Полесский странник

Так назвал кто-то из духовных чад 83-летнего архимандрита Антония, более полувека прослужившего на сельских приходах Черниговщины и окормлявшего за полстолетия 32(!) православные общины. Четыре года назад епископ Нежинский пригласил известного священника Анатолия Колодия (таково мирское имя батюшки) в открывшийся Благовещенский монастырь, где старец принял монашество с именем Антония – в честь преподобного Антония Киево-Печерского, основателя древнерусского монашества. Владыка поставил старца духовником епархии, определяя этим, что всё епархиальное духовенство, включая монашествующих мужских и женских монастырей, поступает под его духовное окормление.

Обитель и Гоголь

Иеромонах Антоний (Колодий)

Кто знает, сколько пришлось бы великому писателю взирать на «мерзость запустения» некогда славного монастыря, если бы в 1999 году сюда не вернулась монашеская жизнь: Благовещенский собор и храм во имя апостолов Петра и Павла с прилегающей территорией были переданы Украинской Православной Церкви. А с возникновением Нежинской епархии, выделенной из состава Черниговской (2007), прибыл сюда преосвященный Ириней (Семко), епископ Нежинский и Прилукский, исполнявший до этого послушание благочинного Киево-Печерской лавры. Владыка понимал, что важно возродить «стены монастырские и стены духовные» и сюда требуются опытные духовные наставники. Но где их взять? Тогда и посоветовали епископу призвать к монастырскому служению отца Анатолия Колодия, что священствовал в селе Хотиновке, в 25 километрах от Нежина. Он и жил уже почти 50 лет как монах (принял обет безбрачия со вступлением в сан), и почитаем в народе как духоносный старец и молитвенник. А еще он опытный хозяйственник-строитель. Шутка ли: за долгие годы священства отец Анатолий в различных приходах Черниговской епархии отремонтировал и возродил более 60 храмов!

Мне посчастливилось познакомиться с отцом Анатолием, будущим архимандритом Антонием, 13 лет назад, вначале 2000-го. О своих впечатлениях я записал тогда в журналистском блокноте: «Убогая (в прямом смысле слова) хибарка под железной крышей в селе Хотиновка Носовского района Черниговщины. В крошечной келье – печка, аналой, на котором громоздятся пачки поминальных записок – они лежат и на окне (молитва о людях – его главное послушание); узкая кровать; в проходе с трудом могут разместиться лишь два человека. У сухопарого седовласого старца в залатанном подряснике радостно; какой-то особой приветливостью светится лицо. Речь ласковая, тихая, почти застенчивая, движения спокойные. И необыкновенная внутренняя красота – красота духа. Подумал, глядя на его скромную обстановку и молитвенную жизнь: “В таких убогих кельях живут угодники Божии”».

Вот каким было первое впечатление.

Запомнилась и исповедь в старинной казачьей деревянной сельской церкви в честь Воздвижения Креста Господня (таких много было на Черниговщине, и множество из них отец Анатолий за долгие годы возродил и спас от разрушения). Помнится, было холодно, но в храме топилась большая «буржуйка», сделанная батюшкой из обыкновенной железной бочки. Юноша-пономарь принес дров, и в печи весело затрещал огонь. Пока отец Анатолий облачался в алтаре, я разглядывал необычные росписи храма, сделанные им. Исполненные, говоря светским языком, в «лубочной» манере (художники такой стиль именуют «примитивизмом»), они полны детской радостности и непосредственности, как и древние фрески первых христиан, где нехитрые сюжеты изображали рыбок и овечек, и Доброго Пастыря, и виноградную лозу с пальмовой ветвью. Иконописный стиль отца Анатолия похож еще на росписи глиняных храмов коптских церквей египетской пустыни.

Отец Анатолий вышел из алтаря и стал читать акафист Божией Матери. Читал быстро, тихим ровным голосом, часто касаясь пальцами деревянного крашеного пола. Затем спросил: «Вы желаете исповедоваться?» Я опустился на колени. И стал рассказывать о своих проблемах и трудностях, о болезни, о духовных затруднениях, о грехах юности и о многом другом. Странно легко было исповедоваться старцу. Он все повторял тихо: «Бог простит, Бог простит…» И хотелось плакать, как это бывало в детстве, когда, уткнувшись в колени матери, рассказывал ей о подстреленном из рогатки воробье, о сданных без спроса пустых бутылках, чтобы купить мороженое, о драке на заднем дворе дома по древней киевской улице Жилянской возле речки Лыбидь, ставшей городской сточной канавой…

Уезжал тогда обновленный духом, исполненный прекрасных впечатлений.

