«За Веру, Царя и Отечество»: к истории знаменитого воинского девиза

Крест «За Веру, Царя и Отечество»

Слово «Отечество», конечно, было известно и в Древней Руси, однако имело разнообразные значения. Под ним понималась не только «родина» («нѣ́сть прорóкъ безъ чéсти, тóкмо во отéчествiи своéмъ (Мф. 13:57)), но и «отцовство» (один из иконописных образов Троицы Новозаветной, включающий изображение Бога Саваофа в виде старца, именуется «Отечеством»). Однако со времен Петра Великого понятие «Отечество» приобретает важное идеологическое звучание. Известен приказ Петра, озвученный в войсках перед Полтавским боем, в котором говорилось: «Воины! Вот пришел час, который должен решить судьбу Отечества. И так не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за Государство, Петру врученное, за род свой, за Отечество, за Православную нашу веру и Церковь»^[3]. Известен также заздравный тост Петра: «Здравствуй тот, кто любит Бога, меня и отечество!»^[4]. Первые учрежденные в России ордена, как гласили их девизы, вручались «За веру и верность» (орден св. ап. Андрея Первозванного, учрежден в 1699 г.), «За любовь и Отечество» (орден св. вмчц. Екатерины, 1714 г.), «За труды и Отечество» (орден св. блгв. Александра Невского, 1725 г.).

В день коронации императрицы Елизаветы Петровны 25 апреля 1742 года новгородский архиепископ Амвросий (Юшкевич) оправдывал произведенный ею дворцовый переворот тем, что она выступила «за целость Веры и Отечества … против неприятеля и сидящих в гнезде орла российского нощных сов и нетопырей, мыслящих злое государству»^[5]. На медали в честь коронации Екатерины II также было выбито: «За спасение Веры и Отечества». В ее манифесте о вступлении на престол в 1762 году прославлялась сражавшаяся «за Веру и Отечество» российская армия^[6]. В манифесте о военной дисциплине 22 сентября 1762 года отмечалось «усердие к Нам и Отечеству»^[7]. Указ от 18 июля 1762 года упоминал «службу, приносимую Богу, Нам и Отечеству»^[8]. Наконец, Жалованная грамота дворянству 1785 года восхваляло дворянство, ратующее «противу внутренних и внешних врагов веры, монарха и отечества»^[9].

В 1797 году боровшийся с франкофильским вольномыслием император Павел I приказал изъять слово «Отечество» из употребления (вместе со словами «гражданин», «общество» и т. п.) и заменить на слово «Государство». Однако это запрет продержался недолго – новый император Александр I в 1801 году его отменил. И на медали, которой награждались ополченцы 1806-1807 годов, опять значилось: «За Веру и Отечество». Однако в это время понятие «Отчество» наполняется новым содержанием: если ранее оно, как у Петра, больше связывалось со «родом своим», то теперь с новыми романтическими веяниями его значение повышалось – теперь оно скорее означало причастность к уникальной национальной культуре. В 1811 году С.Н. Глинка в своем журнале «Русский вестник» так сформулировал патриотический идеал: «Бог, Вера, Отечество»^[10]. Как справедливо отмечают историки, он противопоставлялся лозунгу Французской революции «Свобода. Равенство. Братство»^[11].

Стоит также отметить почти демонстративное отсутствие в формуле Глинки упоминания о монархе. Отношения Александра I с «русской партией» в те времена были непростыми: императора подозревали в стремлении ограничить собственное самодержавие, что воспринималось с полным неприятием. Царю постоянно напоминали о том, что его самодержавная власть не распространяется лишь на одно: он не может ее ограничить – Бог и народ, вручившие ему власть, сделать это не позволят. Н.М. Карамзин в «Записке о древней и новой России» (1811 г.) писал о начале династии Романовых: «Бедствия мятежной аристократии просветили граждан и самих аристократов; те и другие единогласно, единодушно наименовали Михаила самодержцем, монархом неограниченным; те и другие, воспламененные любовью к отечеству, взывали только: Бог и Государь!..». Подвергнув политику Александра I жесткой критике, Карамзин закончил свои слова так: «Любя Отечество, любя монарха, я говорил искренно. Возвращаюсь к безмолвию верноподданного с сердцем чистым, моля Всевышнего, да блюдет Царя и Царство Российское!»^[12]. Таким образом, именно всенародная вера и любовь к Отчеству становились гарантами сохранения Царства.

