Архимандрит Павел (Леднев) Прусский — незаслуженно забытый миссионер

Архимандрит Павел (Леднев) Прусский

Строгие меры императора Николая I против старообрядчества заставили руководителей Преображенского кладбища в Москве подумать о создании нового центра где-либо в более безопасном месте. И в начале 1848 года на средства кладбища Петр (еще до принятия иночества) был отправлен в Восточную Пруссию (отсюда его прозвание «Прусский») и там в Гумбиненской области недалеко от города Гумбиннен (ныне город Гусев в Калининградской области России), где жило человек до тысячи русских, устроил старообрядческий Войновский монастырь (в бывшем поселке Экертсдорф, а ныне поселок Войново на северо-востоке Польши). Вскоре после этого Петром было осуществлено давнее желание – принять монашество. Для этого он поехал в Черниговские слободы, в Злынский беспоповщинский монастырь, где и был пострижен в иноки с именем Павел. В 1851 году, вследствие раздоров в своем монастыре, он удалился на время в Климоуцы (близ Белой Криницы), где познакомился и стал одним из оппонентов Павла Белокриницкого (организатора и вдохновителя Белокриницкой старообрядческой иерархии), а также и там основал немногочисленную поморскую (беспоповскую) общину.

В 1852 году он возвратился в свой монастырь, которым и управлял 15 лет (до 1867 года), стоя во главе федосеевщины и пользуясь громадной известностью и авторитетом среди старообрядцев по всей России. Благодаря своей подвижнической жизни, любовному отношению к братии и смирению, число учеников о. Павла все разрасталось.

По достоверным слухам от учеников и сподвижников о. Павла, впрочем, которые сам он никогда не подтверждал, рассказывали, что «изможденные от поста и постоянного подвига молитвенного, эти “черноризцы” едва в состоянии были, по причине чрезвычайной слабости, особенно в Великий пост, прочитывать в моленной, из которой почти не выходили, по одной славе на кафизмах, сменяя постоянно один другого.

Про самого о. Павла передавали, что в те “прусские” времена, он выдерживал иногда весь пост, не вкушал никакой пищи. И, что никогда он не поднимал глаз, постоянно преклоняя взор свой, по заповеди отеческой, долу. По ночам, для освежения изнуренного тела, с великой предосторожностью, скрываясь от других, ходил в одно укромное место, где трудился, заступом приготовляя пещеру. Так что, заканчивали братия: тот, кто видал о. Павла в Пруссии, не узнали бы его сейчас и по внешнему виду…»

При о. Павле Свято-Троицкий монастырь пережил свой расцвет, были построены несколько новых зданий, основана библиотека. Иноки монастыря воспитывали и обучали церковной грамоте детей, нередко даже присылаемых из России. Занявшись устроением обители, о. Павел не прерывал своих исследований старообрядческих учений и, «испытуя писания», он всеми своими мыслями и выводами откровенно делился с братией. Сомнения в правильности федосеевского учения, по мере изучения им святоотеческих творений, все более и более усиливались. Сначала о. Павел пришел к выводу о ложности федосеевского учения о безбрачии и стал допускать на моление брачных старообрядцев. Но самый главный вопрос волновавший о. Павла многие годы – это вопрос о Таинствах Церкви, и в первую очередь о причастии Тела и Крови Господней, которое у старообрядцев-беспоповцев, не имеющих священства, отсутствует. В итоге углубленного изучения святоотеческих книг о. Павел пришел к осознанию, что Церковь Христова во всей своей полноте – с церковной иерархией и с Таинствами, данными Иисусом Христом, не может быть «одолена вратами адскими» – т.е. не может прекратить своего существования. И для о. Павла оставался только один вопрос: где сохранилась истинная Церковь Христова?

По уговору с братией монастыря, с 1861 года о. Павел положил обязательное чтение особой молитвы о том, чтобы Бог вразумил братию и открыл ей – где Его истинная Святая Церковь. Со временем о. Павел окончательно убедился в правоте Православной Церкви и, «что истинная Церковь, “сияющая во Вселенной” и никакими Соборами не осужденная – только одна – Церковь греко-российская». И в 1867 году уехав из Пруссии, он обратился к Московскому святителю Филарету (Дроздову), выразив желание присоединиться к Святой Церкви.

25 февраля 1868 года, в воскресенье второй недели Великого поста, было совершено торжественное присоединение Павла (Леднева) к Православной Церкви епископом Леонидом (Краснопевковым), викарием Московской епархии. После этого он поселился во вновь открытом Никольском единоверческом монастыре в Москве, где уже жили ранее его присоединившиеся к Православной Церкви члены Белокринницкой (Австрийской) иерархии (бывшие епископы Онуфрий (Парусов), Пафнутий (Овчинников), Сергий, Филарет, Мельхиседек и др.). С этого времени все свои немалые знания и большую энергию он посвятил проповеди единоверия. 15 декабря 1868 года о. Павел был рукоположен в священный сан иеромонаха и поставлен настоятелем Никольского единоверческого монастыря. В 1880 году о. Павел, за свои миссионерские труды, был почтен возведением в сан архимандрита.

