Церковь и мир: чему учит растущее напряжение?

Спрашивать, в чем причины конфликта между Церковью и миром,— все равно, что спрашивать, почему белое не есть черное. Церкви, основанной Тем, в Ком князь мира сего ничего не имел (см.: Ин. 14, 30), мир не приемлет именно потому, что он мир. Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое (Ин. 15, 19). Мир— это все то, что живет не Божией волей, а своей, человеческой, падшей, пораженной грехом— и всегда, сознательно или бессознательно, противопоставляющей себя воле Бога. За что любить Церковь людям, находящимся в этой власти?

Храм Покрова-на-Нерли

Напряжение между миром и Церковью растет неслучайно и неизбежно. Бог есть; дьявол есть; люди есть; как ему не расти, этому напряжению?

Оно не росло в советские годы, потому что Церковь была подавлена. Оно не очень-то росло в годы перестроечные и постперестроечные, девяностые— потому что люди никак не могли прийти в себя, разобраться в новой ситуации и определиться, и большинству казалось, что всё равно приемлемо: и верующим хорошо быть, и неверующим, и в православный храм ходить, и к мормонам, и к экстрасенсам каким-нибудь— главное, чтоб свобода была.

А сейчас картина другая. Православную Церковь слишком хорошо видно— даже если иметь в виду просто городской пейзаж. Порядочная часть населения опомнилась, перестала метаться, задала себе правильные вопросы и сделала очень серьезные шаги в направлении православного креста. Другая часть населения просто не может уже этого не замечать. Подсознательно она понимает, что перед ней стоят те же вопросы и что ей предложено сделать те же шаги. Но по тем или иным причинам она их делать не хочет или не находит в себе сил. А лукавый бдит и усиливает то, что ему нужно в данном случае усилить. Отсюда нервозность и агрессия. А взаимодействие Церкви с государственной властью и неизбежное вхождение Церкви в сферы, считавшиеся до сей поры сугубо светскими, беспокойство усиливают. Возникающие потоки поднимают с общественного дна совсем уж отстойную муть— интернет дымится от кощунственных речей Невзорова, умники из чрезвычайно смелой оппозиционной газеты возмущаются «нецелесообразной политикой христианизации страны», а популярнейший Дима Быков вдруг извещает нас, что если мы еще ходим в православный храм, то это только от трусости.

Но, как уже сказано, наблюдаемую картину нельзя назвать черно-белой. Самым яростным критиком Церкви может оказаться тот, кто на самом деле очень в ней нуждается и очень по ней тоскует. А человек, который, казалось бы, вне Церкви себя не мыслит и всегда за нее горой, и даже в священном сане— вполне может повести себя как сыны века сего (Лк. 16, 8), как человек мира. А тот, тоскующий, ему этого не простит, а в его лице не простит и всей Церкви…

Совершенно справедливо, что глава Церкви— Единый Безгрешный; что грехи людей не отменяют воли Божией, а Он благоволит претворять хлеб и вино в Тело и Кровь; что «любой грех в Церкви есть грех не Церкви, но против Церкви», так писал протоиерей Валентин Свенцицкий. Но попробуйте-ка сходу объяснить все это проблемному, напряженному и непросвещенному человеку!

Человек, ругающий Церковь, затих бы, возможно, смирился и просветлел лицом, если бы глаза его там, в храме, встретились с глазами святого. Но мы не святые. Фраза эта произносится очень легко, но что она означает на самом деле? То, что мы тоже принадлежим к миру— каждый какою-то большой, подавляющей, может быть, частью своего человеческого существа. Тоже своею волей живем, а не Божией! Граница между Церковью и миром пролегает— не по периметру храмового дворика, а в сердце каждого из нас. И, соответственно, в сердце каждого из нас ощущается это напряжение меж Церковью и миром.

Ситуация заставляет нас о многом задуматься и призывает многому учиться.

— Церковь— едва ли не единственная сила, противостоящая тем негативным процессам, которые идут в обществе. Потому-то и растет напряжение!