Начало Отечественной войны 1812 года не только вызвало патриотический подъем, но и сплотило общество вокруг власти. Еще накануне войны государственным секретарем был назначен яркий представитель «русской партии» адмирал А.С. Шишков. В своем «Рассуждении о любви к Отечеству» он писал о героях времен Смуты: «Всяк из сих христолюбивых воинов, перекрестясь, становился на место убитого подле него товарища, и все сряду, увенчанные кровью, не сделав шагу назад, лежали побитые, однако не побежденные. Как? Сия твердая грудь, несущаяся за Церковь, за Царя, за Отечество на острое железо; сия с текущею из ран кровью великодушно изливаемая жизнь; сие великое в человеке чувство родится без надежды на бессмертие? Кто поверит сему?»^[13]. Именно Шишков был автором выходивших во время войны императорских манифестов и обращений, пользовавшихся широкой народной любовью. Позднее А.С. Пушкин писал о Шишкове: «Сей старец дорог нам: он блещет средь народа, // Священной памятью двенадцатого года». В воззвании к Москве о созыве ополчения от 6 июля 1812 года говорилось: «Того ради имея в намерении, для надежнейшей обороны, собрать новые внутренние силы, наипервее обращаемся Мы к древней столице предков Наших, Москве. Она всегда была главою прочих городов Российских; она изливала всегда из недр своих смертоносную на врагов силу; по примеру ее, из всех прочих окрестностей текли к ней, наподобие крови к сердцу, сыны Отечества, для защиты оного. Никогда не настояло в том вящей надобности, как ныне. Спасение Веры, Престола, Царства того требуют»^[14]. Кокарда ополчения 1812 года (как и позднее – в 1854-1856 годах) представляла собой крест с надписью: «За Веру и Царя». Наконец, в написанном Шишковым в ноябре 1812 года «Объявлении для чтения в церквах» говорилось: «Вы достохвально исполняли долг свой, защищая Веру, Царя и Отечество»^[15]. Итак, девиз родился – и родился он из огня Двенадцатого года. О том, какую силу подобные слова имели, можно судить хотя бы по тому, что прусское ополчение 1813 года (ландвер), выступившее против Наполеона в союзе с русскими, также получило кокарду по типу русской – в виде латунного креста с девизом «Mit Gott für König und Vaterland» («С Богом за короля и Отечество»).

В дальнейшем Шишков не раз упоминал все три понятия вместе. В манифесте 18 мая 1814 года, изданном в покоренном Париже, опять отмечался всенародный подвиг: «Кроткий поселянин, незнакомый дотоле со звуком оружия, оружием защищал Веру, Отечество и Государя»^[16]. Переложением шишковского девиза стали те принципы, на которых министр народного просвещения С.С. Уваров в 1832-1833 годах предложил основать российское образование: «Православие. Самодержавие. Народность»^[17]. Позднее в манифесте императора Николая I, опубликованном 14 марта 1848 года в связи с новой революцией во Франции, говорилось: «Мы удостоверены, что всякий Русский, всякий верноподданный Наш, ответит радостно на призыв своего Государя; что древний наш возглас: за Веру, Царя и Отечество, и ныне предукажет нам путь к победе: и тогда, в чувствах благоговейной признательности, как теперь в чувствах святого на него упования, мы все вместе воскликнем: С нами Бог! разумейте языцы и покоряйтеся: яко с нами Бог!». Памятный знак в виде креста с надписью «За Веру, Царя, Отечество» был пожалован ополченцам – участникам Крымской войны после заключения Парижского мира 1856 года. С этого времени изречение приобрело свой неизменный лаконичный вид, сохранявшийся до 1917 года. Пожалуй, до сих пор оно остается лучшим образцом русского воинского девиза.