Без преувеличения можно сказать, что он стал одним из самых известных миссионеров Российской Церкви. Маршрут передвижения миссионера характеризует его последовательность и трудоспособность: Перелазы — Петербург — Вильна — Петербург — Динабург — Новоалександровск — Каролишки — Вилькомир — Яново — Рымки — Ковна — Вильна — Динабург — Рубелишки — Данышевка — Режица — Псков — Петербург — Москва — Рубелишки — Новоалександровск — Вильна — Ковна — Страшуны — Свенцяны — Апидомы — Данышевка — Витебск — Динабург — Рубенишки — Василево — Динабург — Режица — Динабург — Вильна — Климуцы (Буковина) — Варшава — Черновцы — Сучава — Драгомирна — Климуцы — Черновцы — Львов — Варшава — Вильна — Псков — Петербург — Москва. Здесь приведен перечень старообрядческих общин, где в 1869–1871 годах сеял и взращивал семена истинной веры отец Павел (Леднев), что свидетельствует о ревности, с которой он взялся проповедовать в среде старообрядцев, желая их соединения с Матерью-Церковью. Находясь в зените славы, он вспомнил и об оставленных им в Климоуцах (в Австрии) поморцах и явился, чтобы просветить их единоверием. Ему удалось убедить некоторое число бывших своих последователей принять единоверие – так был основан единственный единоверческий приход за границей.

Кроме устной проповеди о. Павел снискал заслуженную славу как писатель. Его трудам давали такую характеристику: «даровитый самоучка и знаток древнерусской и святоотеческой литературы, он писал легко, просто и доказательно, опровергая все пункты учения раскола». Большая часть его сочинений печаталась в регулярно издававшихся журналах «Братское Слово» и «Душеполезное Чтение», а также выходила отдельными изданиями, выпущенными отчасти Святейшим Синодом. Особенно ценятся его подробные опровержения «Поморских ответов» Андрея Денисова и «Вопросов Никодима»; «Беседа с поповцем о 69 правиле Карфагенского собора», «Беседа с поморцем о Пирре» и др. Он оставил обширное публицистическое и научное наследие, большей частью представленное в его четырехтомном полном собрании сочинений, изданном в Москве в 1897–1899 годах.

Скончался архимандрит Павел 27 апреля 1895 года. Отпевание было совершено 1 мая и возглавлял его высокопреосвященный Сергий (Ляпидевский), митрополит Московский. Похоронили незабвенного старца напротив алтаря Никольского придела, главного собора Никольского единоверческого монастыря.

Ревностно трудясь на благо и распространение Православия в среде раскольников и словом и пером, о. архимандрит Павел (Леднев) оставил по себе вечную память в истории миссионерской деятельности против раскола.

Характеристика личности архимандрита Павла (Леднева)

О. Павел, с одной стороны был простым и бесхитростным человеком, каковых обычно сложно охарактеризовать, но его радикальный разрыв со старообрядческим расколом и присоединение к Православной Церкви, а затем активнейшая деятельность как противораскольнического миссионера настолько уникальны, что требует внимательнейшего рассмотрения.

