Молитва святого Ефрема

Обратим внимание на то, что в этой молитве речь идет о духовной борьбе, то есть о такой борьбе, где один дух противостоит другому. Дух «целомудрия, смиренномудрия, терпения, любви» дай мне (просит человек словами святого Ефрема), а «дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия» не давай. На языке Библии «не давай» может означать «не допусти». Так и в молитве Господней «не введи во искушение» означает «не допусти впасть в искушение»

Это может показаться назойливым напоминанием, но скажем еще раз о том, что пост – это духовная борьба, а не гастрономическое явление. Один дух, то есть один духовный настрой и образ мыслей, противостоит здесь другому духу. И тот и другой дух ведут борьбу за право поселиться в духе человека, о котором сказано: «И ваш дух, и душа, и тело во всей целости да сохранится без порока в пришествие Господа нашего Иисуса Христа» (1 Фес. 5: 23).

Итак, целостный человек – это единство духа, души и тела, сохраняемое без порока. Подобная целостность у святого Ефрема называется «целомудрием» и поставлена в начало всех благих прошений. Это не только удаление от блуда во всех его разновидностях, но цельность человека, единого в делах, словах и мыслях. Молитвенная просьба, таким образом, заключается в том, чтобы дух человеческий воспринял в себя дух добродетелей и оградился от духа греховного.

Есть короткая притча Христа о закваске, которую женщина вложила в три меры муки, доколе не вскисло все. Три меры муки это и есть дух, душа и тело, которые должны соединиться под действием «закваски» Святого Духа.

А что же «иной дух»? Он стремится влезть в человека, чтобы родить свою модель поведения и мышления. Человек – существо умное, и, следовательно, грехи у него гнездятся в умной сфере, а не в телесной. Через телесную сферу грехи лишь только проявляются. Есть, к примеру, блуд, но есть и «дух блуда». Вот читаем у Осии: «Дела их не допускают их обратиться к Богу своему, ибо дух блуда внутри них, и Господа они не познали» (Ос. 5: 4) И еще у того же пророка: «Дух блуда ввел их в заблуждение, и, блудодействуя, они отступили от Бога своего».

Так же можно мыслить обо всех грехах. Есть чревоугодие, а есть дух чревоугодия - обжорства и лакомства. Есть хорошо известный по нынешним временам дух стяжательства, зависти, несытости. Этот дух представляет уму деньги в качестве высшей ценности и посягает на то, чтобы всему назначить цену, даже вещам бесценным по определению. По душам целых поколений сей дух пронесся с разрушительной силой урагана, и именно духовное противостояние способно ему сопротивляться. Все остальное не действует: с ветром, как известно, шашкой не повоюешь.

Человеку, положим, ничего не надо, все для жизни у него есть. Но зашел человек в супермаркет, хлынули на него призывы рекламных акций, вид товарного изобилия, втянул человек носом сладкий воздух, пропитанный ладаном маммоны, и вот ему уже все надо, всего хочется. Что это? Это пример вторжения в сознание особого духа и пример победы этого духа над человеком.

Так что святой Ефрем отрывает нас от плоти и уводит в более тонкие сферы, где совершаются самые важные события жизни, самые катастрофические поражения и самые героические победы.

Отметим также, что в этой молитве упоминаются грехи не самые явные, не самые бросающиеся в глаза. Казалось бы, подумаешь – празднословие. Что такого особенного? Или – праздность. В этом перечне нет ни пьянства, ни обжорства, ни гнева с раздражительностью, ни парения ума на молитве. Нет многого, в чем регулярно каются православные люди. Очевидно, преподобный – человек опытный, и свою молитву он преподносит нам как плод этого подвижнического опыта.

Подвижнический опыт заключается вначале в отсекании грубых и явных грехов. «Не пью, не курю, матом не ругаюсь». На этой стадии может родиться квази-протестантское благодушие и уверенность в собственной святости. Но это – у людей глуповатых и поверхностных. Подвижнический же опыт влечет человека дальше, и там, куда он человека влечет, грех открывается взору, как тончайшие сети, разбросанные повсюду. Шагу нельзя ступить, не зацепив одну из нитей, а эта нить тянет другую, а та – третью, и… коготок увяз – всей птичке пропасть. Становятся заметны и связи между грехами и страстями, так что уже нечто казавшееся ранее маловажным теперь видится как начало пути, ведущего в пропасть.

Первое, что названо святым Ефремом, это «праздность», вернее «дух праздности». Для подвижника праздность – это сон на посту. Подвижник должен непрестанно чередовать полезные труды – молитву, труд, чтение, чтобы всегда быть подобным котлу, стоящему на огне. На горячий котел, по слову Пимена Великого, мухи не садятся. И тогда оку духовного труженика открывается, что «дух праздности» есть один из господствующих духов современности. Не трудиться и не учиться хочет «усредненный» современный человек, но отдыхать (от чего?), накапливать впечатления, расслабляться. На сленге это называется «отрываться», «зажигать», «балдеть». Не будь этой самой идеи праздности и стремления к ней, как к подлинному счастью, грех не маршировал бы так победно по улицам городов «цивилизованного» мира.