Наше общество в большинстве своем живет сегодня материальными интересами. О Боге думать некогда: все оценивается с сугубо прагматической точки зрения. Хочется всего и сразу. Внешнее преобладает над внутренним. Люди не приходят, а именно заходят в православный храм. Они думают, что поставить свечку или заказать панихиду— достаточно для духовной жизни. Потребительское отношение ко всему, в том числе и к Церкви, не дает людям понять, что жизнь с Богом— это постоянная жертва. Борьба со страстями, покаяние, молитва, участие в богослужении, в таинствах, любовь к ближним— вот чего хочет от нас Господь. Но люди Его не слышат, люди живут так, как будто смерти не будет. «Для чего мне так рано вставать в воскресенье, идти в церковь, стоять там два часа? Я всю неделю работаю, устаю»,— так говорят многие. Нас потрясают экономические кризисы и социальные катаклизмы, а первопричина тому— кризис личности, утрата человечеством нравственных ценностей.

Но что это означает для нас и чему эта ситуация должна нас научить? Она должна нас научить прежде всего оставаться со Христом; помнить, что мы куплены дорогою ценою (1Кор.6,20). И что наше пребывание на Земле— это миг, а за ним вечность. Казалось бы, мы все это знаем— мы же в Церкви, мы, по сути, и есть Церковь! Но ведь ни для кого не секрет, что среди, хотя бы, церковных певчих регулярно исповедующихся и причащающихся— единицы. Это означает, что их церковное служение— чисто внешнее, служение наемника. Мирской дух проникает всюду; в Церкви становится все больше мирской суеты и все меньше— святой простоты. А мир— он не понимает и не чувствует Христа. Агрессия и зло мира напоминают нам, что от ответа на Страшном Суде никто не уйдет, и что взять с собою мы сможем только наши духовные приобретения.

— Это противостояние учит нас, прежде всего, оставаться христианами. То есть— не сообразовываться с веком сим, а стоять в вере.

Почему в обществе растет неприятие Церкви? Почему мир не хочет, чтобы христианство было, как сказано в Евангелии, солью земли? Потому что в людях нет веры. Еще Тихон Задонский в XVIII веке говорил: христианство покидает людей, остается одно лицемерство. Об этом есть и в Евангелии: Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле? (Лк.18,8) Вера— это то, что не доказуется, а показуется, вот почему люди в старину следовали за подвижниками, шли к ним со всех концов России, разыскивали их в лесах и болотах: они хотели видеть веру. А сегодня мы видим людей, которые не хотят видеть веру, и слово Божие им не нужно. Они привыкли не задумываться о горнем. Иногда они говорят: нам и так хорошо. Но на самом деле им совсем не хорошо, ими владеет беспокойство, страх. Они надеются на какие-то земные средства, на сотовый телефон, по которому они сразу кому-то позвонят, если что-то случится. Они боятся думать о смерти и о расплате за грехи. Преподобный Серафим каждого, к нему приходящего, встречал словами «Радость моя!»— могут ли сегодня люди вот так приветствовать друг друга? Если Бога нет, в душе человека пустота, и эту пустоту надо чем-то заполнить. И человек думает: что естественно, то не безобразно. Вы, конечно, слышали эту фразу, ее даже дети часто повторяют. На самом деле безобразно то, что безбожно. Если человек уверен, что он произошел от обезьяны, он непременно к обезьяне, к животному состоянию, вернется. Если мир в целом погружается в животное состояние, то Церковь его может только раздражать. Зачем ему Церковь, которая говорит «нельзя» и учит памяти смертной?

Но, если мы христиане, мы должны думать, как преобразить и спасти погибающий мир. Ведь ни общество, ни государство не могут без веры нормально существовать. Я, когда выступал в РОВД, говорил: вы должны понимать, если я соблюдаю законы, принятые в государстве, то это потому, что для меня другой Закон есть. Но насколько мы следуем этому Закону, какова наша вера, каков наш труд, каково покаяние, не ходим ли мы на совет нечестивых, не разъел ли нас самих мир?

