Сретенский монастырь в 1920 году

Епископ Гурий (Степанов). Художник: Светлана Ивлева

8 февраля 1920 года настоятель Сретенского монастыря архимандрит Гурий (Степанов) был хиротонисан во епископа Алатырского и назначен викарием Симбирской епархии[2]. Он оставался в Москве и до 2 апреля управлял Сретенским монастырем, после – московским Покровским монастырем. Священнослужители Москвы в это время при совершении служб в разных храмах должны были уведомлять об этом организационно-учетный отдел Моссовета. В марте 1920 года епископ Гурий (Степанов) служил в храме Христа Спасителя, уведомлял об этом организационно-учетный отдел Московского Совета и подписывался как настоятель Сретенского монастыря[3]. Сохранилось уведомление епископа Гурия о том, что он 31 (или 21?) мая 1920 года совершал всенощное бдение и литургию в храме Лазаревского кладбища[4].

Епископ Гурий (Степанов) был арестован 27 июня 1920 года. В опросном листе Политического Красного Креста от 25 февраля 1921 года он писал: «На допросе следователь после длинного разговора на общерелигиозные темы сообщил, что я арестован в связи с собранием толпы у ворот Данилова московского монастыря при бывшем в том монастыре обыске. В данное время я, состоя настоятелем московского Покровского монастыря, проживал в Даниловом монастыре у его настоятеля епископа Феодора (Поздеевского Федора Васильевича) как гость временно. Когда я указал следователю на свое частное отношение к Данилову монастырю, то им было заявлено, что я все-таки в данный момент жил там. Каких-либо иных суждений по предлагаемому обвинению следователем со мною не велось и никаких доказательств по активному или пассивному выступлению против советской власти и участию в контрреволюции мне не было предъявлено. Вскоре после допроса последовало решение президиумом ВЧК об административной высылке. При отсутствии данных о моей явной или тайной контрреволюционной деятельности следовало бы думать, что амнистия 7 ноября 1920 года дает мне, согласно ее духу, полное освобождение. Между тем по амнистии я оказался осужденным на пять лет тюремного заключения, что является, с моей точки зрения, неправильным актом применения амнистии и более тяжелым осуждением, чем решение президиума ВЧК от 26/27 июля 1920 года»[5]. В Таганской тюрьме он находился вместе с епископом Феодором (Поздеевским).

В московских монастырях молились о заключенных. Московский житель Николай Окунев в своем дневнике от 26 июля / 8 августа 1920 года писал: «Вчера был в Сретенском монастыре, где дьякон в ектенье упоминал о “заключенных епископах Феодоре и Гурии”. Дьякон такой тощий, голодный на вид»[6].

Епископ Иларион (Троицкий)

Сохранились некоторые письма-уведомления святителя Илариона в организационно-учетный отдел Московского Совета о служениях за 1920 год. 22 февраля 1920 года, в воскресенье, «профессор Московской духовной академии архимандрит Иларион» собирался служить в Панкратьевской церкви (Панкратьевский переулок)[9], 13 и 14 марта 1920 года – в Спасском храме на Б. Спасской улице[10], 24 апреля – вечернее и 25 апреля 1920 года – утреннее богослужение в храме святого Евпла на Мясницкой улице[11], 20 мая 1920 года – в храме Космы и Дамиана на Маросейке, 22 мая 1920 года – в храме Адриана и Наталии на Мещанской, 23 мая 1920 года – в храме Троицы на Арбате[12]; уже как епископ – собирался совершать богослужение 30 мая в храме Евпла на Мясницкой улице, 31 мая – в храме Лазаревского кладбища, 2 июня – в храме Троицы на Сретенке, 6 июня – в храме на Зацепе и храме Гребневской иконы Божией Матери на Лубянской площади[13], 2 августа – в храме пророка Илии на Воронцовом поле[14], 24 августа – в церкви святителя Петра села Петровского Звенигородского уезда[15], 14 сентября – в церкви Троицы на Сретенке, 19 сентября – в церкви Василия Неокесарийского в Новой Деревне[16].

В Сретенском монастыре в 1920 году 2 июня служил протодиакон храма Христа Спасителя Владимир Архангельский[17], а 5 и 6 июля – диакон храма святого Евпла на Мясницкой Алексий Воздвиженский[18].

