«Отчаиваться не надо»

Письмо капитана 

Их, погибших вместе с «Курском», было 118 человек. 23 из них жили дольше остальных — именно они закрылись в хвостовом отсеке подлодки после взрыва в торпедном и подавали сигналы. Командование принял на себя капитан-лейтенант Колесников как самый старший по званию — командира атомохода Геннадия Лячина уже не было в живых. 

Трудно представить себе то, что чувствовали оставшиеся в темноте и холоде моряки. Трудно восстановить последовательность событий, происходивших внутри девятого отсека. Однако можно точно сказать одно — паники там не было. Подводники не такие люди, чтобы паниковать. Может быть, они старались найти выход, может, шутили, поддерживая друг друга. Может, просто молча думали о тех, кто остался на берегу. А капитан Колесников писал письмо. Оно — единственное достоверное свидетельство о последних часах подлодки «Курск». 

«Здесь темно писать, но на ощупь попробую. Шансов, похоже, нет: процентов 10–20. Будем надеяться, что хоть кто-нибудь прочитает. Здесь список личного состава отсеков, которые находятся в 9-м и будут пытаться выйти. Всем привет! Отчаиваться не надо». И несколько строк жене Ольге на оборотной стороне разграфленного листа, вырванного из какой-то книги учета. Это и есть письмо капитана Колесникова, которое достали из его нагрудного кармана, когда извлекали тела погибших из железного брюха атомохода… 

Скупые, но весомые слова говорят о непостигаемом самообладании, огромном мужестве и любви к тем, кто дорог. Дмитрию Колесникову было 26 лет. За четыре месяца до учений, во время которых затонул «Курск», он женился. 

Смирение как принцип жизни  

Многие помнят, сколько лжи и недомолвок связано с гибелью атомохода последнего поколения, который считался самой неуязвимой подлодкой в мире. О том, что «лодка залегла на грунт», в средствах массовой информации было сообщено почти через сутки после того, как она перестала выходить на связь. Люди, облеченные властью, долго потом пытались связать концы с концами, оправдывая растерянность военных чинов, отсутствие элементарных, но необходимых спасательных средств и упущенное время. До сих пор тайна гибели «Курска» не раскрыта: объяснению, данному следственной комиссией,— взрыв торпеды внутри АПЛ — не доверяют… Но не это главное. 

Главное, что мемориал погибшим в мирное время подводникам был установлен только через девять лет после их гибели. И толчком для этого послужил скандал: рубку «Курска» случайно обнаружили на одной мурманской металлобазе, где она ржавела, никому не нужная. Могилы на Серафимовском кладбище Санкт-Петербурга, где похоронены некоторые члены экипажа, тоже, по сути, не нужны никому, кроме матерей и вдов павших. Неужели память о ста восемнадцати подводниках со временем сотрется, исчезнет?
 

Командиры и матросы «Курска» не были героями. Они сами так сказали бы, если бы смогли. Они просто служили Родине, исполняя свой воинский долг. Слова, конечно, ставшие клише, но для подводников эти слова были — сама жизнь. Если почитать интервью Геннадия Лячина, которое он дал незадолго до гибели, если посмотреть репортажи из гарнизона Видяево и услышать рассказы вдов подводников, если найти отклики друзей капитана Колесникова, которого все называли Золотым (и не только за цвет волос), это становится ясным как день.
 

Море было для них жизнью. Море, которое показывает всё — хороший ты человек или плохой, надежный или нет, и лучше тебе служить где-то там, где ответственности меньше. Ответственности не только за себя, но и за других. Моряки выполняли работу. Тяжелую, мужскую и честную — и ничего не просили взамен. Это тоже становится понятным, если знать, как жили и продолжают жить военные в России. Что же ими двигало? Что заставляло раз за разом выходить в море, оставляя в бытовой неустроенности свои семьи? Что помогало не бояться глубины, подолгу находиться в тесноте подводной лодки и при этом хорошо исполнять свои служебные обязанности?
 

Только один ответ приходит на ум после долгих размышлений — смирение. Смирение как главный принцип жизни. Смирение, проистекающее из готовности жертвовать. Жертвовать собой не ради государства, не ради идеологии и не ради социального строя, а — ради простых людей, живущих и по соседству, и где-то далеко от моря… Смирение — это не рабская привычка терпеть унижение, а главное условие избавления всех остальных от этого унижения — пусть даже ценой жизни, оборванной нелепо, случайно, словно шальной пулей. 

Последняя надежда

Август в России по привычке считают временем очень плохих новостей: кажется, именно в этом месяце года происходит у нас все самое страшное и запоминающееся надолго: государственные перевороты, междоусобные войны, массовые разрушения, террористические акты, стихийные бедствия. Почему об августе принято говорить с горечью — не совсем понятно, ведь не только в конце лета умирают люди. Может быть, человеческое сознание таким образом пытается хоть как-то осмыслить самое непостижимое и оттого страшное — смерть, суеверно отводя ей некое «подобающее» место, которое она может занять. Получается жуткая метафора — в самый урожайный месяц лета и смерть собирает свой урожай. От этого веет языческим ужасом, безнадежностью. Отчаянием. Словно от смерти нет спасения. Словно смерть — провал в небытие, в пустоту, в ничто… 

Нет. Спасение есть. Оно заключено в надежде, которая, как последний листик на дереве, бьется вместе с сердцем человека даже на исходе жизни. Без этой надежды не может быть ни веры, ни вечной жизни. Без этой надежды не может быть Бога. 

«Отчаиваться не надо». Слова капитана Колесникова — это слова любви и надежды, побеждающие смерть и возвращающие еще живущим на земле понимание того, что жизнь есть величайшая ценность. И — несмотря ни на что — ее нужно прожить именно так, чтобы не было ни мучительно больно, ни пусто на душе, ни до безумия обидно за напрасные годы. 

Отчаиваться — не надо.