Потом время от времени я приезжал к отцу Анатолию на исповедь и за советом или просто отдохнуть душой от городской суеты.

И вот я опять у кельи старца. Но теперь уже монастырской.

Священник – как солдат на передовой

По монастырскому правилу, постучавшись, произнес: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!» «Аминь!» – тихо послышалось после долгой паузы. Дверь приоткрылась, и светлые глаза батюшки ласково взглянули на меня. Я сложил руки под благословение.

– А-а, Сергий из Киева! Бог благословит! Проходите… – все так же тихо, с улыбкой проговорил он. За эти годы батюшка почти не изменился, разве что говорил еще тише и с паузами, опирался на палочку да в глазах была заметна усталость и грусть.

– Как ваше здоровье, батюшка?

– Да вот хожу теперь на трех, – улыбнулся он. – А недавно ходил на шестерых, – он указал на ортопедические ходунки. – Полгода назад упал, повредил ногу. Теперь восстанавливаюсь.

Благовещенский монастырь, г. Нежин

Начинал служить отец Анатолий во времена хрущевские, когда Никита Сергеевич обещал «показать по телевизору последнего попа». Священников критически не хватало, особенно в селах. И отцу Анатолию, не обремененному семьей, приходилось окормлять сразу по три сельских прихода. Жил он все в той же Хотиновке, там же построил кирпичный домик, который был и воскресной школой, и трапезной, и гостевой, и библиотекой, провел туда газ. А сам продолжал жительство в деревянной избе с печкой и маленьким окошком, обращенным к лесу. Годы проходили в «командировках» по черниговскому Полесью. Неделю служил в одном селе, вторую – в другом, следующую – в третьем. И, как правило, ремонтировал храмы. Делать это приходилось с большой осторожностью, так как даже покрасить крышу можно было лишь с разрешения уполномоченного по делам религии.

– Батюшка, трудно было в таких военно-полевых условиях?

– С Богом ничего нет трудного. Священник должен быть как солдат – в боевой готовности номер один, – шутя, отвечает старец. – Сумка, Евангелие, подрясник да пара сменного белья – вся моя амуниция.

Духовный дневник

Мне приходилось уже рассказывать об этом эпизоде. Но он настолько интересен, что не грех его и повторить.

Как-то в один из моих приездов в Хотиновку батюшка вынес мне стопочку школьных тетрадей, исписанных крупным полудетским почерком.

– Вот, – сказал он, – плоды моих размышлений и духовных воспоминаний. Я долго думал, что делать с ними, так ничего и не придумал.

Благовещенский монастырь, основанный митр. Стефаном (Яворским). Нежин. Фото ХХ века

Было уже поздно, за окном стояла тихая украинская ночь, когда я закончил чтение. Горели звезды, и белая луна косым лучом упала на лик Спаса Нерукотворного, написанного батюшкой. Я силился понять, где встречал сходные слог и мысли. И вспомнил: у преподобного Силуана Афонского († 1938), житие и дневники которого опубликовал после войны архимандрит Софроний (Сахаров; † 1993). Конечно же, я не дерзал ставить рядом бесхитростного сельского батюшку и афонского преподобного, но улавливалась некая схожесть формы и такая же простота слога. И еще… некоторая дерзновенность, с которой отец Анатолий рассказывал о восприятии даров Святого Духа.

В дневнике были, конечно же, и воспоминания о детстве; записи свидетельствовали о детской вере, вынесенной из родительского дома, рассказывали о чудесном призвании к священству.

Родился батюшка в деревне Метлицы Гайсинского района на Винничине. По соседству находился монастырь, куда родители ходили на праздничные богослужения, беря с собой и детей – в семье Игнатия и Марии Колодий их было семеро. Родители перед смертью приняли монашество. В живых осталась одна сестра батюшки Мария, которая время от времени навещала брата.