В 1920 году продолжались крестные ходы в Сретенский монастырь. 24 июня Московский епархиальный совет обращался в организационно-учетное отделение юридического отдела Моссовета с просьбой: «Разрешить совершить 6 июля нов. ст. / 23 июня ст. ст. крестный ход из Казанского собора в Сретенский монастырь – издавна установленный; крестный ход имеет быть возглавляем епископом»[19]. На прошении стояла резолюция: «Разрешить».

Советская власть в 1920 году продолжала грабить монастыри. 11 марта 1920 года в юридический отдел городского района СДД от администрации Сретенского монастыря Москвы поступило заявление: «14/27 февраля сего года (1920) явился в Сретенский монастырь представитель Смоленского гублескома, который арендует находящиеся в Сретенском монастыре сараи, и без предъявления какого-либо мандата или распоряжения извлек из сарая принадлежащие монастырю сани, хомуты и всю сбруйную принадлежность, в нем временно находящиеся и состоящие на учете юридического отдела, и передал все означенные предметы явившемуся совместно представителю Главлескома. Ввиду означенного обстоятельства администрация считает необходимым заявить юридическому отделу об указанной передаче его имущества для дальнейших распоряжений и следования правильности действий помянутых учреждений. (Подписи: исполняющий обязанности казначея – игумен Сергий, иеродиакон Владимир, иеродиакон Гермоген.)»[20]. 19 июля 1920 года организационно-учетное отделение МСРиКД препровождало и просило обратить в доход республики конфискованные в Сретенском монастыре: два ордена святой Анны, золотые, 2-й и 3-й степени; четыре медали Александра Невского, 1881–1894 годов – три и «За усердие» – одна; серебряных царских денег на 1 рубль 75 копеек[21]; меди на 3 рубля 30 копеек[22].

О жизни насельников Сретенского монастыря в это время сохранилось немного сведений. 30 мая / 12 июня 1920 года Н. Окунев в своем дневнике писал: «Прошел домой мимо Сретенского монастыря, не закрытого еще в полном объеме, но оставшегося с одной только “церковкой” и братией человек в пять. Но от былого остались музыкально подобранный звон и сам звонарь – какой-то удивительный человек; я вижу его, он “штатский”, тощий, болезненный, типа старых сухаревских мелких торговцев. Еще бы чуть-чуть попотрепаннее одеяние, ну и подавай ему Христа ради копеечку. Такова наружность, а кто его знает, может, он богатый человек, любитель позвонить… Это Гедике, сын и брат больших профессоров консерватории. В нем нет профессионального звонаря, он, несомненно, дилетант, но зато какой в своей сфере гениальный! Я, по крайней мере, нигде не слышал такого замечательного звона. Когда он звонит, на углу Сретенки и Сретенского переулка всегда собирается толпа и смотрит на его переборы по веревочкам. Голова без шапки, закинута вверх – точно смотрит в небо и аккомпанирует ангелам, поющим гимн Богу. Так играют вдохновенные пианисты, смотрящие не на клавиши, а куда-то ввысь. В старое время я все собирался забраться на колокольню и дать звонарю “пятерочку”, а сегодня, послушавши, пожалел, что не занимаюсь спекуляцией и лишен возможности дать ему ту “пятерочку”, умноженную советским временем в тысячу раз»[23].

Среди братии Сретенского монастыря в 1920 году упоминаются[24]:

В Сретенском монастыре до 1920 года проживал известный ярославский историк И.Н. Ельчанинов. Летом 1918 года в Ярославле был сожжен его дом. В пожаре погибли ценнейшие материалы по истории Ярославского края, большое собрание книг и рукописей. И.Н. Ельчанинов вынужден был перебраться в Москву, где он и его супруга нашли приют в Сретенском монастыре. 23 сентября 1918 года он писал в Сергиев Посад отцу Павлу Флоренскому: «Теперь я обретаюсь на Б. Лубянке в Сретенском монастыре в келье отца Нектария, с которым живем очень дружно, что называется “душа в душу”». И позже, 25 декабря 1919 года: «В Сретенском монастыре разыскал интересный синодик XVII века. Дает много для истории монастыря в печатной истории монастыря». В эти годы И.Н. Ельчанинов работает под руководством князя Урусова с документами, воссоздающими историю монастырей. 20 июня 1920 года супруга И.Н. Ельчанинова пишет в Сергиев Посад отцу Павлу Флоренскому: «Многоуважаемый о. Павел! Спешу Вам сообщить, что мы в Сретенском монастыре больше не живем – всех выселили. Когда будете в Москве, не забывайте нас»[25].

Автор благодарит за помощь Владимира Абросимова, Аллу Осипову и Галину Степанову.