Серию "Письма о духовной жизни" продолжает сборник эпистолярного наследия cвятителя Макария (Невского) "Не отчаиваюсь в Божией помощи"
!["Святитель]("../sas/image/makari-nevs.jpg") |
| Святитель Макарий (Невский). Не отчаиваюсь в Божией помощи: Сб. писем / Сост. Г. Г. Гуличкина. — М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2006. — 472 с.: ил.— (Письма о духовной жизни) |
Ниже приводятся отдельные письма из книги.
Письмо к императору Николаю II
Ваше Императорское Величество, Всемилостивейший Государь!
С чувством глубочайшего благоговения приемлю дерзновение всеподданнейше повергнуть на Всемилостивейшее воззрение Вашего Императорского Величества мой скромный проповеднический труд.
Если бы Вы, Ваше Императорское Величество, Всемилостивейше благоизволили воззрить на повергаемое к подножию монаршего престола смиренное приношение, заключающее в себе собрание речей, слов и бесед, то из него усмотреть изволили бы выражение тех верноподданнических чувств, какими преисполнены сердца пастырей Православной Церкви и в числе их смиренного автора, который всеусердно тщится провидеть и воспитывать таковые же чувства и в среде вверенной ему паствы.
Буду беспредельно счастлив, если Ваше Императорское Величество Всемилостивейше воззреть благоизволите на всеподданнейше представляемые начатки печатного проповеднического труда, где во главе помещена речь, которую Ваше Императорское Величество во время путеследования чрез г. Томск
Письмо к А.М. Первушину
Милостивый Государь, Александр Михайлович!
Благодарю Вас, что Вы не поверили слуху о мне, распространяемому людьми по неведению или со слуха, или злонамеренно.
Я не только не благословлял народ на грабежи, на разгром еврейских лавок, но все зависящие от меня меры принимал для того, чтобы отклонить его от такого дела, противного Заповеди Христовой и позорящего имя христианское.
Те, кого некоторые называют черной сотней, в действительности были русские люди, простые, но верующие, царелюбивые, Церкви преданные. Как и в других городах, томичи были озлоблены или, вернее, оскорблены в своих самых дорогих религиозных и царелюбивых чувствах, когда на митингах, ораторы в своих революционных зажигательных речах говорили: долой Бога, долой царя (при этом были бранные слова); пойдем в собор и обратим его в общественный дом для митингов! В то же время забастовки, прекращение подвоза съестных припасов довели бедный народ до отчаяния. И вот они решились собраться и открыто заявить, что отнюдь не сочувствуют революционерам, что их не так мало осталось, как последние думали о том. Взявши портреты (два) государя, простой народ устроил манифестацию, отправившись по главной улице с пением народного гимна, по направлению к собору. О начавшейся манифестации и о намерениях народа я не знал. Поравнявшись с нашим архиерейским домом, манифестанты остановились, кланялись, снимали шапки, давая этим мне знать, что желают видеть меня. Я подошел к окну взаимно кланялся им и по обычаю благословлял, как делалось это и в прошедшем году. Часть народа, в том числе и несшие портреты, вошли в читальные залы, примыкающие к церкви с намерением, как говорили мне, просить меня отслужить за царя молебен. В это время мне кто-то сказал, что народ по дороге побил или убил кого-то, наругавшегося (так в рукописи. — Прим. ред.) над портретом государя. По этому поводу я намерен был говорить толпе, чтобы они никому не делали никакого зла. Но так как наша церковь домо€вая и зал не могли вместить и половины собравшегося народа, то я предложил им идти далее — в собор и сам отправился туда же. Но лишь только прошли в храм первые ряды народа, послышались вне храма выстрелы. Оказалось, что это стреляли милиционеры, в этот день снабженные оружием. Народ в страхе кинулся сперва в стороны, а потом, оправившись, хотел схватить милиционеров, которые укрылись в доме железнодорожного управления. Что дальше было, Вам известно из газет, из которых наибольшей правдивостью отличаются «Сибирские известия» (новая патриотическая газета). Мне так и не удалось говорить с народом, нельзя было и выйти на крыльцо, которым мы зашли в храм. Окружающие меня (их немного было) предложили мне выйти другим крыльцом, что я и сделал и возвратился в дом свой.
