Игумен Нектарий (Морозов): «Прикасаться к святыне нужно сердцем»

Принесение в Россию Пояса Пресвятой Богородицы из греческого монастыря Ватопед привело к колоссальному всплеску религиозного чувства в стране. Люди готовы были отстаивать километровые очереди ради возможности прикоснуться к святыне. В попытках проанализировать мотивацию людей наблюдающие за процессом со стороны журналисты и блогеры перехитрили сами себя. Услышав, что Пояс Пресвятой имеет чудесную силу исцелять от женского бесплодия, кто-то сделал вывод, что главная цель многочасового стояния в очереди связана с желанием получить «медицинскую услугу», и на полном серьезе ругал российский минздрав за «недоработки в части сбережения женского здоровья». Другие пошли еще дальше, обвинив полмиллиона своих соотечественников в средневековой замшелости. Наиболее «догадливые» заявили, что принесение в Россию Честного Пояса – политическая акция, призванная консолидировать народ перед выборами. Почему взгляд на важнейшие церковные события оказывается столь поверхностным, и в чем подлинный смысл почитания святынь в Православии? Настоятель саратовского храма в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали» игумен Нектарий (Морозов), сам в прошлом журналист, хорошо знает, как создаются медийные мифы, и как они же впоследствии развенчиваются.

Простоять ради рекламы?

СМИ уверяют, что массовое паломничество к Поясу Богородицы превратилось в подобие светской пиар-акции со всеми ее атрибутами – ажиотажем, перекрыванием улиц, пробками. И что все эти вещи девальвируют смысл происходящего, являются чем-то несовместимым с религиозным чувством, со святыней. Насколько оправданны такие обвинения, и стоит ли ими смущаться?

Игумен Нектарий (Морозов)

Но большинство людей пришло туда не из-за желания на что-то поглазеть или посчитать, сколько человек в минуту проходит через арку с ковчегом, а потому, что их привело живое религиозное чувство, смысл которого заключается в том, что переживает верующий человек в своем сердце. Отстоять 10–15 часов на холоде просто ради участия в рекламной акции очень сложно. У нас в советские времена за самыми дефицитными товарами так долго никто не стоял. Почему? Да потому что оно того не стоило. А если человек столько времени на морозе проводит, значит, его сердце от него этого требует.

Много шума наделали случаи прохождения без очереди высокопоставленных чиновников. В прессе появились провокационные заголовки о том, что власть в России оказалась ближе к Богу, чем народ…

— Людям бросаются в глаза негативные факты — спецномера на машинах, вип-приглашения, с которыми никто толком не разобрался, есть они или нет. Однако объективно — есть категория чиновников, которые пользуются услугами Федеральной службы охраны и в очереди стоять не могут по соображениям безопасности. Я не исключаю, что среди людей, прошедших к ковчегу не на общих основаниях, были и лица, не подпадающие под категорию охраняемых. Однозначно, для них было бы полезнее постоять в очереди, но все это совершенно неважно, потому что не это главное впечатление, которое можно и нужно вынести из того, каким образом происходит поклонение. Мне не пришлось в это время быть в Москве, я поклонился Поясу Богородицы в Самаре, и могу сказать, что лично я за несколько часов, что мы стояли в очереди, замерз до такой степени, что не знаю: если бы пришлось простоять еще с полчаса, то выдержал бы я или нет? А ведь там были люди гораздо старше и немощнее меня, и, тем не менее, они стояли. И в этом, безусловно, есть некий элемент и подвига, и жертвенности.

Не надо автоматизировать

— Вы говорите о подвиге, а московская газета «Ведомости» видит в этом всего лишь элемент моды и коллективного бессознательного. А еще иррациональной надежды на чудо и возможность исцелиться…

— Я не могу представить себе полмиллиона человек, из которых каждый пришел только ради чуда и возможности исцелиться. Полмиллиона людей в Москве прикоснулось к Поясу Божией Матери, это что, все женщины, страдающие от бесплодия? Да нет. Там же стояли и мужчины… И не надо это автоматизировать, превращать в механический процесс. Чудеса творит живой Бог, чудеса происходят по молитвам Божией Матери и святых угодников Божиих. Но источник чудес — не Пояс, не икона и не какая-то иная святыня. Другое дело, что когда человек к ней прикасается, открываются какие-то потаенные двери его собственного сердца, и Господь получает возможность войти в жизнь этого человека и что-то в ней изменить. Вот это и становится чудом, его-то одного и стоит искать при прикосновении к святыне.

