Промысл Божий не обижает никого

Паломническая гостиница Оптиной пустыни

– Оль, смотри, как хорошо сказано: «Промысл Божий – это действие Божие, которое ставит человека в наилучшие условия с точки зрения его спасения».

– Да…

– «Суть не в том, чтобы человек живой остался, а чтобы не умер без покаяния. Смерть сама по себе не есть зло – зло есть смерть во грехах»…

– А это, кажется, святого Иоанна Златоуста слова…

– Знаешь, Оль, я вот о смерти так думаю: не будет воли Божией – человек нипочём не умрет. А если есть – Господь отнимает Свою Божественную благодать, убирает защиту – и человек умирает.

Я вспоминаю строки из Псалтири: «Отымеши дух их, и исчезнут, и в персть свою возвратятся. Послеши Духа Твоего, и созиждутся…» – и согласно киваю головой. А Наташа задумчиво продолжает:

– Знаешь, моя сестра с седьмого этажа выбросилась и жива осталась… Не было, видимо, воли Божией ей умирать – срок ее еще не пришел…

– С седьмого?!

Я подсаживаюсь ближе к Наташе, и она рассказывает мне о своей сестре и даже разрешает пересказать ее историю, изменив все имена.

Алена, ее младшая сестра, была невысокая, хрупкая, светловолосая. Наташа характером пошла в отца, человека доброго, но властного, с сильным характером. А Алена – в маму: спокойную, мягкую, кроткую.

Росла она скромной, домашней, любила шить, вязать. Рано научилась стряпать и на все семейные праздники накрывала чудесный стол. Еще любила животных и мечтала стать ветеринаром. Мечта ее не осуществилась: Алена вышла замуж сразу после школы и по настоянию мужа стала домохозяйкой.

Муж ее, Сергей, работал руководителем крупной фирмы. Он был старше Алены лет на десять, а выглядел еще старше из-за всегда сурового вида. Он чем-то напоминал строгого и властного отца Алены, который умер, когда сестры еще учились в школе. Только доброты отца Наталья в нем не замечала. Он ей как-то сразу не понравился. А вот Алена влюбилась. Высокий брюнет, широкий в плечах, – девушки на него засматривались. Сергей шел по жизни уверенно, дела ладились, бизнес процветал.

Наташа нечасто, но бывала в гостях у сестры; в основном та приглашала ее в отсутствие мужа, так как тот гостей жены не признавал. Гостями он считал только партнеров по бизнесу, к приходу которых Алена должна была накрывать стол по всем правилам этикета. Гости обычно восхищались кулинарными талантами Алены, делали пару комплиментов Сергею по поводу красоты и молодости жены, а затем забывали о ней до конца вечера.

Первые годы Алена встречала Наташу радостной, с удовольствием показывала собственноручно сшитые шторы и вышитые салфетки: ей нравилось украшать свой новый дом, встречать мужа вкусным ужином. Спустя несколько лет радости поубавилось. А потом Алена заскучала. Ей, видимо, было одиноко. Детей муж не хотел, точнее – хотел, но позднее, лет через десять-пятнадцать. А пока, по его словам, супруги должны были «пожить для себя». Даже домашних животных муж заводить не разрешал: у него была аллергия на шерсть.

Жизнь «для себя» в их семье получалась такая: Сергей приходил домой поздно, он много работал, а после работы нужно было пойти на корпоратив, или в сауну, или на боулинг. И в какое бы время он ни вернулся домой, жена должна была ждать его с готовым ужином и при полном параде.

По мнению Наташи, на жену Сергей смотрел примерно так же, как на новую стиральную машину или суперпылесос – вещи красивые, удобные, полезные… О чем Наташа и говорила с возмущением сестре при встрече. Но Алена такие высказывания не поддерживала, мужа не критиковала и мягко переводила разговор на другую тему.

В Оптиной

Старушка была раздражительна, нетерпелива; она и в былые годы не отличалась покладистостью, а заболев, стала особенно привередлива. Могла бросить в невестку тарелку, если обед ей не нравился. Или пнуть здоровой ногой, если была не в настроении. Алена всё это сносила терпеливо. Теперь ей приходилось тяжело вдвойне: она по-прежнему должна была кормить мужа вкусными завтраками и ужинами, встречать его при полном параде, накрывать достойный стол для гостей и при этом быть постоянной сиделкой у больного человека.