Вечером, когда пламя охватило весь нижний этаж дома, куда скрылись милиционеры, кто-то, молодой человек из партии революционеров, пришел в нашу домо€вую церковь, где происходила служба, и убедительно просил меня идти к народу и убедить его прекратить убийство. Я хотя и сознавал мое бессилие в этом деле (ибо там был и губернатор и также ничего не мог поделать с ожесточившейся толпой) и, однако же, пошел туда. И действительно, ничего нельзя было поделать. В этом, кажется, убедились и те, которые просили меня идти к толпе. Они и проводили меня назад, как и сопровождали меня и вперед, очищая для меня проход. 21 окт[ября] после литургии народ с портретами же собрался у губернаторского дома. Губернатор и я говорили народу, стараясь воздействовать на него. Я — с нравственно-религиозной стороны, губернатор — с экономической. Народ со своей стороны жаловался на евреев и революционеров, что они лишили их заработков, лишили хлеба, закупают оружие и хотят избить их. Оставивши губернатора продолжать беседу с народом, я возвратился домой. Толпа пошла обратно по тем же улицам. Отделившаяся от нее часть начала грабить магазин одного еврея. Это было недалеко от нашего дома. Узнавши об этом, я пошел туда пешком, намереваясь убедить толпу прекратить разгром. Но и теперь мои усилия ни к чему не привели. На мои убеждения грабившие отвечали молчанием; когда я становился у одного окна, преграждая путь для выносивших чрез него похищаемые вещи, они отходили к другому окну и тащили чрез него; когда я подходил к этому окну, они подходили к дверям и несли мимо меня похищенное. Так ни с чем я и воротился домой.
Говорю истину, пред Богом: я не благословлял народ на разгром еврейских лавок, ни на избиение революционеров, ни на поджог дома, где они укрылись. И не в Томске началась и совершилась эта казнь оскорбителей народного чувства, грозивших отнять у него самую дорогую святыню — веру в Бога, благоговение к царю. Это было что-то стихийное, ничем не подготовленное заранее, это было какое-то непонятное внушение откуда-то.
В заключение хочется сказать припомнившиеся мне по поводу совершившихся событий пророчественные слова Исаии: Говорит Господь Израилю: Вот, все вы, которые возжигаете огонь (крамолы — так в рукописи. — Прим. ред.), вооруженные зажигательными стрелами (ораторск[ими] речами – так в рукописи. — Прим. ред.), — идите в пламень огня вашего и стрел, раскаленных вами! Это будет вам от руки Моей; в мучении умрете (Ис. 50, 11).
Итак, не мы зажгли огонь, а они сами и сгорают в пламени огня своего!
Призываю на Вас благословение Божие, остаюсь преданный Вам о Господе
Письма к епископу Никону (Рождественскому)
Преосвященнейший Владыко!
Милостивый Архипастырь и возлюбленный о Христе Брат!
Сейчас получил Ваше почтеннейшее письмо от 31 мая и две брошюры: «Что нам нужнее всего» и «Братское слово к монашествующим». Приношу Вашему Преосвященству мою искреннюю благодарность за эти книжицы, как знамения Вашей братской любви и общения о Христе. Семена слова Божия, рассеевыемые Вами щедрой рукой повсюду, приносят добрые плоды в самых обделенных углах нашей Православной Руси. Эти листки мы раздаем и отчасти продаем во множестве. Когда я объезжаю епархию для обозрения церквей, то во всех деревнях и селах щедро распространяем Ваши Троицкие и подобные им листки и брошюрки. Раздаем и воинам, особенно раненым. Недавно, по убедительной просьбе одного раненого солдатика, мы дали ему безвозвратно Сборник душеполезных листков. Нужно видеть его радость и благодарность за это пожертвование, чтобы понять, сколько дорога для него эта книжица. Он сшил для нее сумочку и хранит ее на груди.
Нам, архиереям, нужно более и более спускаться к народу, беседовать с ним запросто весьма полезно, вести с ним живую беседу посредством катехизации. Отвечать на катехизические вопросы народ приучается скоро, хотя сначала дело идет вяло, робко, но, когда один и тот же ответ на данный вопрос они повторят несколько раз, тогда они начинают отвечать громко, уверенно с очевидным для себя удовольствием.