Но наш мир есть не только мир «расслабляющийся». Он же есть и мир унывающий. Само веселье нынешнее зачастую свидетельствует о глубоком надрыве в душе человека. Это не народные гулянья после сбора урожая. Это попытка забыться или раствориться в шуме. Депрессии, нежелание жить, потемки сознания, от которых спасаются наркотиками и алкоголем, то есть еще большими потемками, это же болезни века. Действительно: «Не плоть, а дух растлился в наши дни, И человек отчаянно тоскует…»

Уныние есть язва лютая, быть может, лютейшая. Серафим Саровский говорил об этой страсти как о самой тяжелой. Куда бы ни бежал, принесешь ее с собою. Чем больше будешь стремиться к веселью и легкости, тем на более тяжкие приступы уныния себя обречешь. Оно не уйдет, вспугнутое твоим смехом. Оно терпеливо постоит за спиной, подождет, а когда устанешь смеяться, снова возьмет за горло. Воистину, мы вступили в эпоху, когда молитва святого Ефрема стала нужна всем без исключения.

Любоначалие же, это, просто говоря, желание начальствовать, властвовать, управлять. На каждой руке по пять пальцев и все – указательные. Пушкин не зря назвал эту страсть «змеей сокрытой». Есть ведь многие, кому командовать некем. Но дайте им в подчинение на один только день пару человек – и вы удивитесь рвению и административному восторгу! А домашний деспотизм не отсюда ли растет, когда маленький человечек тиранит домочадцев, реализуя свои наполеоновские комплексы? На работе он – паинька и почти ангел, а дома – лев, выбежавший из клетки. Говорят, хочешь узнать человека – дай ему власть. А я бы сказал, что не надо так испытывать человека. Это опасный эксперимент. Пусть лучше молится человек молитвой Ефрема Сирина. Она его на сто процентов касается.

И еще одна грань становится заметна. Простые профессии нынче не в чести. Деток двигают в юристы, в менеджеры, в банковскую сферу. То есть туда, где «рулят процессом», а не гвозди забивают. Скоро десять банкиров выстроятся в очередь к одному электрику, потому что банкиров будет больше, чем электриков или столяров. А корень все там же – в любоначалии, в страсти к белым рубашкам, кожаным портфелям, служебному транспорту и высоким мыслям о личной значимости. Отче Ефреме, моли Бога о нас!

Все три духа, упомянутые выше, и поведенческие модели, этими духами созданные, открыто бросаются в глаза. Можно ожидать, что и четвертый дух не стоит особняком, но встроен в систему. Так оно и есть! Дух празднословия завершает перечень, и он же, как смог, накрывший большие города, плотным облаком покрывает нашу жизнь.

Празднословие – это свобода слова помноженная на рабство мысли или на ее отсутствие. В нынешнем мире нам разрешено говорить все или почти все. Но велено говорить громко и всем сразу, так, чтобы никто никого не слушал, но все просто выговаривались. Это в эпоху цензуры слова были и оружием, и драгоценностью. В эпоху болтовни самые важные и емкие речи рискуют утонуть в тоннах макулатуры, рискуют затеряться в толпе слов, сказанных без надобности, праздно.

Культура слова связана с культурой молчания. Кому не о чем молча думать, тому и говорить не о чем. Говорить «просто так» нельзя. Это все равно, что есть, не чувствуя голода, и этим разрушать здоровье. Слово – это семя. Оно оплодотворяет, если оно живо. И совсем не зря существует такое понятие, как «словоблудие», потому что говорение ни о чем есть разновидность духовного излития семени на землю (ср.: Быт. 38: 9). Чуть далее об этом говорится, что это было «зло пред очами Господа». Празднословие – враг молитвы, враг тишины, враг серьезных мыслей. Его одного хватит, чтобы оказаться в аду, поскольку «за всякое слово праздное дадут ответ люди в день судный».

Мы, сами того заранее не желая, увидели, что в четырех страстях, названных святым Ефремом, пред нами предстали не просто четыре греховных духа. Предстал перед нами некий один дух, впитавший в себя все другие. и дух этот – дух мира сего. Это дух мира праздного, тоскливого, болтливого, высокомерного и, как ни странно, уверенного в себе. В этом противоречивом и больном мире мы живем, дух этого мира смешивается с воздухом, которым мы дышим, и травит нас постоянно. Так как же нам не бежать со всех ног в храмы Божии? Как же нам оставаться в бездействии?

Слава Богу, введшему нас «во пречестные дни сии».

Приступим в святые дни поста к Богу с верой и дерзновением. Будем часто приносить Владыке жизни нашей прошения об исцелении нашего сокровенного внутреннего человека. Молитвы собственные сочинять не будем. По большей части, все нужное уже сказано. Нужно лишь потрудиться понять и усвоить смысл церковных молитвословий. Как в орехе, нужно разгрызать твердую скорлупу привычных слов, чтобы добраться до ядра духовного смысла и ощутить его вкус.

Таких орешков в золотых скорлупках у нас еще немало.