Багдадское небо

Языки разных народов различаются, в частности, еще и тем, что в одних есть тот или иной звук, а в других он отсутствует. Так, китайцы не знают про [р] и слово «Россия» произносят как «Лоссия». Японцы, наоборот, не произносят [л] и вместо «лыжи» скажут «рыжи». У греков отсутствует звук [б], на письме они заменяют его на сочетание «мп» и Бориса назовут Мпорисом. Арабам же трудно даются [в] и [п], поэтому слова «Пасха» и «Воистину воскресе!» в их исполнении звучат несколько искаженно.

Багдадское небо

В 1995 году ныне покойный иракский диктатор Саддам Хусейн в честь своего дня рождения организовал фестиваль «Багдадское небо» и пригласил на него из России летчиков, прославленных космонавтов, парашютистов, дельтапланеристов, воздухоплавателей, а также артистов, телевизионщиков и писателей. Всего человек двести. И я попал в писательскую составляющую российской делегации.

Всё бы прекрасно, но время для поездки оказалось не вполне удачным: в старинный город Багдад мы прилетели в Страстной четверг, и меня беспокоил вопрос о соблюдении строгого поста. Ведь когда приезжаешь в гости, иной раз можно обидеть хозяев, отказываясь от угощения, которое они выставляют от всего сердца, а оно – скоромное.

Многие жителя Ирака в свое время учились в Советском Союзе, а посему известна их особая теплота к такому, чего у них нет, а у нас есть. Самолеты в Багдад ввиду международной блокады не летали, и нас долго везли из столицы Иордании Аммана в Багдад на автобусе. Приставленные к нам сопровождающие Аббас, Исмаил и Мустафа в пути не утерпели спросить у меня:

– Докторской колбаски не бривезли? Бодку не забыли захватить?

Я был предупрежден об особой любви иракцев к докторской колбаске, бородинскому хлебу, водке, а потому всего этого я вез в достаточном количестве. И ряженку прихватил, прочитав в словаре «Имена народов мира», что иракские студенты так полюбили в России этот напиток, что некоторые даже своих дочерей называли Ряженками.

Мне представилось, как мы приедем в Багдад, нас поселят в гостиницу, и мы вынуждены будем угощать наших любезных хозяев скоромными продуктами. А между тем автобус, миновав границу Иордании с Ираком, одновременно пересек черту полуночи, и из Страстного четверга мы благополучно въехали в Страстную пятницу, когда, как известно, вообще желательно ничего не есть. И я, будучи человеком мягким, собрал в себе всю возможную строгость и объявил довольно сурово:

– Есть и колбаска, и водочка, и даже ряженка, но всем этим я буду угощать только в воскресенье, когда наступит Пасха. И только тех, кто мне на мой возглас «Христос воскрес!» ответит «Воистину воскрес!»

Я испугался, что они обидятся, но они ничего, с уважением отнеслись к моему религиозному порыву и даже записали себе в блокноты, что именно нужно будет отвечать на пасхальный торжествующий возглас.

В Багдад мы приехали на рассвете, нас поселили в гостинице «Аль-Мансур» и оставили в покое – дали отдохнуть до полудня. Я разместился в своем просторном номере, полюбовался с балкона на реку Тигр, несущую свои мутные желтые воды в Персидский залив, и улегся спать.

Днем нас повели на обед, и к радости тех, кто постился, можно было поесть разного сорта оливок величиной с чернослив, овощей, фасоли, а также изумительного кушанья под названием «хумус», в которое входят только постные компоненты. Потом была многочасовая экскурсия по Багдаду, и, помнится, меня поразило, что Саддаму Хусейну в городе стоял только один памятник, а доселе российское телевидение внушало зрителям, что здесь, как некогда Сталину, монументы вождю стоят чуть ли не на каждой площади. Аббас, Исмаил и Мустафа говорили о том, как иракцы любят своего лидера, но отнюдь не допекали этой любовью.

Меня же, как и некоторых других моих спутников, волновало, где можно будет встретить праздник Пасхи, ведь в Багдаде есть христиане, хоть и немного. Даже тогдашний вице-премьер иракского правительства Тарик Азиз был по вероисповеданию христианином. Настоящее его имя Михаил Юханна, а Тарик Азиз означает «Великое прошлое».

Однако на мои вопросы Аббас, Исмаил и Мустафа отвечали уклончиво:

– Мы уточним… Скоро этот бопрос будет решен.

– Когда скоро?

– Букра, букра… Завтра.

Лишь потом я узнал, что если араб говорит «букра, букра» – «завтра, завтра», это чаще всего означает «никогда». Ну, как мы говорим: «щаз», татары: «хазр», а испанцы: «маньяна».

Арка в христианском квартале "Дора"

Всю субботу накануне Пасхи нас возили по Багдаду, показывая достопримечательности, никак не связанные с грядущей радостью Христова Воскресения. После посещения Музея Ирака и памятника Неизвестному солдату привезли обедать в гостиницу; я заглянул в свой номер и застал там уборщицу, заканчивавшую прибираться. Очень темнокожая, почти негритянка, она поразила меня тем, что, указав на дорожные иконы, расставленные мною на тумбочке, перекрестилась на них. Затем ткнула себя в грудь, взяла образ Спасителя и поцеловала его, тем самым показывая, что она христианка. Известное дело: на арабском Востоке христиане в основном занимаются черной работой – мусорщики, дворники, уборщицы и так далее.

Я достал коробку конфет и вручил ее женщине. Она отвесила мне поклон и смущенно удалилась, показав рукой, что уборка закончена.