О моде можно было говорить в начале девяностых. Если же кто-то утверждает, что это мода, тогда надо признать, что на Православие уже 20 лет мода, и никак она не проходит. У нас редко что-то бывает в моде так долго. То же самое и с коллективным бессознательным — не надо считать людей хуже, глупее, примитивнее, бессознательнее, наконец, чем они есть на самом деле. Для журналистов и издателей это как минимум невежливо, а на самом деле еще и очень неумно.

— Есть мнение, что феномен массового почитания святынь свидетельствует о не очень хорошем состоянии нашего общества и о том, что российские люди трудно живут. В обычной жизни они своих проблем решить не могут, потому отправляются искать помощи у святыни, которая становится для них своеобразной отдушиной. Есть ли логика в таком размышлении?

— На самом деле человеку негде искать прибежища, кроме как у Бога. Просто бывают периоды относительного благополучия в жизни общества, государства или отдельной личности, когда эта реальность так ясно и ярко не ощущается и не проявляется. Но стоит немного измениться ситуации, и человек понимает, что кроме Бога помощи искать, по большому счету, не у кого. И в трудные исторические периоды число людей, ищущих помощи Божией, всегда увеличивается. Только когда журналисты светские пишут об этом, они видят такую связь: жить стало плохо и поэтому больше людей стало искать чуда. А связь гораздо более глубокая, обратная: оттого, что большинство людей живет, о Боге не вспоминая, и становится так трудно и тяжело жить. А что люди после этого к Богу все-таки обращаются, так в этом и есть некая надежда на то, что жизнь к лучшему все же изменится.

— Но ведь наверняка не все решившие поклониться святыне россияне пришли именно к Богу. По-настоящему верующих, живущих церковной жизнью людей единицы…

— Я думаю, что не стоит изобретать инструменты, измеряющие, вполне или не вполне люди приходят к Богу, когда они стремятся поклониться святыне. Чтобы это понять, надо забраться внутрь сердца каждого отдельного человека и произвести исследование, что в этом сердце находится. Такое исследование может предпринять только сам человек, и помимо него содержание его сердца ведомо лишь Богу. Никакому внешнему наблюдателю этого никогда не понять. Ни по поведению человека, ни по его словам нельзя сделать некий окончательный вывод относительно жизни его сердца. Все подобные наблюдения носят теоретический характер, а практический имеют разве что наблюдения священников, которые знают, что каждый раз после того, как такая великая святыня прибывает в город, в храмах появляются люди, которые неожиданно для себя самих обращаются к церковной жизни. И не эпизодической, а постоянной.

По закону любви

— В одном телерепортаже стоящая в очереди женщина, когда ее спросили, зачем она пришла, сказала, что пришла загадать желание. В чем на самом деле смысл поклонения святыне, и чем оно отличается от магического отношения к этому явлению?

— Есть люди, испытывающие чувство любви, а есть либо еще не испытавшие его, либо утратившие эту возможность. И вот для таких людей совершенно непонятны действия, которые другие люди по любви совершают. Когда по любви жертвуют собой, готовы отказаться от чего-то по-настоящему важного и дорогого для них, часами стоять на улице в ожидании любимого человека…

Когда мы поклоняемся святыне, здесь тоже действует закон любви, только любви духовной. Вот видит верующий человек Пояс Пресвятой Богородицы, понимает, что этот Пояс прикасался при жизни к телу Божией Матери. И сама по себе эта мысль настолько поразительна, что хочется преклонить колени и поклониться этому вещественному воспоминанию о Той, Которая является Матерью, принявшей под Свой благодатный покров весь человеческий род. И не только тех, кто к Ней обращается, но и тех, кто живет, о Ней и о Божественном Сыне Ее не вспоминая.

Почему люди бережно хранят вещи, подаренные близкими, друзьями, возлюбленными? Почему порой достают их, целуют, держат в руках? Опять же по любви. И если не все люди понимают абсолютно правильно с богословской точки зрения смысл поклонения, это вовсе не значит, что все они считают фетишем ту святыню, к которой пришли. Когда человек безнадежно больной приходит и стоит 20 часов, Господь не будет смотреть на глубину его богословских познаний, степень его церковности и даже, в какой-то степени, чистоту его жизни. Он будет смотреть на то, насколько этот человек смог, несмотря ни на что, возложить на Него свою надежду, увидеть в Нем Бога любви.