Не получивший никакого систематического образования, он рано пленился суровым аскетизмом, который проповедовали федосеевцы и о котором он так много наслышался от своих родственников. О. Павел еще молодым впечатлительным юношей разорвал всякие связи с мiром, «ради угождения Богу и спасения души». Вера в Бога и жажда спасения настолько сильно владели его душой, что, кажется, подчиняли себе все ее желания, мысли, хотения: уединенная иноческая жизнь, всестороннее знакомство с раскольническими старообрядческими учениями, беседы и споры с беспоповскими наставниками, постническое воздержание, трогательные по своей простоте молитвы к Богу – все служило средством к отысканию истины, к уразумению того пути, который ведет ко спасению. И просто, искренне, сердечно стремясь к своей цели, о. Павел верил, что непреложные обетования Божии заключены в Священном Писании и поэтому беспристрастно «испытывая» писания, проверял свои убеждения святоотеческими толкованиями. Уже 25 лет спустя после своего присоединения к Православной Церкви, отвечая на приветственную речь преосвященного Александра, о. Павел, между прочим, говорил: «Если кто из отделяющихся от Святой Церкви пожелает познать истину и будет беспристрастно искать ее в Священном Писании, т.е. не предпочитая ничего из земных самой истине, а притом еще, главное, если будет просить Бога, чтобы вразумил его в познании истины, по слову пророка: “скажи ми, Господи, путь, воньже пойду”, а не будет надеяться на один свой разум, таковой, несомненно, обрящет истину. Я о себе скажу. Еще в молодости, как только стал входить в рассуждение и религиозные собеседования, я приметил, что иногда какое-нибудь мнение считал справедливым и защищал, а после мне доказали его несправедливость, и сам я, по совершенном рассуждении, убеждался, что понимаю несправедливо. С тех пор я и положил себе завет скоро вопросов не решать, но обсуждать их основательно, и когда увижу, что прежде рассуждал несправедливо, прежнего мнения не держаться и на беседах, против совести, его не защищать и не оправдывать. Это меня и привело к тому, что обвинения, возводимые старообрядцами на святую Церковь, когда я рассмотрел их беспристрастно, мало-помалу, одни за другими, стали исчезать, также и оправдания старообрядческого положения без священства и таинств стали оказываться неосновательными. Итак, мне уже не на чем было стоять; все старообрядческое, на чем я утверждался в отделении от Церкви, рушилось, и я необходимым нашел присоединиться ко Святой Церкви. Так было со мной; так же точно и всякий, беспристрастно рассуждающий старообрядец, необходимо должен убедиться в правоте Церкви и вступить в нее для своего спасения. Но, повторяю, без усердной молитвы к Богу и без благодатной помощи Божией достигнуть и такого беспристрастия в понятии о Церкви и расколе нельзя».

Беспристрастное искание истины, а затем беспристрастное служение ей, и составляет основную черту характера и деятельности о. Павла. Еще до своего присоединения к Церкви, оставаясь беспоповцем, углубившись в чтение слова Божия и святоотеческих писаний, о. Павел составил замечательное для раскольника сочинение, под названием «Царский путь». В предисловии автор объясняет побуждения, заставившие написать его это сочинение. «Понеже многих видех, – говорит он, – в сия времена не на писании утверждающихся.., сего ради поведая всякому, яко се есть царский путь, вводящ в живот вечный, еже последовати заповедем Господа нашего Исуса Христа и всему Святому Писанию, не уклонятися от него ни на десно, ни на шуе, но итти путем царским, а не своим последовати уставам, или волям».

Надо заметить, что о. Павел никогда не относился к Священному Писанию как западные протестанты, толкуя его самостоятельно, и никогда не рассматривал Священное Писание в отрыве от святоотеческих толкований. Этому есть много свидетельств, но мы приведем слова самого о. Павла из воспоминаний одного из его учеников: «…Прежде чем знакомится с полемикой, нужно хорошенько усвоить себе положительное учение Церкви: выразумить Новый Завет под руководством, самое лучшее, великих толковников, потом и других учителей, новейших… О чем бы ты ни начинал беседовать, хотя бы с невеждой-старообрядцем, не говорю уже о хорошо начитанных, всякий раз придется тебе опираться на авторитет Св. Писания и приводить в объяснение толковников. Потом, весьма нужно оформить почерпнутые знания, подведя все множество материала под строгую систему, – нужно будет потрудиться над богословием… Читал ли когда-нибудь таковое Иоанна Дамаскина?»

Из всей святоотеческой литературы более всего о. Павел любил беседы свт. Иоанна Златоустого, регулярно цитировал их, и старался всем своим ученикам привить любовь к чтению творений этого святителя: «…В благословение на новое место жительства о. Павел вручил мне и творения св. Иоанна Златоустого “Беседы на Св. Евангелие от Матфея”, в 3-х томах, присовокупив, что за остальными, многими еще книгами сего великого учителя, я могу всегда обращаться к нему, по прочтении вручаемых» — вспоминал его ученик.

К современной, конца XIX века, системе церковного образования о. Павел относился весьма критически, считая, что не полезно для Церкви, воспитывая будущих пастырей в семинариях, стремясь наполнить их самыми широкими знаниями, в том числе и критическими, приносить в жертву нравственность, чистоту сердца и страх Божий. Один из учеников о. Павла приводит его слова: «…Неиспорченные дети, определенные по так или иначе проявленной ими склонности, в духовные школы, должны и выходить из стен заведений чистыми и невинными юношами, не наученными в общежитии дурным привычкам и порокам: курению табака, пьянству, сквернословию, кощунственным козлогласованиям, несоблюдению постов, лживости и проч. На эти “мелочи” не обращают воспитатели должного внимания, быть может по убеждениям своим, не придавая им серьезного значения, а между тем, привитые еще на школьной скамье, привычки эти почти всегда лишь с величайшим трудом искореняются… Отрицательные же навыки эти несовместимы положительно с благотворно-полезной деятельностью иерея Божия …Надо отбросить предвзятое, чисто кастовое утверждение, что для плодотворной деятельности, на поприще высокого пастырского служения, безусловно необходима как можно высшая эрудиция, в жертву которой жестоко, безжалостно и фанатично приносится самопервейшее обязательное условие – чистота сердца, способного, даже при некотором лишь достижении последней, воспламениться самоотверженною любовью к пасомым до принесения в жертву, в случае крайней необходимости, не только известных удобств или выгод, но даже и драгоценнейшего дара Божия – жизни временной…»