— Слово «мир» многозначно, и наименее употребительное его значение — это когда мы мир противопоставляем Церкви. В этом случае термин «мир» включает в себя всех людей, находящихся вне Тела Христова. Для представителей этого мира характерно различное отношение к христианству: от полного равнодушия до активной вражды. Поскольку в настоящее время мы чаще сталкиваемся именно с негативным отношением мира к Церкви; естественно, возникает вопрос о причинах такого положения дел. Если представить себе гипотетического стороннего наблюдателя, то у него отрицательное отношение мира к христианству, скорее всего, вызвало бы серьезные недоумения: ведь большинство людей имеют врожденное представление о нравственности и признают необходимость воплощения в социальной жизни норм общечеловеческой морали. А так как именно в христианстве нравственные идеалы достигают максимума— не только в сравнении с другими религиозными традициями и философскими системами, но и в абсолютном смысле— то логично ожидать доброго отношения общества к Церкви Христовой. Однако сегодня мы сталкиваемся с противоположным явлением: почти каждое высказывание церковных иерархов, касающееся насущных вопросов жизни общества, в СМИ и на форумах подвергается резкой критике, зачастую совершенно безосновательной. Когда же представители «мира» говорят о церковной жизни, то в их суждениях нередко просматривается влияние старых мифов, сконструированных атеистической пропагандой. А уж если становится известной негативная информация о поведении представителя Церкви (особенно священнослужителя), то тут количество выливаемой грязи (и на данного человека, и на Церковь в целом) превышает все разумные пределы.

Проблема отношения мира к Церкви является одной из вечных коллизий и вряд ли она когда-либо будет не то что устранена в принципе, но даже просто сглажена. Почему так происходит? Ответ в Евангелии: если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел. Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир. Помните слово, которое Я сказал вам: раб не больше господина своего. Если Меня гнали, будут гнать и вас (Ин. 15, 18-20).

Но как нам, христианам, реагировать на противостояние мира и Церкви? Во-первых, здесь уместно процитировать слова нашего современника протоиерея Валериана Кречетова: «Из мира мы пришли, но не от мира должны быть». Мы не имеем возможности физически изолироваться от нередко чуждой христианству среды, однако мы обязаны хранить духовную трезвость и жить по евангельским законам, отвергая те ложные принципы, которые мир явно или в скрытой форме нам навязывает. И здесь важно оградить от тлетворного влияния внешней среды как себя, так и, по возможности, наших ближних, особенно детей.

Конечно, вести такую жизнь довольно сложно, и всякий христианин, ставший на путь духовной борьбы с разрушающим воздействием мира и его «князя», рано или поздно осознает свою немощь. И с этим связан второй аспект, который следует всегда иметь в виду— необходимость смирения и полного упования на волю Божию. Только с Его помощью возможно выйти победителем в брани против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной (Еф. 6, 12). И только в этом случае мы безопасно сможем взойти на новую, самую высокую ступень развития отношений с миром— проповеди Евангелия, свидетельства словом и делами о Христе Спасителе. Если мы сами будем, как завещал апостол Павел, стойкими в вере, мужественными, твердыми (см.: 1 Кор. 16, 13), то сможем благотворно повлиять на окружающих и в конечном счете способствовать преображению нашего общества и мира в целом.

— Не думаю, что напряжение в отношениях Церкви и мира именно сегодня достигает своего апогея. История Церкви с самых ранних времен знает сложность и многообразие этих отношений. Христос не обещал рая на земле, напротив, Он говорил лишь о малом стаде (см.: Лк. 12, 32), которому ничего не следует бояться. На протяжении веков Церковь Христова выходила победительницей из самых разных обстоятельств, при этом, торжествуя победу истины, растворяла ее скорбью о побежденных.