Наташа жалела сестру: она и так всегда была тоненькой, а теперь и вовсе стала прозрачной. И очень грустной. Муж всё меньше обращал на нее внимания. Иногда он не приходил ночевать. Мог пропасть на несколько дней, а вернувшись, вел себя как ни в чем не бывало. Наталья возмущалась бесхарактерностью сестры. Она советовала ей принять какие-то меры и подействовать на Сергея, но Алена была слишком мягкой, слишком нерешительной и пасовала перед жестким, властным характером мужа, продолжая подчиняться ему во всём. Видимо, она всё еще любила его.

Пролежав лет пять, свекровь умерла. В последнее время характер ее смягчился, душа стала отзываться на доброту и терпение невестки, и перед смертью она даже целовала ей руки и просила прощения за все свои выходки.

Возраст Алены перешагнул за тридцать, и теперь она очень надеялась, что муж разрешит ей родить ребенка. Но Сергей думал иначе. Как-то вечером он посадил жену в машину, привез в однокомнатную квартиру на окраине огромного города и объяснил, что разводится с ней, и теперь Алена будет жить здесь. Он больше не любит ее и собирается жениться на другой женщине, а она, Алена, пусть благодарит его и за эту квартиру. Она и ее не заслужила, потому что ни дня в своей жизни не работала, а просидела все эти годы на его шее.

Затем он захлопнул за собой обшарпанную дверь и ушел в свое новое счастливое будущее. И Алена долго сидела на пустой грязной кухне, где кроме старой плиты и раковины, видавшей лучшие времена, ничего не было. Время остановилось. И Алена совсем не знала, что делать дальше. И будет ли это дальше вообще. В комнате стоял диван, и под утро она, не раздеваясь, заснула. Проснувшись, испугалась, что проспала и не успеет с завтраком. А потом поняла, что готовить этот завтрак больше некому. И жить ей, Алене, тоже, наверное, больше незачем.

Она несколько раз ездила «домой», но дверь ей не открывали, замки сменили. А один раз открыли, но лучше бы этого не делали, потому что на пороге Алена увидела высокую молодую девушку. Она была намного моложе Алены, но вид у нее был очень уверенный. Она строго спросила:

– Сколько вы еще будете нам надоедать? Разве вы не понимаете, что вас больше не любят?! У вас что, совсем нет чувства собственного достоинства? Пора бы уже и завести – в вашем-то возрасте! Что? Какие вещи?! Ваши вещи?! Да какие там ваши вещи – на помойке они!

Дверь захлопнулась перед носом Алены. Она долго стояла у этой закрытой двери и никак не могла сообразить, что она должна делать дальше, а потом медленно побрела прочь. Дверь снова открыли, и высокая девушка вышла вслед Алене, сунула ей в руку большой пакет и негромко сказала:

– Мне стыдно за вас! Посмотрите на себя: вы же похожи на побитую собаку! Как с вами Сергей жил – я просто поражаюсь…

Девушка ушла. Она шагала широко и уверенно и держала себя тоже уверенно. И была полна чувства собственного достоинства. Алена вяло подумала, что, наверное, такая девушка, действительно, больше подходит ее бывшему мужу. А не она, Алена, у которой нет ничего своего. Никакой своей жизни. И ее больше не любят. А еще – она похожа на побитую собаку. Какой мужчина согласится жить с женщиной, похожей на побитую собаку?!

Алена заглянула в пакет: из него торчали скомканные салфетки, которые она когда-то старательно вышивала. Она вспомнила, как стремилась передать красоту цветка на вышивке. И как украшали эти салфетки их семейный стол. Медленно достала салфетки, аккуратно сложила их и оставила отчего-то на грязной осенней дорожке. Она шла по этой дорожке и плохо видела ее: в глазах всё расплывалось. Шел дождь, и Алена не могла понять: дождинки на ее щеках или слезы. Она лизнула одну дождинку, и та оказалась соленой.

Новая жизнь Алены не клеилась. Она нашла работу лифтера, с людьми почти не общалась, только по службе. И еще Алена начала пить. Наташа долго не замечала ее пристрастия к спиртному. Это бывает у таких домашних, скромных женщин, как Алена: их бытовое пьянство долго остается незаметным для окружающих. Алена работала, а после смены пила одна на кухне, засыпала нередко сидя за столом, а затем снова шла на работу.

Оптина. Паломники

К тому времени Наташа пришла к Богу, воцерковилась. Она была крещеной, в детстве ее окрестила верующая бабушка. А вот Алена была некрещеной, так как к моменту ее рождения бабушка уже лежала больная, а больше некому было позаботиться о крещении ребенка.

Теперь Наталья стала думать о том, как окрестить Алену, но та никак не могла собраться в церковь. Глаза у младшей сестры стали совсем грустными, и вела она себя так, как будто жизнь для нее кончилась. И продолжает она жить только по необходимости, не ожидая уже ничего хорошего от будущего.

