Молиться и учиться

Умение подобраться к серьезным темам – особое искусство, которому нигде не обучают. Это искусство тем более ценное, чем более несерьезны времена, чем больше в людях привычки отмахиваться от вопросов по существу и привычно твердить некритично усвоенные формулировки.

Вот Остап Бендер, влюбившись, написал, точнее – родил, стихотворение. Оказалось, ранее его это же стихотворение родил Пушкин: «Я помню чудное мгновенье: / Передо мной явилась ты…» И так далее.

Здесь мало смеха. Бендер-то талантлив во многих областях, а в некоторых просто гениален. Он гениален, но неучен. Будь он учен, то есть классически образован, он написал бы свои собственные шедевры под действием любовного томленья или усталости от житейской суеты. Все прежде написанное другими и ему знакомое стало бы плодородной почвой для нового диковинного растения. А так – ничего оригинального и неизбежные обиды на опередивших его знаменитостей.

Этот эпизод из «Золотого теленка» – иллюстрация к одной из сентенций Конфуция, звучащей так: «Учиться и не думать – бесполезно, а думать и не учиться – опасно».

Талантливому человеку, человеку, любящему думать, обязательно нужно учиться. Хотя бы для того, чтобы не повторять «чужие зады» и не открывать давно открытое. Нужно освоить багаж уже совершенных открытий, стать на вершину этой горы и далее действовать в силу имеющегося дарования. Если этого не делать, то придется изобретать велосипед и открывать теорему Архимеда, придется бежать в патентное бюро со своим свежим и подлинным открытием и там встречать ехидные улыбки канцеляристов.

Так, умные, как ни странно, обязаны учиться более неумных, у которых преподаваемое привычно влетает в одно ухо, чтобы благополучно вылететь через другое. Те, вторые, найдут свою жизненную нишу и будут тихо жить. От них не жди (слава Богу!) ни больших пожаров, ни изобретения огнетушителя. А вот алмазы нужно огранивать и полировать.

***

Дались мне этот Бендер с Архимедом и Конфуцием! Меня интересует Церковь и нынешний ее исторический этап. Слова Конфуция в отношении Церкви можно переиначить в такой вид: «Учиться и не молиться – бесполезно, а молиться и не учиться – опасно».

Почему опасно? Потому что Арий был очень набожен и аскетичен, но верил в свою правоту наперекор голосу Церкви. Потому что все Савонаролы, Торквемады и Лойолы были фанатиками идеи, людьми, очень строгими в быту, а все кошмары, с ними связанные, были логическим продолжением их страстного опыта и неуемных порывов не в меру горячего сердца. Люди эти сузили свое сознание до решения одной единственной проблемы, которую они считали главной, и имена их и многих подобных им стали именами нарицательными. Правильно ощутив тревожность своего исторического момента, они неправильно реагировали на эту тревогу.

Правда, кто-то спросит: «А что это еще за Лойола и Савонарола?» Но вопрос этот, если прозвучит, будет еще одним доказательством того, что «молиться и не учиться – опасно».

Лучше всего угроза со стороны молящегося невежества видна на вопросах, связанных с эсхатологией. Испуганность, взвинченность, тревожность в связи со всем, что прикасается к теме последних времен, как раз свойственна людям благочестивым. Скептики и неверы, слыша сии громы, не крестятся. А вот молящиеся люди внимательны – иногда страшно внимательны – ко всему, что связано с концом света. Горько признать, но многие из них ни к чему более не внимательны вообще, кроме темы антихриста. Опасаются кодов, но сами ведут себя, словно уже закодированные, ибо ни о чем, кроме кодов, говорить не умеют и не хотят.

Это тот случай, о котором говорил Достоевский в «Бесах», когда не человек обдумывает мысль, а уже «мысль думает человека». Человек уже не свободен, он – жертва одной мысли, и эта мысль жует его и проглатывает.

И дело здесь именно в образовании, точнее – в отсутствии его. Дело в том феномене, который можно назвать «благочестивым невежеством». Это невежество есть обратная, противоположная сторона «ученого безверия», а уж какая из этих двух болячек опаснее – думайте сами.

Безбожник готов от лампадки прикурить, а «эсхатолог» изучает штрих-коды в супермаркете. И что ты с этим всем поделаешь? А жизнь где? А середина где? Ведь жизнь-то кипит между «минусом» и «плюсом», а не на полюсах!

***

Говоря о пришествии в мир Спасителя, апостол Павел употребляет выражение «полнота времени». Он говорит: «Когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего Единородного, Который родился от жены, подчинился закону» (Гал. 4: 4).

Это значит, что вся христианская история – от Рождества до Второго пришествия – проходит в атмосфере полноты времени. Мы погружены в эту полноту и на Евхаристии даже совершаем «воспоминание Второго и славного Христова пришествия».

Поэтому неудивительно, что все эпохи и все христианские народы в разные этапы своего церковного бытия были чутки к вопросу «последнего времени». Ожидание Второго пришествия могло быть напряженным и всеобщим, оно могло накаляться до крайних пределов, а могло, наоборот, затихать. Но оно никогда не исчезало. Оно было всегда и везде оставляло следы. Эти следы как раз стоит изучать, и знание именно этой стороны церковной жизни обладает отрезвляющими свойствами.