Современное общество вновь ставит под сомнения традиционные христианские ценности, не желая принять их объективность, но для Церкви Христовой это не то что не ново, это ежедневная реальность ее существования на протяжении веков. Общество, раздробленное ментально, воспринимает голос Церкви как одну из версий— традиционных, консервативных, а значит— устаревших. Общество освободилось от навязывания идеологии, цензуры, традиционных устоев, но теперь эта свобода требует «новых» решений и «прогрессивного» мышления. Если не успеть— тут же оказываешься вне рейтинга успешных и состоявшихся, а именно они и указывают обществу «актуальные» ценности. Но нам-то, православным, кажется, ничего не должно угрожать— наш опыт восприятия мира и того, что в мире, укоренен в церковном сознании, в предании Церкви Христовой, в опыте всех тех людей, кто своей жизнью ответил на вопросы о поиске истины. Может быть, именно в этом и есть тот золотой ключ к умам, сердцам и сознанию общества, который отворяет жизненность христианских ценностей, непреходящее значение слов Спасителя.

Меняются времена, нравы и вкусы, а Христос— все Тот же. И мы все так же остаемся людьми, к которым обращены Его слова и дела. Научиться нам следует прежде всему этому— слышать слова Христа так, как они сказаны, слышать в них именно то, что они говорят, чтобы не уподобиться тем, кто слыша не слышат (см.: Мф.13,13); воспринять всерьез в Евангелии не только то, с чем нам легко согласиться, но и особенно то, что нас выставляет не в лучшем свете. Интенсивность и разнообразие претензий к Церкви дает нам повод ясно осознавать свою веру и свою причастность Христу. Сегодня, как и всегда, быть христианином— значит бросать вызов миру, плыть против течения, ведь если бы мы были от мира, мир любил бы свое (Ин.15,19). Современность обрушивает на нас шквал идей, эмоций, образов и как важно суметь здесь отличить слово живое от банальной провокации. Последние события в современном обществе дают нам повод лишний раз сверить свое христианское «я» со словами Спасителя, а значит, быть Его свидетелями в мире.

— В условиях растущей враждебности мира Церкви надо быть— такой, чтоб люди ей доверяли, шли в нее и любили ее. Поэтому важно понять вот что: люди не хотят идти в очередную организацию. Им нужно, чтоб Церковь была исключением из всех тех мирских правил, к которым они привыкли. От общения со священником люди хотят получать то, чего больше нигде и ни от кого не получат: чтоб действительно почувствовать благодать, а не просто получить какие-то инструкции. Люди, которые уже сегодня находятся в Церкви, и священники, и миряне, должны это понимать. Не должно быть фарисейства. Необходимо подлинное внимание к каждому человеку, к такому, как он есть сейчас, человек должен чувствовать к себе живой интерес, и это должно идти именно от любви. Я даже не сразу решилась это произнести, потому что боюсь— слова о необходимости любви могут превратиться в какую-то затертую формулу. На самом деле за этими словами столько стоит! Это именно конкретика, это та помощь, которая конкретному человеку нужна. И вот еще о чем важно помнить: в той обстановке, что сложилась сегодня, люди всматриваются в священника очень и очень пристрастно. Они живут в политизированном мире, и все время пытаются понять— а не ищет ли батюшка собственной выгоды, а нет ли в его поведении политики? Люди на это не согласны. Поэтому не должно быть политизации Церкви, не должно быть политики в поведении отдельных священников, у прихожан не должно возникать сомнений в независимости Церкви.

— О причинах конфликта между миром и Церковью с исчерпывающей полнотой сказано в Евангелии от Иоанна (см.: Ин. 15, 18-19). Прошло две с лишним тысячи лет, но мир все тот же, и Бог все тот же. Если рассмотреть стандартные (а они именно такие) претензии светского общества к Православной Церкви, мы увидим, что все они уже однажды выдвигались, и против кого же? Против Господа нашего Иисуса Христа.