Но даже при таком критическом отношении к современному его времени церковному образованию, о. Павел не чужд был к внимательному изучению книг современных ему богословов – вот как он отзывался об изданных при его жизни догматических системах богословия: «…Ведь мы с тобою перечитали, не говорю уже о древних и великих, и Макария, и Сильвестра, святителей-богословов, особенно много времени посвятив последнему. Оспаривал ли я этого, по-моему, наилучшего богослова, труд свой смиренно назвавшего “опытом”, ты знаешь хорошо. Напротив, сколько радовался я, следуя за ним по древним хартиям вселенских учителей, ибо у преосвященного Сильвестра, в изложении каждого решительно догмата, предпосылается точная и полная историческая справка. Кроме вопроса о происхождении душ, в разрешении которого, и то лишь гипотетическом, преосвященный, как человек, малость, думается мне, поддался пристрастию, войдя в полемику со своим антагонистом Макарием, только один отдел его ученейшего труда, так называемую “эсхатологию”, позволил я себе признать несоответствующей капитальному произведению, ибо эта маленькая часть его “творения” не удовлетворила меня, имевшего возможность с юных лет обширно исследовать вопрос об антихристе и о втором пришествии Господнем».

Николай Иванович Субботин

В 1890 году, когда Н.И. Субботин вручил о. Павлу для прочтения два сочинения о нем и о его трудах, составленные, по предложению самого Николая Ивановича студентами Московской Духовной академии, то о. Павел, познакомившись с этими сочинениями, писал ему в ответ: «Сочинения студентов хороши. Я доволен особенно тем, что указана основная черта моей деятельности относительно раскольников – требовать основания всему в Евангелии, в слове Божием, и говорить больше о вере, о догматах, а не об обрядах. Но напрасно они называют меня человеком хитроумным и проницательным. Во мне нет того, – вы это хорошо знаете». И в этой простоте и искренности о. Павла, соединенных с беспристрастным изучением Божественных Писаний и святоотеческих творений, как-то невольно чувствуется наличность живой веры в Бога, присутствие глубокой нравственной мощи и пытливого ума. Не будем подробно распространяться о суровости иноческой жизни о. Павла, о его «презрении» ко всяким внешним удобствам жизни, о его удивительном «нищелюбии» и величайшем смирении.

Приведем несколько ярких свидетельств, характеризующих нравственный облик о. Павла. «С заботой и грустью смотрю я на будущее Никольского монастыря, – писал однажды Н.И. Субботин к К.П. Победоносцеву. – Думается, что он больше всякого из московских монастырей приносит пользы Св. Церкви, – и в каком положении! Видим, как отцы архимандриты разъезжают в каретах, пышно одеты, сытно питанные, а настоятель Никольского монастыря ездит по Москве в розвальнях, чуть не в рубище, питаясь скуднее своей братии. Лучшего он и не ищет. Скажу больше: – в его убожестве еще более видится его нравственная мощь, и ею то держится монастырь».

В другой раз Н.И. Субботин, обращаясь к К.П. Победоносцеву с покорнейшей просьбой за о. Павла, писал: «С свойственным ему бескорыстием истинного, и столь редкого в наше время бессребреника, предоставив сначала Братству, потом св. Синоду издание своих сочинений, от которых нажил бы тысячи, о. Павел не имеет возможности дать своим близким экземпляра своей книги в последнем Синодском издании: не найдете ли возможными, ваше высокопревосходительство, приказать, чтобы ему предоставили в собственность хотя экземпляров пять? Дерзну и еще сказать слово, может быть, лишнее с моей стороны: если бы св. Синод преподал о. Павлу благословение за его дар и за его труды, старцу, как истинному сыну Церкви, это было бы утешением».

В своей речи в год смерти о. Павла (1895) в «Братстве св. Петра митрополита» Н.И. Субботин, между прочим, говорил о нем: «Думаю, что после митр. Филарета о. Павел был единственный в наше время писатель, не извлекший для себя материальной выгоды из литературного труда: свой труд он совершал единственно во славу Божию и на пользу св. Церкви... Он следовал примеру древних святых отцев и древле-русских архипастырей и пастырей, не имевших и понятия о литературных гонорарах, писавших только во славу Божию и назидание чадам Церкви... “С юных лет я не был стяжателем”, как-то сказал он мне в минуту откровенности; и в завещании своем с чистою совестью мог он написать: “имущества у меня никакого нет, потому и завещевать нечего”».