— Многие жалуются, что им хочется сосредоточиться перед святыней, постоять рядом с ней в тиши, но из-за большого количества паломников это бывает невозможно. Стоит ли из-за этого расстраиваться?

— Я был в свое время в монастыре Ватопед, и там мне довелось поклониться Поясу Пресвятой Богородицы. И надо сказать, что это событие не запомнилось мне как чрезвычайное, я просто об этом помнил. А когда мы поехали в Самару, и когда я стоял продрогший в очереди, я чувствовал ту радость и удивительную сердечную легкость, которую не ощущал в своей жизни давно. И я не думаю, что это мой уникальный опыт, это опыт большого количества людей. Поэтому весь вопрос не в том, в тиши ли совершается это поклонение или на людях, а в том, с каким сердцем человек к этому поклонению пришел.

И я понимаю, почему мое сердце на Афоне не получило такого утешения — я не стоял там в очереди, не мерз, не предпринимал никаких усилий. Я летел туда на самолете, потом ехал на комфортабельном автобусе, плыл на удобном пароме по синему морю под теплым, ласковым солнцем. А здесь я немного потерпел и испытал радость. Вот поэтому и не имеет смысла говорить о людях, приехавших со спецномерами. Ну что они получили от этого? Практически ничего. А тот, кто простоял 20 часов, а потом упал, и его увезла «скорая помощь», он получит что-то, о чем не узнают пассажиры этих самых машин из спецгаражей и тем более журналисты, со стороны наблюдающие за процессом.

— И вы не огорчились оттого, что прикоснуться к ковчегу не удалось, а пришлось только пройти под ним?

— Нет, потому что, как я уже сказал, главное — прикоснуться к святыне сердцем. Огорчиться может как раз человек, не понимающий, в чем отличие святыни от амулета или талисмана.

— А вас не смутило заявление главного санитарного врача страны Геннадия Онищенко, который призвал россиян, не уверенных в своих силах, пройти путь к святыне мысленно?

— Я считаю, что это очень разумный совет. И Господь говорит о том, что каждый человек, прежде чем предпринять что-то сложное, неординарное, должен трезво оценить свои силы. Другое дело, что слово главного санитарного врача является лишь поводом для размышлений, а не прямым указанием к действию. Потому если тяжело больной человек идет поклониться святыне и знает, что может там упасть и даже умереть, и готов к этому, то это не страшно. Страшно, если человек пошел, и с ним это случилось, а он к этому не готов…

Все зависит от человека

— В последнее время в наш Саратов регулярно привозят различные чудотворные иконы и мощи святых. Из-за частого их приезда есть опасность утратить живое чувство соприкосновения со святыней, привыкнуть. Чем руководствоваться, чтобы этого не случилось?

— Поклоняться святыне мы идем не по долгу, а исходя из внутренней потребности. А если ее нет, то, наверное, надо разобраться, почему. Может, потому, что твое религиозное чувство совсем угасло, а может, просто ты только что вернулся из паломнической поездки, и потребность поклониться новой святыне еще не успела зародиться в душе. Если первое, то это плохо, и надо что-то менять, если второе, то вполне оправданно. Потому что если человек недавно был в Москве, где поклонился мощам святой блаженной Матроны Московской, то, наверное, не будет оправданно, если он и в Саратове будет выстаивать огромную очередь. Во всем должна быть здравость. По слову святых отцов, делаемое сверх меры не может быть угодно Богу. Хотя все зависит от того, что человек чувствует, какова сила его любви и каких внешних проявлений она требует.

— Еще один тезис из разряда внешних наблюдений: будто принесение святыни — это искушение и для священнослужителей, говорящее о проблемах внутри самой Церкви. Некоторые издания уверены, что «иерархам проще и торжественнее привезти Пояс Богородицы, чем ежедневно заниматься воспитанием сознательных верующих…».