Когда Наталья поняла, что сестра пьет, то остановить ее уже не могла. Алена пошла в отпуск, и у нее начался настоящий запой. На работу идти было не нужно, и она пила и засыпала, а проснувшись, пила опять. Как-то Наташа приехала к сестре и услышала ее жалобы на то, что в квартире развелось много пауков. Она, Алена, уже и дихлофос купила, и с веником за ними гоняется, а их всё больше и больше.

Наташа осмотрелась, пауков нигде не увидела, и это показалось ей очень странным. Ей и в голову не могло прийти, что у сестры, тоненькой и хрупкой, очень быстро развился алкогольный психоз. Возможно, более крепкая женщина до такого состояния дошла бы только через несколько лет, но Алена достигла его рекордно быстро.

Наташа отобрала у сестры спиртное, которое та уже перестала от нее прятать, приготовила обед, уложила Алену спать и ушла. А на следующий день состояние Алены ухудшилось. Теперь сестра жаловалась, что пауки везде. И главное – появился среди них новый, самый большой, белый и противный, который лезет Алене прямо на ноги, и стряхнуть его она никак не может. Еще младшая сестра стала слышать за окном церковную музыку и пение, в котором четко различалось: «Аллилуйя тебе, Алена, аллилуйя!»

Наташа, испугавшись, вызвала «скорую», узнала, что у сестры «белочка» – так назвал медбрат белую горячку. Медики оказались людьми опытными, спорить с Аленой не стали, а, наоборот, пообещали главного паука отловить и на шприц посадить, для чего демонстративно достали большой шприц и пригрозили пауку. И Алена охотно согласилась поехать с такими милыми и понимающими людьми, обещавшими прогнать нахальных пауков.

Алену увезли в психиатрическую больницу. Алкогольный психоз сняли, а поскольку выглядела Алена еще вполне прилично и вида алкоголички приобрести просто не успела, то выписали ее очень быстро.

Наталья пришла навестить сестру, а та уже снова отмахивалась от белого жирного паука, который, по ее словам, не давал ей никакого покоя. Наталья уложила сестру на диван и пошла на кухню готовить обед, предварительно выбросив всё заново купленное Аленой спиртное. Когда она заканчивала варить суп, то услышала скрип балконной двери и почувствовала порыв холодного зимнего ветра. Наташа пошла в комнату и, не увидев сестры, вышла на открытый балкон. На своем балконе Алены не было, и Наташа посмотрела на балкон соседей. Ей и в голову не могло прийти, что смотреть нужно вниз. Потом она услышала крик: «Смотрите: женщина выбросилась из окна!»

Глянув вниз, почувствовала, что сейчас сердце остановится: далеко внизу, на снегу лежало тело ее младшей сестры. Наташа как во сне набрала номер и вызвала «скорую помощь», потом медленно спустилась вниз. Возле Алены стояло несколько человек, но никто не решался трогать ее.

Наталья приняла решение окрестить сестру, она не хотела отпускать ее в вечность некрещеной. Встал вопрос: как претворить это решение в жизнь? И тут, по словам Наташи, всё получилось так, как будто ей помогали ангелы. Заходит она в корпус реанимации – и нос к носу сталкивается с батюшкой.

Оказывается, отец Роман приходил причастить тяжелобольного человека. Батюшка внимательно выслушал Наташу и сразу же направился в палату к ее сестре, пообещав посмотреть, чем он сможет помочь. На тот момент Алена так и продолжала оставаться без сознания и лишь на незначительные мгновения приходила в себя.

Через некоторое время батюшка вышел, и лицо его, хоть и радостное, выражало сильное недоумение или, как выразилась Наташа, «ошарашенность». При входе священника в палату Алена очнулась. Это уже удивительно, так как врачи видели ее только в роли домашнего растения и не более того. Одна ее медицинская карта была сравнима по толщине с романом «Война и мир».

Отец Роман окрестил больную, предварительно выяснив, раскаивается ли она в содеянном. И после крещения Алена пошла на поправку, причем с удивительной скоростью. Разговаривать пока не могла, так как была подключена к аппарату искусственного дыхания, но при виде сестры жестикулировала вполне активно. Через некоторое время трубку вынули, и она начала, хоть и с трудом, но говорить, чем доставляла небывалую радость сестре и всему медперсоналу, не ожидавшему от нее после такого падения вообще каких-либо проявлений умственной деятельности.