В день 25-летия со дня своего присоединения к Св. Церкви, о. Павел – миссионер, уже известный своею «апостольской» деятельностью на всю Россию, был «весьма утешен» приветственной телеграммой обер-прокурора Св. Синода К.П. Победоносцева лишь только потому, что «она все приписала Богу», а самого о. Павла «поставила в благодарность делать усердно на ниве Божией».

Нужно сказать, что о. Павел всегда считал, что «похвалы – в тягость», что их нужно «отражать от сердца», так как они, заключая в себе «опасность услаждения», суть «искушения». И много можно было бы привести свидетельств, характеризующих черты высокого нравственного характера о. Павла: каждый момент его жизни, сохраненный в воспоминаниях близких к нему людей, годился бы для этой цели. И это потому, что такая цельная гармония между верой и жизнью, какую показал в своей жизни о. Павел – удел натур избранных, отмеченных Божественной Десницей. Действительно, постоянное памятование о Боге, удивительная по своей возвышенности настроенность души, необыкновенно-религиозная серьезность ума – были обычными спутниками о. Павла. И даже в своей переписке с Н.И. Субботиным, посвященной в большинстве случаев злободневным вопросам современной им миссионерской практики, о. Павел часто давал место описаниям, обуревавших его душу высоких чувств и мыслей. Однажды, передавая свои впечатления от морского плавания, о. Павел писал Николаю Ивановичу: «Плывя по Черному морю, в полночь я проснулся. Голова от качки не болела, на пароходе все было тихо, – все спали. Я нарочно не сел в каюту, чтобы ближе испытать плавание. Море шумело слегка мирными волнами, точно тихо распевая; месяц светил светло; звезды сияли, хотя изредка, и покрывались белыми прозрачными облачками; воздух чистый, морской, ничем неблагоприятным не растворенный. Эта среди моря уединенность и тишина и вся благоприятность произвели на ум и душу особое удовольственное впечатление. Во-первых, помянулся любимый Николай Иванович, – что, если бы он разделял со мною это путешествие. Потом пришло на мысль плавание в море жития сего святой Церкви: если бы ее Бог управил плавать в такой тишине и благоприятности. Далее впечатлелось в уме Генисаретская буря и в тишину обратившееся море силою по нем Плававшего, потом некоторые о море Давыдовы изречения. И соединяя все сие во единое целое, помолился на море: Господи! Твое есть великое сие и пространное морей Ты сотворил еси е; в нем путие Твои и стези Твоя в водах многих и стопы Твоя не познаются; Ты владычествуешь его державою и возмущение волн его Ты укротиши! Ты благоволил еси плавати по морю со ученики Твоими и возмущение волн его укротил еси. И ныне благостройно управи плавание корабля Твоего, святые Твоея Церкви, и нас, в нем плавающих, сподоби достигнути пристанища незыблемого в небесном Твоем царствии, Едине Многомилостиве. Вот как утешительно мне было первое мое плавание по Черному морю. А что будет впредь, – буди воля Божия». Редкие, по силе чувства, глубине религиозности и духовности настроения, строки.

