процентов ее знакомых женщин жалеют, что развелись: либо шило на мыло променяли, либо спустя годы пришла переоценка ценностей.

Я помогала родителям растить брата (я на 16 лет старше). Когда я поступила в университет, ему было 2 года. В моей семье считали чрезвычайно важным дать детям высшее образование, но при этом культа высшего образования не было. За мои успехи переживали, но сессия никогда не была поводом, чтобы бросить близких на произвол судьбы. Никакого сдувания пылинок с девочки-студентки. Сначала – общее. Потом – личное. Погулять с карапузом было важнее, чем изучить разницу между дифтонгом и дифтонгоидом. Именно такое отношение помогло мне избежать синдрома отличницы, хотя закончила университет я с «красным дипломом». Я даже сделала интересное наблюдение: если я отказывалась принимать участие в семейных делах, ссылаясь на экзамены, получала «четверку». А если помогала, в то же время пытаясь подготовиться к экзамену, то «пятерку».

Насчет талантов.

Плодовое дерево обязательно надо обрезать, чтобы приносило много плода и чтобы плоды были крупными. И садовник знает, какие именно ветки удалять. Возможно, это больно, но необходимо. У человека много талантов, и, наверное, невозможно все их реализовать, надо выбирать главные. Таланты ведь бывают не только связанные с профессиональной деятельностью. Один из главных женских талантов – талант семейной жизни. И если женщина отдает себя семье, вовсе не значит, что она хоронит таланты. И даже профессиональные. Я всегда за развитие таланта и за творчество – в любой сфере деятельности. Именно отсутствие творчества убивает и отравляет всё. Но в семье никто не свободен друг от друга, и приходится жертвовать. Не с кислой миной жертвовать, а творчески.

У меня, например, обнаружился хороший голос, а у сына талант к рисованию. Мы делаем выбор: нанимаем ему педагога по рисованию. А мне преподавателя пения не нанимаем. Мне успех сына дороже. И пою я дома сколько душе угодно. Младший сын мне подпевал, подпевал, а теперь пошел в школьный хор.

Я не считаю себя обделенной талантами, но мне безмерно, несопоставимо дороже таланты детей. Есть возможность заняться своими талантами – слава Богу. Нет такой возможности – слава Богу. Я не зарываю их в землю, а разбрызгиваю их вокруг: берите, дети! Развивайтесь, впитывайте.

Если я с детства люблю читать, это не значит, что теперь, когда я мать семейства, я должна забросить чтение. На какие-то периоды – безусловно, должна. Человек я увлекающийся, и погружаться с головой в книгу, когда болен ребенок, – безответственно. Но я с удовольствием читаю новых детских авторов; когда подрастают дети, возбуждаю их интерес к чтению, формирую их вкус. И когда 15-летний независимый сын-подросток спрашивает: «Что ты посоветуешь закачать в электронную книгу?», мне приятно. И тем более приятно, когда мне дают на проверку резюме – «как самому строгому критику» – и когда тащат за руку к компьютеру: «Посмотри, что я написал в своем блоге».

А помните «Гадкий я»? Мама у главного героя была очень ядовитая, ехидная такая тетенька, которая не признавала талантов сына. Может, соперничала с ним?

Я вовсе не призываю женщин слиться с плитой и разбить палатку на кухне. Наоборот, в такое сложное время уйти с головой в кастрюли – почти преступление. Нельзя становиться мамой, с которой не о чем поговорить, которая не сможет понять, чем живут ее дети, ведь их тогда будут формировать улица, школа, интернет и случайные друзья. И если сложно обязать маму быть интересным человеком, то интересующимся она обязана быть.

Одну уважаемую матушку благословили завести страничку «ВКонтакте», чтобы она не отставала от детей и знала, чем они живут.

И всё же, на мой взгляд, погружаться в карьеру, не уделяя внимания детям, опасней, чем погружаться в кастрюли. По крайней мере у кастрюльно-пироговой мамы дети знают, что это ради них всё приготовлено.

В фильме Бергмана «Осенняя соната» взрослая дочь высказывает боль за свое горькое детство матери-пианистке. И кстати, забирает из дома инвалидов свою сестру, которая была бельмом на глазу у матери-звезды.

Знакомый владелец овощной лавки с гордостью показал фотографию внучки: «Вот, старшая внучка, три года. Вы знаете, кто ее мама, моя невестка? Директор частной школы для девочек. А малышка в частном садике. Там, знаете, как за ними смотрят? Вот она покакает – в специальный дневник записывают. Вот как смотрят! Мать забирает девочку вечером – и знает, сколько раз она покакала».

А я хочу о детях знать больше. И иметь на них влияние, пока они под моим крылом. И молиться о даровании им хороших жен в будущем. Ведь женщина – страшная сила.