А Алена продолжала удивлять: будучи человеком стеснительным, она, начав говорить, стала отказываться от судна и проситься в туалет, который, по ее словам, находится по коридору налево, и там постоянно курят сестрички. Откуда она это узнала, загадка, ведь привезли ее в бессознательном состоянии, крепко привязали к кровати, и на тот момент ее никто еще не отвязывал. Также она могла рассказать, где находится ординаторская и пост дежурной медсестры, хотя до этого в реанимации никогда не лежала и знать этого расположения никак не могла.

Наталья знала, что часто жизнь людей, принявших крещение в зрелом возрасте, резко меняется. Как будто они получают в жизни второй шанс:

– Понимаешь, Оль, я видела на примере собственной сестры, как сюжетная линия ее судьбы полностью меняется и начинает вести ее к свету из тьмы. Наверное, звучит высокопарно, но… Ты меня понимаешь?

– Понимаю, Наташенька… Только вместо «сюжетной линии судьбы», наверное, будет правильно сказать: Господь Бог?

– Ну да! Я ж тебе и начала рассказывать о Промысле Божием в жизни человека!

Алена вышла из больницы, отлежав довольно долго сначала в реанимации, а потом в травматологии. Но вышла, можно сказать, своими ногами, правда, с палочкой, прихрамывая. (От палочки она отказалась примерно через полгода.) Глаза ее ожили, и в них появилась радость жизни. Сестры шли не спеша по весенней тропинке, и Алена ежеминутно останавливалась, чтобы полюбоваться весенней травой, желтыми цветочками мать-и-мачехи, букашками в траве, чтобы послушать веселый щебет птиц.

Наташа сделала ремонт в квартире сестры, и теперь там было вполне сносно. Она очень боялась, что когда придет к Алене в следующий раз, то снова обнаружит у нее спиртное. Но такого больше не случалось. При очередном визите она увидела, что на кухне и в комнате сестры появились самодельные горшочки с цветами, а на столе стоял букет полевых цветов. Наталья смотрела на этот простенький букет, и ей хотелось плакать: он означал, что прежняя Алена, та, которую она знала в детстве и юности, – вернулась.

Алена стала вместе с сестрой постоянной прихожанкой храма иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Видимо, после пережитой клинической смерти неверующим человеком оставаться трудно…

Нашла себе Алена и новую работу. Она стала помогать волонтерам в собачьем приюте, который находился рядом с домом, на пустыре. А потом, окрепнув, сама стала волонтером. Заботилась о собаках, об их здоровье, о прививках, брала на передержку, искала кураторов. Когда Наталья навещала сестру, та уже не грустила. Да и грустить ей было некогда.

Она объясняла Наташе, что передержка – это временный приют, когда берут домой щенка, больную собачку или здоровую, но совершенно домашнюю, которой будет тяжело в клетке приюта, – в общем, по разным причинам. А куратором называют человека, который опекает животное и морально отвечает за всё: лечение, передержку, подбор новых хозяев. Наташа постоянно встречала у сестры очередного Бобика или Тузика, спасенного от неминуемой гибели.

У Алены появились друзья-волонтеры, и Наташе при знакомстве они понравились и показались людьми сильными, добрыми, открытыми. Еще у Алены теперь была своя собака. Пес, попавший под поезд. Нашли его около депо. Много людей проходило мимо на работу утром и вечером, но никто не оказал собаке реальной помощи. Наиболее жалостливые кидали еду умирающему псу, но он не ел. Волонтерам сообщили, что у собаки «порезана лапа и торчит кость», но сделать они сами ничего не могут. На деле оказалось, что часть лапы была просто оторвана. Когда Алена и ребята приехали за песиком, он умирал. Лапу ампутировали выше колена, песика выходили, и Алена оставила его себе.

Выздоровевший пес был назван Рексом и оказался умным и красивым, вот только передвигался он, сильно хромая. В хозяйке Рекс души не чаял. Наталья спросила, почему Алена не оставила себе здоровую собаку. И сестра ответила, что для здоровой собаки хозяина найти легко, а пес-инвалид никому не нужен.

Алена спасла Рекса, а песик познакомил хозяйку с Алексеем, хозяином красавицы-спаниеля Глори. Алексей работал ветеринаром в частной клинике. Он заинтересовался хромотой Рекса, а узнав о его чудесном спасении, предложил Алене свои бесплатные консультации. Консультации эти, по мнению Наташи, происходили подозрительно часто. И интуиция ее не подвела: дело закончилось свадьбой и венчанием. Но это уже совсем другая – счастливая – история. Ведь Промысл Божий не обижает никого.