Посылаю Вашему Преосвященству книжицу «Как веровать, жить и молиться» как образец катехизической беседы пастыря с пасомыми.
А мне благоволите прислать наложенным платежом 25 экземпляров Вашего «Троицкого цветка», «Что нам нужнее всего», а также 50 экземпляров «Братского слова к монашествующим».
Худо у нас на Руси, уже так худо, что хуже этого может быть только гибель всего. Сохрани Бог. Но хочется верить, что Господь обнаружил наши раны и выдавливает из них гной для того, чтобы помиловать и исцелить нас. Нужно возвратиться к тому месту, с которого началось формальное отпадение от Церкви и пренебрежение к заповедям десятословия. Нужно отменить закон, разрешающий зрелища в Великий пост и под праздники. Иначе интеллигенция не будет иметь возможности и потом совсем отвыкнет ходить в церковь. Нужно отменить закон о раздельном жительстве супругов без расторжения брака. Но мы так уклонились от заповедей, что возвращение к ним может совершиться только посредством тех ударов, каким некогда Господь подвергал свой народ — Израиля.
Заканчиваю эти строки моего нескладного письма, писанного с больной головой, моей покорнейшей просьбой время от времени поминать меня в Ваших милостивых молитвах.
С истинным уважением и братскою о Христе любовию имею честь быть Вашего Преосвященства возлюбленного о Христе брата покорнейший слуга
Преосвященнейший Владыко!
Возлюбленный о Господе Брат!
Простите и Вы меня Преосвященнейший в том, что я без Вашего разрешения перепечатал из Троицких листков «Доброе слово наемному человеку». Теперь расчеты делать не приходится и спрашивать разрешение за многие тысячи верст неразумно, когда благо Родины и Церкви требуют мероприятий сегодня, а не завтра. «Голос из обители преподобного Сергия» мы получили в количестве двух тысяч пятисот экземпляров; а мы просили пять тысяч, намереваясь разослать их по церквам чрез благочинных. Ожидаем счета от редакции, чтобы уплатить по нему деньги. Боже мой! Что это делается у нас на Руси! Точно у нас не стало головы, не стало власти. Если бы сатана и клевреты его стали ходить среди нас, на наших улицах в своем бесовском виде, то не удивили бы нас, ибо видим и теперь клевретов его в человеческом образе. Сейчас у нас творится на улицах насилие и беззаконие, ложь и неправда. Студенты безумствуют, вчера переодевшись в офицерские мундиры, с обнаженными шашками, сопровождаемые толпой подобных себе, ходили по улицам, возглашая: во имя республики повелевается закрыть магазины, прекратить работы и прочие безумные глаголы.
Сегодня мальчики-гимназисты вторглись в семинарию и начали говорить безумные речи, но семинаристы отпарировали им, назвав их безумцами. Толпа вторглась в нашу типографию, приглашая идти за собой, но рабочие осмеяли их, говоря: мы еще чаю не напились. Мы не молчим, кое-что предпринимаем, раздаем листки народу в типографиях, на вокзалах, но «шилом море не нагреешь?!» Будем молиться, авось либо чья молитва и дойдет до неба.
Посылаю Вашему Преосвященству брошюрку, которую теперь раздаем — «Забастовка». Это прежняя, носившая название «семейный разлад», теперь идет под другой кличкой. Если признаете полезным, то благоизволите перепечатать в каком угодно количестве экземпляров. Ныне даже и епархиями рвутся к толпе, чтобы вместе с нею безумствовать. У нас они подали в Совет училища петицию о том, чтобы им разрешено было выходить куда хотят, принимать кого хотят, ходить в театры, на балах танцевать, а для сего учиться танцам, ходить в модных платьях и прическах и прочее и прочее.
Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое. Пришла беда хуже Японской войны.
Простите. Поминайте в Ваших милостивых молитвах с искренним уважением и братскою любовию преданного Вам Вашего Преосвященства покорнейшего слугу, недостойного епископа Макария.
