Наука поверила в чудо.
Беседа с секретарём учёного совета СПбДАиС протоиереем Кириллом Копейкиным

Татьянин день в России — день студентов, а следовательно, и день науки. Праздник этот объединяет в себе человеческую святость и человеческую мудрость — он говорит о том, что между наукой и верой в Бога нет непреодолимой пропасти. О том, как вера и научное знание находят общий язык, мы говорим с протоиереем Кириллом Копейкиным, секретарём учёного совета СПбДАиС, настоятелем двух университетских храмов.

— Это письмо писал не один академик Гинзбург… Там было не менее десяти авторов, и все академики, профессора…

— Тем более!.. Что же получается? Уж академиков-то не назовёшь дилетантами, не скажешь, что они слабо разбираются в науке… Однако эти люди как были атеистами, так ими и остались, — более того: они упорствуют в своём атеизме, решительно настаивают на безбожии… Выходит, наука вовсе не обязательно приближает человека к Богу?..

— Да, всё это отнюдь не просто происходит… Наука — явление не одномерное. Разумеется, современная европейская наука возникла как явление христианской культуры. Какова изначально была её задача? Задача науки заключалась в том, чтобы возвести ум исследователя от созерцания твари к созерцанию Творца. Это понятно: смотря на удивительную гармонию окружающего мира, на его слаженность и красоту, действительно можно прийти к мысли, что такое совершенство не могло возникнуть само собой, что у этого прекрасного творения должен быть премудрый Творец… Постепенно в умах мыслящих людей сложилось представление о двух великих книгах, которые Бог даровал человеку: о книге Божественного Откровения — Библии — и о Книге Природы, читая которую можно постигать мудрость Создателя; причём только одновременное изучение этих двух книг может по-настоящему обогатить и душу, и ум человека, привести его к познанию Бога. Но как только эта мысль оформилась, немедленно встал вопрос: какую из двух книг предпочесть? И если в эпоху Средневековья на первое место неизменно ставилась Библия, то в начале Нового времени на первое место стала выдвигаться Книга Природы.

Традиционное богословие обращало свой взор на Писание, на традицию, на толкования Святых Отцов… Но учёные Нового времени мыслили иначе. Они полагали, что познание Книги Природы поможет решить две главные задачи, которые, по их мнению, не решило традиционное богословие. Первая нерешённая задача — преодоление последствий грехопадения. Господь сказал Адаму: «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят» (Быт. 3, 19), — так не сможет ли наука облегчить труды сынам Адама и совсем стереть пот с их лица?.. И вторая нерешённая задача — преодоление раздробленности человечества. Человечество, как известно, разделилось после строительства Вавилонской башни, — но нельзя ли вернуть утраченный тогда первоначальный язык, — истинный язык, тот язык, на котором Адам нарекал имена всей твари? Это не только помогло бы достичь взаимопонимания между людьми, но сразу раскрыло бы перед нами все тайны природы и даже уничтожило бы разделение различных религий, ибо тогда сразу стало бы ясно, чья вера истинная.

Вот такое страшное искушение встало перед учёными мира; оно стоит и поныне: до сих пор каждый учёный должен преодолевать соблазн собственными силами, не от Бога, получить власть над природой. Кто-то может его преодолеть — кому-то это не удаётся; но честный, добросовестный исследователь, благоговейно изучающий Божие творение, обязательно придёт к идее Творца. А в доказательство этой мысли приведу такой пример: несколько преподавателей Санкт-Петербургской Духовной Академии — выпускники физического факультета СПбГУ. Когда мы отмечали юбилей нашего университетского храма во имя Свв. Апп. Петра и Павла, я попытался собрать всех выпускников СПбГУ, которые избрали священническую стезю. Конечно, далеко не всех удалось собрать, но большая часть из тех, что откликнулись, оказались физиками. Это говорит о том, что наука всё-таки помогает прийти к познанию Бога. Хотя, конечно, здесь нет никакой обязательности: последний шаг, окончательный выбор зависит от сердца человека.

— Я недавно вычитал у братьев Стругацких в «Пикнике на обочине» такие слова: «Гипотеза о Боге даёт ни с чем не сравнимую возможность абсолютно всё понять, абсолютно ничего не узнавая. Дайте человеку крайне упрощённую систему мира и толкуйте всякое событие на базе этой упрощённой модели. Такой подход не требует никаких знаний». Мысль понятна: ссылаясь на Бога, можно объяснить любое природное явление, не обладая никакими знаниями. «Отчего бывают, допустим, солнечные затмения?» — «Так Бог захотел!» — «Почему нет скорости выше скорости света?» — «Так Богу угодно!»