…почему ученики Иоанновы постятся часто и молитвы творят, также и фарисейские, а Твои едят и пьют? (Лк. 5, 33)— спрашивают Его фарисеи. И сегодня в сотый раз повторяется один и тот же набивший оскомину сюжет о попе на «мерседесе», с часами «Ролекс» и с дачей на Лазурном берегу. Пушкин говорил, что толпа «в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы!». С той же самой радостью толпа жаждет видеть в униженном и скверном состоянии того, кто имеет власть отпускать грехи и свидетельствовать о грехе, того, кто во время Литургии в некоторых моментах символизирует самого Христа.

Второе обвинение, которое можно услышать сегодня в адрес Церкви,— это ее неприемлемая политическая (или аполитичная) позиция. Оно тоже известно с евангельских времен: Христа приветствовали как земного вождя, как освободителя израильского народа (см.: Лк. 24, 21), а затем, разочаровавшись, кричали: «Распни». После падения советского режима Церковь обвинили в политической недальновидности, в соглашательстве, в том, что ее представители продались советскому режиму. Наконец, сегодня Церковь обвиняют в том, ее представители сотрудничают с партией власти. Мы то и дело слышим: «А зачем у них там Путин (Медведев) со свечкой стоит?! А зачем его нам по телевизору показывают?!» Вопрос о том, почему Президент, или премьер-министр, или губернатор на Пасху или на Рождество приезжает в храм, по сути своей нелеп. За тем же, за чем все остальные. Не выгнать же его, в самом деле, из храма, куда, кстати, приходят не праведники, но грешники на покаяние. Но оппоненты Церкви не хотят внимать разумным доводам; они требуют, чтобы церковная кафедра превратилась в оппозиционную политическую трибуну.

Еще одна вина Церкви в глазах светского общества— ее социальная индифферентность, отстраненность от нужд социально незащищенных слоев общества. Критики Церкви спрашивают, для чего строить еще один храм, когда можно было бы на эти же деньги построить детский дом или больницу. Не правда ли, здесь отчетливо слышится голос Иуды: для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим? (Ин. 12, 5).

И, наконец, самое главное. Церковь обвиняют в том, что она узурпировала право на провозглашение истины, что ее представители некорректны, нетолерантны, негибки, догматичны, что они не хотят отвечать на вызовы времени, а продолжают настаивать на том, что только Христос есть путь и истина и жизнь (Ин. 14, 6). Что здесь сказать? Суд Синедриона обвинил Христа именно в этом— в том, что Он называет Себя Сыном Божиим (см.: Ин. 19, 7). И мы сегодня исповедуем Его именно так. Это вызывало ярость тогда— это раздражает и сегодня.

Возникает вопрос: что должен делать православный христианин в сложившейся ситуации? Прежде всего, мы ни в коем случае не должны солидаризироваться с обвинениями в адрес Церкви. Ни словом, ни делом, ни кивком, ни малодушной ухмылкой. «Критика» в адрес Церкви— это попытка светского общества судить ее внутреннее устройство по внецерковным законам. Польза от таких замечаний весьма сомнительна. Что из того, если мне скажут, что я молюсь слишком много, если я знаю, что я молюсь недостаточно? Но каждая наша уступка в этом направлении влечет за собой все новые и новые обвинения. Согласие с клеветниками Церкви— это начало пути, в конце которого— отречение от Христа.

В словах хулителей Церкви много лжи, но есть и страшная правда; сам факт того, что эти слова были произнесены, говорит о многом. Даже и за совершенно ложными обвинениями скрывается подлинная боль тех, кто эти обвинения произносит,— это боль богооставленности. В том, что эти люди не с нами, не в Церкви, но против нас, есть и наша вина. Если они не увидели в нас света Христовой истины, то, значит, не так этот свет в нас ярок. Или его вообще в нас нет! Когда-то люди, рукоплескавшие казням христиан, вдруг переставали рукоплескать и сами становились христианами. Они видели свет! А если сегодня этого не происходит, если никто из хулителей не останавливается и не начинает понемногу меняться, то причина этому— наше недостоинство. И в этом суд над нами.