***

Человеческий век краток. Человек быстро взрослеет, быстро стареет, быстро приближается к земному пределу, порогу. И все в его жизни совершается впервые, все уникально, все неповторимо. Поскольку человек не жил раньше, поскольку тревоги прежних эпох для него тождественны тревогам мифических марсиан, он склонен спешить. «Вот оно – то, о чем предсказано», – говорит человек, видя совпадения пророчеств с действительностью. О том, что такие же совпадения – и даже большие, – видели христиане прежних веков, он думать не склонен. Отсюда поспешность, отсюда накал страстей и пафос обличений. Отсюда недалеко до сектантства, до поспешного ухода в лес, до зарывания в землянки.

А ведь Второе пришествие – это Тайна. Тайну эту никто не отменял. Она неизвестна ангелам. Если бы мы были как-то особенно дружны с архистратигом Михаилом и попросили его, чтобы он по дружбе открыл нам время Великого суда, то первый среди архангелов бы ответил, что он этого не знает. Даже ангельскому миру это неизвестно!

И подготовиться заранее, подстелить соломку, чтобы не больно упасть, не получится. Единственное приготовление – жизнь по заповедям, ежедневное творение воли Божией и молитва. «Возверзи на Господа печаль твою, и Той тя препитает».

Бог умеет избранных избавлять, и об этом часто говорят в посланиях апостолы.

«Твердое основание Божие стоит, имея печать сию: “познал Господь Своих”; и “да отступит от неправды всякий исповедующий имя Господа”» (2 Тим. 2: 19).

То есть нам нужно отступить от неправды, а Господь Сам знает, как и кого избавить. Вот и все приготовления.

***

Итак, нам не пристало спокойное благодушие, отдающее неверием. Знамения нам известны, и многое свершается на наших глазах. Но нам не пристала и нервная активность, способная пугать, сбивать с толку, ссорить людей между собой. Жар сердца стоит уравновешивать холодностью ума. К.С. Льюис говорил о «проветривании ума воздухом иных эпох», то есть о чтении и погружении в проблематику времен минувших. В них часто мы узнаем самих себя – узнаем и успокаиваемся. А иначе день сегодняшний нам не с чем сравнить.

Одним словом, можно повторить ранее произнесенный тезис: мало молиться, нужно еще и учиться. По мере сил, по чуть-чуть, но обязательно.

И еще одно.

Учиться всю жизнь должны мы, священники. Должны учиться хотя бы потому, что священник есть человек, молящийся часто. Вся жизнь его – молитва, то – от сердца, то – по необходимости и долгу. Того и гляди перемолишься, «перегреешься», сам перепугаешься и паству начнешь пугать.

Пастырь «в стеклянном доме живет». Его грехи всем видны, и люди ропщут, перечисляя наши слабости: у того – одно, у того – другое. При этом мало кому известно, что особый вред и особая опасность может исходить не только от батюшки-бизнесмена или батюшки-выпивохи, а и от священника с высоким аскетическим идеалом. В случае, если он, как на Руси говорили, «свят, но неискусен», проблемы от его деятельности могут родиться специфические, закутанные в православную видимость и оттого еще более серьезные.

Роль всемирных хранителей веры, на которую мы часто претендуем и о которой мечтаем, мы, если и будем играть, то не иначе, как обогащаясь всеми видами полезных знаний. Иначе – беда. Беда, имя которой «невежество».

По две-три серьезные книжки ежемесячно стоило бы, как минимум, читать каждому православному священнику. Не тонкие брошюрки, а серьезные книжки. Вот это бы точно оказало очень серьезное влияние и на судьбы мира, и на состояние церковной жизни в нашем дорогом и измученном Отечестве.

***

Чтоб подкрепиться авторитетами, послушаем классика. Послушаем, что у Чехова в «Степи» говорит отец Христофор главному герою, отправляющемуся на учебу:

«Что наизусть надо, то учи наизусть, а где нужно рассказать своими словами внутренний смысл, не касаясь наружного, там своими словами. И старайся так, чтобы все науки выучить. Иной математику знает отлично, а про Петра Могилу не слыхал, а иной про Петра Могилу знает, а не может про луну объяснить. Нет, ты так учись, чтобы все понимать! Выучись по-латынски, по-французски, по-немецки… географию, конечно, историю, богословие, философию, математику… А когда всему выучишься, не спеша, да с молитвою, да с усердием, тогда и поступай на службу. Когда все будешь знать, тебе на всякой стезе легко будет…

Апостол Павел говорит: “На учения странна и различна не прилагайтеся”. Конечно, если чернокнижие, буесловие, или духов с того света вызывать, как Саул, или такие науки учить, что от них пользы ни себе, ни людям, то лучше не учиться. Надо воспринимать только то, что Бог благословил. Ты соображайся… Святые апостолы говорили на всех языках – и ты учи языки; Василий Великий учил математику и философию – и ты учи; святой Нестор писал историю – и ты учи и пиши историю. Со святыми соображайся…»

***

Учиться надо, со святыми соображаясь.

Таков вывод.

На том и прервемся.