Смиренная личность о. Павла обнаруживается во всем своем величии именно в его неустанных трудах на пользу Православной Церкви в борьбе с расколом: и сочинениями, и устными беседами, с обличениями неправды раскола, и благими советами ищущим совета, и дома – в смиренной келье, и в разных местах России, и за границей. О. Павел не был расколоведом историком в собственном, специальном смысле, как например Н.И. Субботин. О. Павел был опытнейшим полемистом раскола. Его многотомные сочинения остались незабвенным памятником в истории противораскольнической письменности: и по ясности постановки вопросов, и по основательности их решения, и по простоте изложения и задушевности тона. Искренность же и глубина убеждения, с которыми о. Павел обличал неправду раскола, свидетельствуют о том, что он не только знал эту неправду, но и сам, будучи в расколе, пережил все терзания верующей души, внутренне, опытно познал его губительную лживость. Эта опытом достигнутая уверенность в неправде раскола вместе с горячей верой в спасительную силу Православной Церкви и служила первым и главным основанием противораскольнической деятельности о. Павла. Поэтому говорить о каких-либо характерных взглядах о. Павла на раскол не приходится, да он нигде особо их и не высказывал. Тем не менее его переписка с Н.И. Субботиным дает нам возможность выяснить содержание воззрений о. Павла относительно раскола и главным образом потому, что деятельность Николая Ивановича вызывала всегда сочувствие и одобрение самого о. Павла, следовательно и воззрения на раскол Н.И. Субботина не были ему чуждыми. Раскол «ложен» в основе своей, «почва» его – «невежество», поэтому необходимо печатать и распространять книги противораскольнического характера. Раскол – враг Православной Церкви и государства: «...старообрядцы, – писал о. Павел к Н.И. Субботину, – по доброй воле, или нет, но из своей пользы заодно с безбожниками и действуют против Православной Церкви. У безбожников старообрядчество наше, то есть раскол, крепкое оружие против Церкви, а вместе с Церковью и против государства: поэтому они и охраняют его, поэтому так его и защищают. Беда, беда, что государственные люди, стоящие у кормила правления, не видят и не хотят понять этих проделок врагов государства и так помогают им через покровительство расколу уготовлять беды для Церкви и государства». Вот почему, по мнению о. Павла, и отношение правительства к расколу должно быть по преимуществу отрицательным, и всякие попытки оправдать покровительство расколу со стороны правительственных властей вызывают строгую отповедь со стороны о. Павла: «Князь Долгоруков говорит, что Церковь не столь слаба, чтобы за ея существование опасаться, когда потворствуют старообрядцам», писал о. Павел Н.И. Субботину. «Действительно, Церкви, по слову Спасителя, и врата адова не одолеют; но христианским властям не отверзать же на нее адовы врата и не воевать же на нее вместе с сими вратами! Христианские власти должны становиться на защиту Церкви. А если хотят быть союзниками, пусть действуют заодно с адовыми вратами; но пусть так себя и выдают, что они сообщники адовых врат!». И неудивительно, что о. Павел всей душой сочувствовал деятельности К.П. Победоносцева, направленной к ослаблению раскола. «Жалко, жалко, – говорил он, – что в православном государстве защитников православия в высших сферах почти один Константин Петрович. Да подаст Господь ему ревность и мужество отстаивать интересы православия».

Но опять-таки, все эти воззрения о. Павла относительно раскола, скорее выражают сочувствие деятельности Н.И. Субботина и К.П. Победоносцева, чем его прямое убеждение, характеризующее направление всей его деятельности. Выстраданный самим о. Павлом ужас состояния вне спасительной ограды Православной Церкви, желание как можно более старообрядцев довести до сознания этого ужаса, стремление спасти заблуждающихся – вот что сквозит в каждой строке, в каждом слове о. Павла, направленном им по адресу старообрядцев. Поэтому он более старался доказывать, чем обличать, и убеждать, а не порицать, более отстаивать свой взгляд, чем опровергать взгляд другого. Поэтому о. Павел не был и не мог быть ярым полемистом, прибегающим к громким и резким фразам, чтобы унизить противника. В этом случае его миролюбие было беспримерным: о. Павел никогда не раздражался, сохраняя всегда ровность и спокойствие духа, говоря дело и о деле и не трогая лица. Само собою разумеется, что это миролюбие не было легкомысленною слабостью, преклонением перед мнением других: о. Павел стойко отстаивал свои взгляды и убеждения. Не было это и молчаливым упорством, или пренебрежительным отношением к мнению другого, так как о. Павел всегда приводил в защиту и доказательство своих взглядов все новые и новые доводы. Насколько полно, обстоятельно и серьезно писал о. Павел, об этом довольно красноречиво свидетельствует невольное впечатление, получаемое каждым при знакомстве с его произведениями: «они представляют полную энциклопедию учения о расколе и полемики против раскола: нет вопроса из этой области, на который нельзя было бы найти более или менее полный, и во всяком случае прямой и верный ответ». И это мнение многих высказывает специалист по расколу Н.И. Субботин.