Во второй половине дня нас тоже долго возили по разным достопримечательностям, вечером был прием у нефтяного министра, на котором не подавали ничего спиртного и можно было найти огромное количество постных блюд.

Каково же оказалось мое удивление, когда ближе к полуночи нас привезли в «Аль-Мансур» и целая толпа арабов устремилась со мной в мой номер!

– Басха! – коротко объяснил Аббас.

Кроме него, Исмаила и Мустафы в гостях у меня оказались иракские писатели во главе со своим председателем Рафом Бендаром. Номер, повторяю, достался мне просторный, и помимо иракцев в нем еще разместились поэт Станислав Куняев, прозаик Сергей Журавлев и бывший министр культуры РСФСР Юрий Мелентьев. Все они также принесли гостинцы из России, и в полночь я на правах хозяина номера лично разлил по стаканам разные напитки.

Все встали, я перекрестился и громко возгласил:

– Христос воскресе!

– Абаистину абаскрес! – рявкнули иракцы, заранее заучив ответ.

– Воистину воскресе! – отвечали наши.

Потом я спел тропарь, и мы снова поднимали бокалы. Я возглашал:

– Христос воскресе!

А арабы смешно, но весьма торжественно и старательно выкрикивали в ответ:

– Абаистину абаскрес!

До самого утра мы праздновали Христово Воскресенье, беседовали, радовались общению в этот самый радостный день всего года. Раф Бендар хвастался мне книгой стихов Саддама Хусейна, подаренной ему с личной подписью автора. Другие писатели дарили свои книги. К нам на огонек забрели знаменитые космонавты Валерий Кубасов, Владимир Джанибеков и Виктор Савиных. Охотно поддержали наш праздник.

Более экзотической Пасхи я не припомню в своей жизни! Потом была восхитительная Светлая седмица, на которой, собственно, и состоялся фестиваль «Багдадское небо».

Мы испытывали гордость, когда наши парашютисты, красиво паря в пространстве, четко приземлялись на коврик, постеленный на стадионе перед трибуной, за которой стояли руководители государства; когда наши воздухоплаватели запускали в небо над Багдадом красиво расписанные воздушные шары; когда одного из парашютистов, которого внезапный порыв ветра унес на рынок, веселая толпа багдадцев принесла на руках, приплясывая и припевая…

Потом нас возили по стране, мы побывали в древнем Вавилоне, на развалинах и фундаментах которого по приказу Саддама Хусейна восстановили все здания. Ездили на берег Евфрата. Встречались с различными государственными деятелями. И теперь уже можно было не поститься, а с полным правом вкушать все мясные и молочные блюда арабской кухни…

***

Через семь лет мне вновь довелось побывать в столице Ирака, в составе более скромной делегации, и визит длился всего три дня. На сей раз в Багдаде мы праздновали не Пасху, а День Победы. Тоже довольно экзотично.

Из всех, с кем я встречал Христово Воскресенье в 1995 году, в эти три дня я повидался только с Мустафой. Он вновь был сопровождающим. Когда я спросил его об Исмаиле и Аббасе, он поначалу лишь с тяжким вздохом махнул рукой, и в этом взмахе угадывалась пресловутая арабская букра – мол, расскажу завтра, то есть потом, то есть никогда.

Но в последний день я всё же уговорил его рассказать.

– Ты только никому не говори бро них, – склонившись ко мне, тихо заговорил Мустафа. – Исмаила теберь нет. Он оказался бредатель. Его арестобали и… Как у бас гоборится, кабут!.. А Аббас… – Мустафа заговорил громче, так, что стало слышно не только мне, но и двум моим спутникам Сергею Исакову и Андрею Охоткину. – Э-э-э… Зачем ты тогда нас застабил гоборить «Абаистину абаскрес!»? Аббас бросил ислам, стал теперь Бутрос. Стал сбященником в сирийском храме. Бутрос Юсифи. Жибёт б Дора.

– Это христианский квартал Дора, – пояснил мне Охоткин. – А Бутрос по-арабски Пётр. Стало быть, этот Аббас принял христианство.

– Во как! – подивился я.

***

Еще через семь лет, сидя в Интернете, среди мелькания свежих новостей я внезапно наткнулся на сообщение, и словно взрыв раздался в одном из кварталов моего сердца:

Похороны убитого сирийского священника. Ирак, 2008 год

«Священник Сирийской православной церкви^[1] убит в иракской столице. Отец Бутрос Юсифи был расстрелян из проезжающего автомобиля при выходе из собственного дома. Аббас Юсифи родился в 1958 году в мусульманской семье. В 1996 году принял христианство под именем Бутрос (Пётр). В 2001 году был рукоположен во священника и служил в одной из церквей в христианском квартале Багдада. Ему неоднократно угрожали расправой, требовали отречься от христианской религии, но все эти угрозы он игнорировал…»

Когда-то этот человек интересовался, привёз ли я докторскую колбаску и водку, и только ради этого русского угощения выучил отзыв на пасхальный возглас «Христос воскресе!»

Но поток судьбы увлек его куда дальше от терпеливого, размеренного и спокойного соблюдения постов и других установлений Христовой веры – унес, бурно клокоча, в то самое Христианство, в котором льется кровь и трещат сокрушаемые кости мучеников. И не трещит и не сокрушается только их вера.

«Все эти угрозы он игнорировал…»

– Абаистину абаскрес! – так и слышится мне его радостный голос, белой птицей улетающий в высокое багдадское небо.