— Отчасти слова Стругацких верны… Отчасти, потому что они относятся к средневековому мировоззрению, к той эпохе, когда идея Бога была универсальным объяснителем всего непонятного. Почему происходит землетрясение? Средневековый человек говорил: Господь прогневался, и Он трясёт землю…

— Но ведь, в сущности, так оно и есть! Это правильное объяснение!..

— Это правильно, с одной стороны, но, с другой стороны, Бог не запрещает нам искать естественные объяснения явлениям природы. Обязательно ли нам «заставлять» Бога непосредственно, так сказать, Своими руками, трясти землю? Есть такой известный ирландский историк науки Макмаллен, — он пишет, что по мере развития науки Бог перестаёт быть «Богом белых пятен». То есть нам не нужно «заставлять» Бога устраивать землетрясения, ураганы или что бы то ни было, — Бог, с одной стороны, как бы отдалился от мира, а с другой стороны, стал ещё более сверхъестественным. Таким образом, развитие науки приводит к возвышению наших представлений о Боге и очищению их от всего слишком приземлённого, привязанного к этому миру.

— Это если говорить о простых явлениях природы… А как же понятие чуда? Оно стоит совсем вне науки или чудо тоже можно исследовать?

— Традиционными научными методами чудо, конечно же, не исследуется, потому что наука по определению занимается только повторяющимися событиями. Это с одной стороны. А с другой стороны, посмотрите, к чему пришла наука в ХХ веке? Произошли два, на мой взгляд, принципиальных открытия, которые заставили решительно пересмотреть отношение науки к чудесам. Я имею в виду прежде всего возникшую в ХХ веке космологию — науку о происхождении мира и развитии его. Космология в определённом смысле выводит учёного за рамки традиционной науки, потому что исследует принципиально однократное событие — возникновение Вселенной, — событие, которое было только раз и не повторится никогда. Мы не имеем возможности производить новые и новые вселенные и экспериментировать с ними в зависимости от разных начальных условий. Хотите или не хотите, а космология исследует чудо.

С другой стороны, в ХХ веке благодаря возникновению квантовой механики мы поняли, что случайность и однократность присущи мирозданию на микроуровне. В классической науке считалось, что случайностей нет: мы говорим о случайности, когда не понимаем какой-то закономерности. Однако квантовая физика учит нас: мир так устроен, что в нём заложена возможность случайности. Но что такое случайность? В современном богословии существует особое течение — так называемая «волюнтативная теология», или «теология воли». Представители этой линии считают, что главное свойство Бога — это Его всемогущая воля, а поскольку Бог всемогущ, то он может устроить всё что угодно. Есть некие законы мироздания, а если что-то отклоняется от этого закона, то что это такое? — это чудо, или то, что учёные называют случайностью. Значит, случайность, или чудо, — это вмешательство Творца в Им же Самим установленный порядок мироздания. Случайность есть просто иное наименование Божественной воли. Вот почему в 1927 году выдающийся английский физик сэр Артур Эддингтон сказал, что отныне религия становится возможной для физика: даже человек, который убеждён в том, что существуют непреложные, неизменные законы мироздания, теперь понимает, что в этих законах есть зазор для действия Божественного промысла.

— Я помню, в конце 80-х — да и сейчас, наверное, бывает — в печати то и дело появлялись сообщения: такой-то учёный доказал — или математически, или физически — существование Бога. До сих пор, по-моему, появляются такие известия. Что вы о них думаете?

— Я думаю, что научным способом доказать существование Бога невозможно. Выстроить подобное доказательство означало бы создать такую всеобъемлющую теорию, которая включала бы в себя и Самого Творца. Чтобы что-то доказать, нужно это «что-то» познать в совершенстве. То есть учёный, решивший доказать бытие Божие, должен знать о Боге ВСЁ и ещё немножко. А это возможно только в одном случае: если исследователь будет выше, чем Бог, — мудрее Его, могущественнее… Увы, такие учёные ещё не родились.

— Вы много общаетесь с учёными… Кому легче прийти к Богу — гуманитариям, естественникам или технарям?

— Мне кажется, что легче всего, как ни странно, приходят к вере естественники. Почему? Потому что естественники понимают: в мире есть нечто, что объективно находится вне человеческого сознания; что есть некие законы, которые управляют мирозданием. И свою задачу естественники видят не в том, чтобы придумать красивую, изощрённую теорию, а в том, чтобы наши теории соответствовали действительности. С сожалением скажу, что люди, которые занимаются гуманитарными исследованиями, привыкли к тому, что на один и тот же вопрос бывает несколько точек зрения, причём вопрос соответствия реальности даже не ставится. Люди, которые занимаются исследованием текстов, — они тоже привыкают к тому, что есть разные тексты, которые ценны сами по себе, безотносительно к их истинности. Истина их почти не интересует, и Бог для них зависит от человеческой точки зрения. А естественные науки, как мы уже сказали, возникли как попытка познать Бога через изучение Его творения.