Отмечая характерные черты о. Павла, как писателя, мы в то же время указали его индивидуальные качества, как миссионера; только в деле его живой, устной, миссионерской проповеди эти черты обострялись, выступали ярче, полнее, характернее. «Беседы о. Павла со старообрядцами – это смягчающий бальзам для слушателей», говорил один из сотрудников о. Павла по Братству св. Петра митрополита. «Желал бы я передать, – вспоминает один из учеников о. Павла, – не имевшим счастья лично знать о. Павла, так сказать, тон его наставлений, но это выше сил, – для того нужно приобщиться тому огню, который горел в его сердце». Этой особенностью миссионерской проповеди о. Павла и можно объяснить тот необыкновенный успех, с каким трудился он в ведении бесед со старообрядцами, особенно в первое десятилетие по обращении из раскола, когда еще не подводили его телесные силы. Все его многочисленные и продолжительные поездки в Северо-Западный край, на Кавказ, Дон, Волгу, в Турецкие владения и др. места, наиболее изобилующие раскольниками разных толков, неизменно оканчивались присоединением заблуждающихся к Православной Церкви и открытием единоверческих приходов, в которых начинали священствовать лица, большею частью самим же о. Павлом обращенные из раскола. Мало этого: миссионерские подвиги о. Павла проявлялись и в тех, почти ежедневных беседах с приходившими к нему отовсюду старообрядцами, – беседах, которые он вел в своей убогой кельи до изнеможения сил, иногда склонившись на свое жесткое ложе. «Не будь о. Павла, – писал однажды Н.И. Субботин к К.П. Победоносцеву, – не знаю, что будет с монастырем, – все разбредутся и не будет приюта старообрядцам, во множестве стекающимся сюда за советом и наставлениями». И сколько боримых религиозными сомнениями старообрядцев вышло из кельи о. Павла утешенными и утвержденными в истинной вере, с готовностью войти в Церковь, или уже присоединенными к Церкви, – ушли с глубокой благодарностью к мудрому наставнику. И не только старообрядцы, искавшие истины и спасения, пользовались сокровищами ума и знания о. Павла: часто и православные прибегали к его советам и наставлениям. Уже не говорим о Н.И. Субботине, который ни одного более или менее важного дела, направленного к ослаблению раскола, не предпринимал без благословения о. Павла: «Если вы, – говорил он о. Павлу в день исполнившегося 25-летия присоединения его к Православной Церкви, – питали постоянное доверие к моему суждению относительно ваших письменных трудов, то я в моих собственных еще более доверялся вашему совету и суду. Поэтому нередко просил их у вас, особенно в сомнительных случаях, и всегда получал к моему полному удовлетворению». Пастыри и архипастыри Православной Церкви по преимуществу из тех мест, где силен был раскол, просили советов и наставлений у о. Павла. Наконец все, так или иначе интересовавшиеся расколом и борьбою с ним, не могли не знать о. Павла и не обращаться к нему, как признанному авторитету с своими недоумениями. Об этом свидетельствует его обширнейшая переписка.

Но особенно должны были ценить о. Павла обращавшиеся к нему противораскольнические миссионеры: «Никакие учебники и руководства не могли дать мне таких ясных, убедительных разъяснений по недоуменным вопросам, — вспоминает один из начинавших тогда собеседников со старообрядцами, — какие Бог привел слышать из уст о. Павла. Он не любил вести пространные рассуждения о расколе, вроде лекций, но облекал их в форму беседы православного со старообрядцами, и сам, обыкновенно, становился на сторону старообрядца, а меня и других учеников своих заставлял возражать ему. И горе было нам, православным защитникам! Помню, зашла однажды речь о клятвах собора 1656 года. После многих поражений, которые мне приходилось терпеть от о. Павла, по другим вопросам, я с радостью вступил в прения о клятвах, потому что в V классе семинарии писал сочинение на эту тему и получил отметку 5, почему и считал себя в этом вопросе сведущим. Но, к великому стыду своему, при первых же возражениях о. Павла увидел свою беспомощность. Что ни скажу в защиту клятв, услышу такое замечание, что хоть сам соглашайся со старообрядцем. После многих моих тщетных попыток оправдать клятвы, о. Павел, как и обычно делал, сам помог мне выяснить вопрос». Такая диалогическая форма выяснения встречавшихся недоумении отличалась чрезвычайной убедительностью и простотой.

Противоборствуя расколу и печатным и устным словом, о. Павел был глубоко убежден, что только взаимодействие этих двух форм и может принести в борьбе с расколом полезные результаты. С учреждением в Москве противораскольнического Братства св. Петра митрополита, поставившего своею целью издание и распространение сочинений, обличающих неправду раскола, а также открытие публичных собеседований со старообрядцами, о. Павел стал его главным вдохновителем и руководителем, в особенности, с 1888 года, когда был избран председателем этого Братства. Все братские издания предпринимались с совета о. Павла и совершались при его указаниях. В последние годы своей жизни он с утешением говорил, что теперь, благодаря Братству, напечатано все, необходимое для успешной борьбы с расколом, и что Братству уже предстоят только труды по распространению напечатанных книг.

Всегда, и особенно в последние годы своей жизни, о. Павел много заботился об усилении еще одного из способов к прекращению раскола, именно о школах, в которых дети раскольников получали бы правильные понятая о Церкви и обучались истинам православия, полагая, что из таких школ выйдут люди, уже некрепкие в расколе и понимающие его неправоту. Еще в начале своей миссионерской деятельности о. Павел устроил при своей келье нечто вроде домашней школы из мальчиков и юношей, большею частью старообрядческих сирот, или оставленных родителями-раскольниками. Сюда летом приходили и некоторые из воспитанников семинарий пользоваться наставлениями о. Павла. Н.И. Субботин справедливо называл эту оригинальную школу апостольским наименованием «домашняя церковь». И действительно, о. Павел бдительно следил за своей школой: сам беседовал с учениками о богословских вопросах, указывал книги для чтения, следил за нравственностью, приучал к пению. И неудивительно, что из этой школы о. Павла, вышли и священники единоверческих церквей, и студенты духовных академий, и учителя, выдержавшие экзамен в гимназии. В последние дни своей жизни о. Павел усердно хлопотал так же об открытии школ в Гуслицах, тогда почти полностью населенными старообрядцами.