— Было бы странно, если бы сегодня хулители и отвязные критики Церкви не проявляли заметной активности. Тут дело вот в чем. В постсоветской России Церковь оказалась не только единственным полноценным социальным институтом, нет, ситуация намного трагичнее. Церковь осталась у нас— единственным островком жизни. Не только «островом спасения», но и просто жизни. Несовершенной, конфликтной, как и положено земной жизни. Но по сравнению с тотальным небытием— руинами национальной, политической и так называемой культурной жизни— жизнь в Церкви, в ее незримой ограде— явление очевидное и поистине удивительное. Все, на что надеялись так называемые прогрессивные, интеллигентные либеральные современники и соотечественники— ныне мертво. Более того, именно эти надежды и иллюзии стали катализатором последнего саморазрушения и самоопустошения. Однако признавать очередной крах очередных ллюзий не хочется. Думать о собственной несостоятельности— тем более. А потому— «чур, не я». Все претензии— к Церкви, в ней, мол, и это плохо, и то, и другое. И с интеллектом у вас, православные, хуже некуда, и много с чем еще…

Ну так что поделаешь, господа хорошие, приукрашивать себя нам не пристало. Сказать по правде, так не то, что с интеллектом, но и с жертвенностью, с подлинным благочестием и даже праведностью у нас нынче не все в порядке. Зато у нас есть жизнь и, следовательно, надежда. А у вас, братья, увы, именно этой малости совсем нет. И сказать вам, по большому счету, нечего. И вы будете изнемогать в своих интеллектуальных упражнениях, пламенных манифестах и обличениях, всячески скрывая при этом свою смертную тоску и опустошенность.

Как всегда, и эта конкретная историческая ситуация оборачивается для христианина прежде всего искушениями и соблазнами. Они, как я полагаю, очевидны. О них все сказано в Евангелии. На ином, более простом культурном уровне нас пытаются дискредитировать и загнать в резервацию, дабы пространство национальной жизни по-прежнему оставалось полигоном безответственных экспериментов. Я полагаю, мы не можем и не должны принимать подобные наставления.

— Растущее напряжение учит нас не поддаваться на провокации.

Церковь критиковали всегда, критикуют сейчас, и будут критиковать. С одной стороны, необходимо помнить слова Спасителя: и будете ненавидимы всеми за имя Мое; претерпевший же до конца спасется (Мф. 10, 22; Мк. 13, 13). С другой стороны, как у богочеловеческого организма у Церкви имеется масса проблем. Не здоровые имеют нужду во враче, но больные (Мф.9,12). Если сравнивать Церковь с больницей, можно сказать, что врачи этой больницы сами нуждаются в лечении; а Врач, Которому не надо говорить «исцелися сам», только один, Христос. Если взглянуть на Русскую Православную Церковь под таким углом, то, разумеется, найдется масса поводов для критики. Но какова цель критических текстов, авторы которых упрекают Церковь в нехватке образованных и порядочных священников... и много в чем еще? Почему-то считается, что основная цель подобных критических текстов— обратить внимание общества на эти и другие церковные проблемы, поскольку Церковь— важный общественный институт и т.д.

Но, по-моему, дело здесь не в потребностях общества, а в том, что каждому критику до боли обидно, что далеко не все люди на него похожи. Что касается общества в целом, то ему, как известно, и на Церковь, и на ее будущее наплевать. Для того, чтобы это понять, достаточно выйти на улицу с предложением скинуться и построить храм на местном пустыре. Спрашивается, для кого пишете?

Вообще, те, кто сейчас нападает на Церковь, призывая ее измениться, кажется, полагают, что без их помощи сделать это никак не удастся. А между тем нельзя забывать, что однажды именно так начали менять нашу страну. Лично мне не хотелось бы, чтобы подобным образом «изменяли к лучшему» нашу Церковь.