Конец света… будет

Так и хочется начать словами: «Если вы читаете эту статью, значит, конец света не состоялся». Хочется, но… На тему конца света и так слишком много шутят, а тема-­то на самом деле серьезная. И разговора тоже серьезного заслуживает. Я, конечно, не календарь древних майя имею в виду и не пророчества Ванги или Нострадамуса. Я о другом.

— Надо бы попа спросить…

Тихо так, вполголоса, словно сомневается человек. Но — оборачиваюсь и почему-то сразу понимаю, о чем меня сейчас спросит средних лет женщина, задумчиво и как бы с недоверием, оценивающе глядящая на меня.

— Мы тут с сестрой все говорили… Вы мне скажите точно и честно, пожалуйста: конец света будет?

— Честно сказать?

— Да.

— Будет. Обязательно.

— …

— Только вот когда, не знаю. Знаю только наверняка, что не 21 декабря.

— Правда?

— Со всей ответственностью заявляю!

За время этого короткого диалога я вижу, как на лице моей собеседницы сменяют друг друга разноречивые чувства: сначала то же недоверие, потом испуг (когда она услышала мое «Будет!»), затем возмущение и, наконец, облегчение. Как ни странно, она мне почему-то все же поверила.

От разговоров о «календаре майя» и о «конце света», как и многие священники, да и не только священники, а просто здравомыслящие люди, я уже здорово подустал. Даже порой противно и неприлично кажется на эту тему говорить. Но говоришь — куда деваться. Вот и сейчас пишу, а на телефоне корреспондент ТНТ висит, «комментарий про Апокалипсис» просит…

Вроде бы 21 декабря все эти разговоры должны прекратиться, и можно будет вздохнуть с облегчением. Вроде бы… Но не наверняка. И все же хочется уже сейчас подвести итоги процесса подготовки к «судному дню».

Как это ни странно, в конец света 21 декабря верит гораздо больше людей, чем можно было бы предположить. И далеко не все они психически нездоровы. Но большинство, конечно же, не верит. Большинство о конце света… говорит и думает. И вот это самое говорение и думание создает в совокупности очень нездоровый информационный и психологический фон. О конце света (по различным причинам и с весьма разнообразными сценариями) снимаются фильмы, о нем пишут в газетах и журналах, он становится темой выпусков теленовостей и всевозможных ток-шоу, буквально на каждом сайте на главной странице — анонсы посвященных ему статей. По поводу конца света — будет или не будет, а если будет, то когда именно и почему именно — дискутируют ученые, экономисты, общественные деятели, астрологи и экстрасенсы. Ватикан призывает верующих не поддаваться панике, президент Чечни Рамзан Кадыров заявляет, что тот, кто ждет 21 декабря Апокалипсиса, вероотступник, главный санитарный врач России Геннадий Онищенко предлагает 22 декабря (то есть на следующий день после не состоявшегося «времени Ч») как-то наказать всех тех, кто «распускал слухи» и «будоражил общественность» — разумно, к слову сказать, но, к сожалению, трудноосуществимо.

Ну а что ото всего этого, как говорится, в «сухом остатке»? Что страшного или плохого в этих разговорах, предсказаниях, спорах? Массового психоза, кажется, не наблюдается, терактов, расстрелов, суицидов на этой почве тоже, вроде бы, нет или не особенно много… Ну, заработала американская киноиндустрия несколько сотен миллионов долларов, ну, журналисты какое-то время могли эту благодарную тему эксплуатировать и от поиска других тем отдыхать, ну, забралось какое-то количество сумасшедших в бункеры, под землю, на всякий случай — вдруг «рванет» все же. И что с того? Каждый развлекается как может, делает свой маленький или большой бизнес, и все.

Не совсем так. Из каждого пережитого опыта человек что-то выносит для себя. Так же, как и общество и даже человечество в целом. Что же вынесет человечество из опыта подготовки к концу света? Не так уж и много, но определенно — ничего хорошего.

Прежде всего, посмотрим, как к 21 декабря готовятся (теперь уже — готовились) те, кто пророчествам древних майя поверил. Кто мог себе это позволить, обеспокоились прикупить или арендовать себе подземное убежище. У кого с деньгами похуже, но что-то в загашнике все же есть — бросились скупать продукты и предметы первой необходимости. Вот, пожалуй, и вся подготовка.

«Сомневающиеся, но допускающие возможность» переходили от боязливого ожидания грядущих катаклизмов к бесшабашному веселью, шуткам и насмешкам — и над собственной боязливостью, и над тем событием, которое все же внушало им страх.