Стараясь принести наибольшую пользу Православной Церкви, о. Павел и по присоединении к последней остался держаться обрядов и обычаев, излюбленных старообрядцами, чтобы если и не по духу, то по крайней мере по внешнему виду не порывать связи со старообрядцами и тем приблизить их к себе. По духу же он был православнейшим из православных. Оставаясь официально единоверцем, он стал творцом истинного, нелицемерного единоверия, потому что своим простым и ясным умом хорошо понимал, что единоверие потому и называется этим именем, что оно едино с православием. И не только понимал сам, но и сумел убедить в этом других, создавши целый круг истинных единоверцев и единомышленников.

Как идеально относился о. Павел к единоверию, насколько глубоко, в особенности по сравнению со своими современниками, понимал его сущность и как горячо желал сохранить его в надлежащей чистоте, видно из следующего замечательного и вместе поучительного факта его жизни.

В письме от 10 января 1885 года, обер-прокурор Св. Синода К.П. Победоносцев сообщал Н.И. Субботину: «Вчера была речь об о. Павле в Синоде по поводу вопроса о назначении викария в Новочеркасске. Киевский владыка помянул о Павле, чего бы лучше? Но невозможно было и судить о сем в виду болезненного состояния о. Павла.

Владыка и Новгородский, и Московский, и все прочие отдали честь полную достоинству о. Павла с крайним сожалением.

Это наводит меня на мысль: не прилично ли и не благовременно ли было бы оказать честь о. архимандриту Павлу возведением его в епископский сан? Мысль эта стоит внимания; но вместе с тем возникает вопрос: при чем ему быть епископом, оставаясь в Никольском монастыре, с коим и разлучать его не приходится…»

18-го января того же года о. Павел написал ответ Н.И. Субботину: «Присланное вами письмо К.П. прочитал и силу его уразумел, и по поводу его честь имею ответствовать вам.

Я чувствительно благодарю К.П. и Киевского владыку и всех членов святейшего Синода за внимание ко мне, убогому человеку; но вот мое мнение по этому предмету:

Во-первых, силы мои стали слишком слабы, чтобы мне быть викарием коей-либо епархии. Если бы отец Филарет не нес мои тяготы, то я еще в прошлом году был бы должен отказаться и от управления монастырем: коль паче не могу исполнять обязанности викария.

Второе, занимаясь по силе моей своим делом, я нахожу себя несколько полезным Святой Церкви; а принявши обязанности викария, едва ли уже смогу принести какую пользу; да и обязанностям викария, кажется, уже поздно мне учиться.

А принять сан епископа, оставаясь в том же Никольском единоверческом монастыре, опасаюсь, чтобы не проложить дорогу для единоверцев стужать правительству об учреждении единоверческих архиереев и тем не подать повода к разделению иерархической власти, что я не нахожу полезным и даже считаю вредным. Об этой опасности вы сами знаете не хуже меня. А потому быть первым единоверческим архиереем я не имею желания, особенно, когда это делается, чтобы почтить меня.

По всем вышеизложенным причинам я нахожу, что едва ли будет какая польза для Церкви, если я приму епископский сан. А посему покорнейше вас прошу сообщить К.П., чтобы уволили меня от столь великого сана, как человека немощного; а за внимание ко мне, убогому человеку, прошу вас его поблагодарить».

Здесь выразился весь о. Павел, с его удивительным смирением, необыкновенной ревностью о благе Церкви, с его простой и ясной мудростью, и восхитительной чистотой души. В то же время приведенное мнение о. Павла о единоверческом епископе, показывает нам, как далеки были (да и сегодня в некоторой степени остаются) многие единоверцы, от истинных понятий о Единоверии. По опасению о. Павла, «разделение иерархической власти» с учреждением единоверческого епископа могло вызвать обособление единоверцев, а затем и возможное отделение их от единства с Православной Церковью.

«Да хранить Господь дни о. Павла, – писал К.П. Победоносцев к Н.И. Субботину. – Он из тех, кои, пришед в единонадесятый час, превзошли первых работников, понесших сначала тяготу дне и вар... Тем он многоценен, что пустил духовную струю в дело, погрязшее в букве, в крещении одров и омывании скляниц. Дай Бог ему здоровья». Пусть эти строки человека, умевшего понимать и ценить людей, послужат заключением данной характеристики о. Павла – «апостола наших времен», «крепкого человека», которого «некому заменить» даже и до сего дня.