— Если ответить очень примитивно, то можно сказать, что проще ходить гулять, чем спать, настолько это вещи из разных областей. Церковная жизнь — это не что-то простое и одноплановое, она состоит из множества проявлений. Есть богослужебная жизнь Церкви, есть молитвенная жизнь каждого верующего человека, есть покаянная практика, есть то, что можно назвать научной составляющей церковной жизни. И пытаться что-то из этого устранить — совершенно бессмысленно. Есть традиция поклонения святыне, но она не может противопоставляться церковной жизни человека, она является просто лишь одной из ее составляющих, это вещи, которые не могут друг другу препятствовать. Как учил Господь: подобает и одно творить, и другого не оставлять.

Можно и потерпеть

— Когда в результате принесения святыни или крестного хода в городе перекрывают улицы, часто приходится слышать нарекания в стиле «опять эти попы чего-то затеяли, а я не могу домой попасть». Что тут можно ответить?

— Это понятно, что «попы затеяли». Но на улицу вышли люди, у которых есть в «затеянном» потребность. Если человек не может попасть домой из-за того, что улица перекрыта, то, наверное, он, несмотря на это, должен отдать какую-то элементарную дань уважения людям, которые живут с ним в одном городе. Это же не каждый день происходит, значит, это как-то можно потерпеть. Тем более что в Москве во время последних мусульманских празднеств кто-то карабкался на ограду православного храма и оттуда кричал «Аллах акбар», людей, которые проходили мимо, разували, заставляли босиком идти по улице достаточно холодной осенью. И особых жалоб на это почему-то не было.

Когда приезжает святыня, ничего подобного не происходит, никого не разувают, никто не залезает на фонарные столбы и не возглашает с них никаких агрессивных христианских лозунгов. Да их просто и нет в Православии. Вообще такого рода нарекания, мне кажется, обусловлены отсутствием элементарного уважения — не к Церкви, а к себе подобным людям, которых почитают неспособным к самостоятельному мышлению стадом, вышедшим на улицу только потому, что там кто-то что-то «затеял».

— В жизни каждого человека бывает первое, очень важное соприкосновение со святыней. А каким оно было у Вас?

— Это было летом 91-го года, когда я еще совсем молодым человеком пришел на работу в еженедельник «Аргументы и факты». На тот момент я иногда бывал в храме, раз или два исповедовался, но о церковной жизни не знал практически ничего. Однажды мой коллега отозвал меня в сторонку и сказал, что в Москве находятся мощи преподобного Серафима Саровского, и предложил пойти к ним приложиться. Для меня это тогда ничего не значило, я даже не знал, кто такой Серафим Саровский. Мы подошли к храму, и пока стояли в очереди, я купил брошюру с житием преподобного и прочитал ее. И в тот момент, когда подошел к его раке, то пережил нечто такое, что просто не возьмусь сейчас описывать.

И с этого момента в моей жизни начались совершенно неожиданные перемены, которые не были легкими и всегда радостными, но, оглядываясь назад, я понимаю, что именно это прикосновение для меня было поворотным — в ту сторону, в которую хотел направить меня Господь, то есть — ко спасению. Как правило, человек всегда чувствует этот момент в своей жизни, его трудно не заметить. И мой опыт опять же не носит уникального характера, это опыт многих и многих людей. И было бы, наверное, неплохо, если бы кто-то задался целью написать книгу — даже не о чудесах, о них бывает увлекательно читать, но это не так важно, а о тех внутренних переменах, которые произошли в жизни людей после прикосновения к святыне. Переменах, подобных той, о которой мы слышим в евангельском повествовании о начальнике мытарей Закхее, забравшемся на дерево, чтобы лучше рассмотреть проходившего мимо Христа. На моих глазах такое переосмысление случалось не раз. Да и со мной было именно так, потому что и я был таким же журналистом, который точно так же смотрел со стороны и которому тоже все видимое казалось странным, диковинным и где-то даже диким до тех пор, пока я сам это изнутри не пережил.

— Святыни в российские города везут так часто потому, что есть потребность, или, говоря рыночным языком, спрос. Значит ли это, что если лет, скажем, через пять он упадет, то и «предложения» станет меньше?

— Потребность нельзя сформировать искусственно. Если человеку собираются навязать какой-то продукт, то это можно сделать раз, два или три посредством агрессивной рекламы. Но если этот человек этим продуктом отравился или не получил искомого результата, то он больше не будет его покупать. А здесь человек платит — своими ногами, усталостью, но ведь платит — за ту душевную пользу, которую ищет. И если бы люди подобной пользы не получали, то эта потребность уже давно бы исчезла, изжила бы себя. Но она не исчезает. Она растет.