О своем детстве и первых переживаниях веры он написал так:

Благовещенский монастырь

В простых строках дневниковых записок отчетливо видна глубокая вера сельского батюшки, хотя и не получившего специального духовного образования, но вынесшего из родительского дома основное в христианстве – любовь к Богу и к людям, глубокое смирение и исповедническое мужество. Очевидно, что эти дарования должны были реализоваться в призвании к священству. Вот как рассказывается об этом в дневнике:

«После армии думал быть дворником возле церкви и прожить так, чтобы люди не знали, что я есть на свете. Но архимандрит Антоний позвал меня в алтарь и предложил мне стать пономарем. На другой день я спрятался на хорах и боялся заходить в алтарь, думал так: там место для ангелов, а я человек грешный. И сидел я на хорах у стены, молился Богу отвести от меня эту чашу. И уснул. И приснился мне сон, будто у меня в руках нож и я собираюсь лишить себя жизни. Я в страхе проснулся и растолковал себе этот сон как образ непослушания. И я решил до смерти быть пономарем. Так я прислуживал пономарем два года.

В 1957 году отца Антония перевели в Чернигов, я остался один возле церкви. Вижу во сне: я в селе, где мы жили в хате. Я одеваю белое белье, обуваюсь и знаю, что сейчас ночь. Но в хате очень ясно, светлее, чем днем. Думаю: оденусь, выйду во двор и посмотрю, отчего так светло. Выхожу и вижу: на небе, выше горизонта, на востоке, где солнце встает, Дух Святой в виде голубя из звезд – одна возле другой. Смотрю в сторону и вижу церковь, и над церковью стоит святитель Феодосий Черниговский с дикирием и трикирием в руках, как на иконе. И я решил ехать в Чернигов к отцу Антонию служить пономарем. Когда приехал в Чернигов, в церковь Преображения Господнего – такую, как мне была показана во сне, и в ней пребывают мощи Феодосия Черниговского.

Потом архимандрит Антоний благословил мне ехать к владыке, чтобы меня рукоположили в диакона. Я подумал, что диакон находится в подчинении у священников и делает то, что необходимо при совершении служб. И решил до смерти быть диаконом. 18 февраля 1959 года меня владыка Андрей рукоположил в сан диакона.

Прошло девять месяцев, отца Антония перевели за штат, а меня на его место – священником. Я же не думал и не готовился, хотел быть всю жизнь в послушании у священника. Но 21 ноября, в день архистратига Михаила, владыка Андрей рукоположил меня во пресвитера.

На другой день владыка благословил мне в соборе служить раннюю литургию. Я стал перед престолом и сказал: “Господи, Ты знаешь, что я ничего не знаю; научи и помоги мне”. Я с помощью Божией отслужил литургию без сбоев, а певчие потом сказали мне, что во время службы решили, что я священник старослужащий. Так Господь помог, слава Богу.

Потом был направлен в сельский приход, где прослужил 15 лет. Враг сам и через людей порой делал свое дело, по попущению Божиему, а мы с Богом делали свое дело…»

Формат Интернет-портала не располагает к более пространным цитатам из дневника Полесского странника. Приведу еще лишь его финальный абзац, в котором и экскурс в историю Афона, и юмор с доброй самоиронией:

«Прочитав написанное, найдутся такие, которые будут меня поносить (я этого достоин). Но могут найтись и такие, которые могут подумать выше меня. Однако нигде не восхваляется тот осел, на котором силой Божией была поставлена икона Божией Матери. Осел пришел к воротам афонского монастыря с иконой на спине и остановился. Монахи взяли икону и прославили Царицу Небесную. А за осла – полное молчание».

***

В ту последнюю встречу я не стал утомлять старца вопросами. Лишь спросил, насколько комфортно ему в новых монастырских условиях, подразумевая и сан архимандрита, и духовничество всей епархии, и бытовые удобства.

Он немного подумал и с неизменной улыбкой ответил:

– В Хотиновке у меня в другой половине дома, за печкой, лежанки были на пять человек да на печке трое могли разместиться. А вместо матрацев сено было положено. Душистое. А здесь мне и положить вас негде…