Остальные — те, кто и не верил и даже минимальной возможности не допускал, над всеми апокалиптическими бреднями тем паче потешались, что и не удивительно.

И вот наступает 21 число… и все остается по-прежнему. Нет никакого «парада планет», нет «необычайно ярких вспышек на солнце», не происходит землетрясение, не начинается третья мировая война и даже нашествие зомби оказывается выдумкой. И что же? Становится ясно, что конец света — всего лишь на всего забавная шутка, что-то менее реальное даже, чем календарь этих самых древних майя, который существует или хотя бы существовал, по крайней мере. И люди — кто с улыбкой, кто с облегчением — могут сказать:

— Конец света? Это не страшно. Мы его пережили!

А ведь в действительности-то — страшно.

Потому что он обязательно наступит и, что еще страшнее, неожиданно, не во исполнение чьих-то предсказаний и прогнозов, а как тать ночью (2 Пет. 3, 10). И положит предел бытию этого мира. И уже не будет ни у кого возможности что-либо изменить, исправить, сделать по-другому, потому как история человечества завершится.

Об этом говорит Священное Писание — говорит тем, кто верит в его боговдохновенность и относится к каждому слову его, как к истине. Но об этом же говорит и сама окружающая нас жизнь. Мир устойчиво движется к тому состоянию, которое уже с полным правом можно было бы назвать «постхристианским». А «постхристианство» — это когда из жизни уходят любовь, жертвенность, милосердие, когда нет уже веры в посмертное воздаяние за добродетели и грехи, когда человек человеку волк, потому как другой альтернативы христианству — более гуманной, столь же гуманной или хоть в какой-то степени гуманной — нет. С этим можно попытаться поспорить, но дискутировать в таком случае придется с историей, в том числе и недавней, историей концлагерей и газовых камер.

Когда человек остается без веры, когда он уверяется в собственной конечности, окончательной и бесповоротной смертности, то следует одно из двух: либо постепенно парализующая его волю апатия, либо борьба за то, что так же является временным, земным, скоропреходящим, но вожделенным — за власть, имущество, славу. Как могут истреблять друг друга люди, забывшие о Боге и одержимые идеей власти, мы хорошо знаем. Как могут делать то же самое такие же люди, но имеющие в своем распоряжении самое современное оружие массового поражения, еще лишь предстоит узнать. Насколько скоро — другой вопрос. И самая логика, и здравый смысл, и беспристрастный анализ подсказывают: изменения, которые происходят в людях, человечестве, носят такой характер, что для того, чтобы конец света состоялся, не нужны ни инопланетяне, ни кометы с метеоритами, ни цунами с землетрясениями, ни вирусы, ни зомби… Для этого уже всё есть. «Всё» — это способное уничтожить землю и всё, что на ней, оружие и злоба в сердцах людей, всерьез уверенных, что за свои действия им ни здесь, ни где бы то ни было еще отвечать не придется. Но, как ни странно, это не то, чего следует бояться по-настоящему, тем паче нам, христианам.

Господь, как о признаках конца видимого мира, говорит об умножении беззаконий и упразднении любви (см.: Мф. 24, 12), а также — о фактическом отсутствии на земле веры (см.: Лк. 18, 8). И можно потому, не боясь ошибиться, «предсказывать»: когда не станет больше подлинной праведности, но везде воцарится беззаконие, когда не останется в людях способности по-настоящему любить, когда вера даже в душах тех, кто носит имя христиан, потеряет свою силу, тогда-то все и закончится. Потому что не будет больше смысла в бытии нашей планеты и нашем собственном, потому как никто уже плода достодолжного Господу не принесет. А конец света, Апокалипсис, станет последней для нас в земной нашей жизни милостью Божией, поскольку ужас этого времени, сходство его с тем, о чем говорит апостол Любви в своем Откровении, заставит обратиться к Богу хотя бы еще тех немногих, кто будет к этому способен. От противного, так сказать…

Бояться же нам надо, наверное, лишь трех вещей. Во-первых, того, как бы нам не оказаться не готовыми к этой поре тяжелейшего испытания и не пасть, не сломаться, вступив в эту пору. Во-вторых, как бы не «привыкнуть» к этому словосочетанию — «конец света», как привыкли к нему те, для кого он что-то вроде шоу или красочного фестиваля. А в-третьих, как бы не оказаться в числе тех, чья противная Богу жизнь конец света ускорит. Это и есть — то, что по-настоящему страшно.

Газета «Православная вера» №24 (476), 2012 г.