Тобольский кремль. Фото Д. Медведева. «Я лучше уеду в Сибирь, отращу себе бороду и соглашусь питаться картофелем с последним из моих крестьян, нежели подпишу позор моего Отечества!»
Эту фразу Александра I, сказанную им в тяжелые осенние дни 1812 года после получения известий о сдаче Москвы, часто приводят как пример фантастической мечтательности или даже невежества русского царя, в своих странствиях никогда не заезжавшего восточнее Урала и вряд ли знавшего, что редкий тогда картофель в Сибири могли пробовать лишь довольно зажиточные люди.
Но если не придираться к императору по мелочам, тут можно услышать главное: даже потеря Москвы и прямая угроза Петербургу не означает для России конца войны и неизбежности позорной капитуляции. Если страна хочет продолжать борьбу, она всегда может использовать еще тысячи верст глубокого, надежно защищенного тыла.
«Дайте мне точку опоры, и я переверну мир!» – воскликнул некогда Архимед. А любое русское правительство более 300 лет негласно опирается на Сибирь, век за веком переворачивая в свою пользу итоги самых неудачных и невыгодных военных кампаний. Причем сам факт наличия такой опоры психологически укрепляет и воодушевляет на подвиги и граждан России, и ее вождей едва ли не больше, чем нескончаемый приток природных ресурсов.
Между тем, в нашем круге чтения – от художественной литературы до школьных учебников по самым разным предметам – Сибирский регион остается гигантской фигурой умолчания. О нем упоминают только в связи с процессом освоения таежных просторов в XVII веке или каторгой и ссылкой в XVIII–XX веках. Сибирь неинтересна не только школьным программам, но и значительной части научного сообщества, не только «западникам», но и «патриотам», не только к западу от Урала, но зачастую и в самой Сибири!
«Таким образом, в течении XVII века в результате многих войн, ценой тягот и лишений народа территория России выросла в несколько раз за счет привлечения огромных восточных владений в Сибири и на Дальнем Востоке. Однако расширение территории имело для нее противоречивые последствия, так как способствовало закреплению тенденций развития экономики страны не в глубь, а вширь».
Школьный учебник, из которого взяты эти дикие рассуждения, напечатан тиражом в несколько десятков тысяч экземпляров. Напечатан в России, а не в США или Китае! Благодаря подобным утверждениям и питающим их «научным подходам» информация о развитии трети территории России на протяжении четырех веков, не доходя до массового читателя, проваливается в какую-то черную дыру. Можно сказать, что Сибирь фактически спрятана внутри российской истории. Между тем Сибирь в XVI–XX веков – подлинный дар Божий русскому народу. Место постановки и решения проблем мирового уровня.
Во-первых, в этом регионе России изначально сложились уникальные условия для перемены участи человека. Здесь совершалась социальная и духовная эволюция сотен тысяч людей. Можно уподобить Сибирь некоему лифту. Такие разные люди, как Ермак и протопоп Аввакум, Радищев и Чернышевский, Ленин и Сталин, Сергей Королев и Варлам Шаламов, не просто перемещались из одного лагеря в другой. Они неоднократно меняли общественный статус, изменялись внутренне. По существу они вырастали здесь как исторические фигуры. Многие, как, например, Достоевский, из непримиримых оппозиционеров становились твердыми сторонниками Православия и самодержавия. Много ли знают даже и сибирские школьники о судьбе двух выдающихся руководителей Восточной Сибири Михаиле Сперанском и Николае Муравьеве-Амурском, которые приехали в Иркутск либералами, а уехали убежденными государственниками?
Существует довольно большой пласт популярной литературы о декабристах, но практически никого сегодня не интересуют аспекты личностного становления лидеров российской радикальной оппозиции (от народовольцев до эсеров и большевиков) второй половины XIX – начала ХХ века, которых власть фактически бесплатно (многих не один раз) свозила на экскурсию по интереснейшим местам империи. А к началу ХХ века выяснилось, что оппозиционная элита лучше знает Россию и ее окраины, чем элита правящая. Да и ХХ век в Сибири не сводится к одной лишь «истории сталинского ГУЛАГа».
В качестве площадки личностного и карьерного самоутверждения сибирский регион выступал вплоть до последних десятилетий ХХ века. Но сегодня нам одинаково плохо известны и герои эпохи великих географических открытий, продолжавшейся в Северной Азии почти до конца XIX века, и организаторы недавнего строительства закрытых оборонных наукоградов, мощнейших в мире каскадов речных ГЭС, БАМа. Суровые таежные условия послужили основой для массовой выработки замечательных характеров. Сами биографии этих ученых и строителей представляют собой национальный фонд и должны войти в сокровищницу нашей исторической памяти хотя бы на уровне книг их серии ЖЗЛ.
Но этого, к сожалению, не происходит. Чья вина, что многие русские географы и инженеры XVII века до сих пор стыдливо именуются «самоучками» и «землепроходцами», что до сих пор не существует общедоступных книг о строительстве Братской или Саяно-Шушенской ГЭС?
К нашему стыду, большинство из нас мало что может сказать и об особой религиозно-просветительской миссии России в Сибири. Подвиг крещения и просвещения десятков больших и малых народов Азии в XVII, XVIII, XIX веках, разработка новых письменных языков, включение большого числа этих народов в мировую культуру – все это освещается крайне мало и плохо. Наши молодые интеллектуалы предпочитают рассказы из жизни Давида Ливингстона, Руала Амудсена или Альберта Швейцера биографиям русских митрополитов-просветителей Иннокентия Московского, Макария Алтайского, Нестора Камчатского. Впрочем, возможно, и читатели этих строк впервые слышат о тех, кто помог целым народам не раствориться бесследно в мировой истории.
Рассматривая Сибирь как центр экономической стабилизации России, стоило бы почаще напоминать, что уже в середине XVII века освоенные в Западной и Южной Сибири пахотные земли позволили создать там один из мировых центров хлебного производства. В конце этого столетия из-за Урала транзитом через Москву и Петербург в Европу шел неисчерпаемый поток пушнины, доходы от которой составляли иногда до трети годового государственного бюджета. В начале XIX века пушнина сменилась золотом (иногда до 45% годовой мировой добычи), серебром, а позднее платиной (до 100 % добычи), алмазами и нефтью. Но нет ни одного исследования, которое бы изучало влияние сибирской золотодобычи на российскую и мировую экономику. Нет точных данных и о том, как повлиял на мировое развитие такой крупнейший инвестиционно-строительный проект XIX –начала ХХ века, как Транссиб.
Колыванские заводы, Русская Америка, Тихоокеанский флот, заселение берегов Амура, Транссибирская магистраль, стройки Кузбасса, строительство Новосибирска и Норильска, портовая сеть Дальнего Востока и т.п. – все эти проекты в лучшем случае упоминаются пунктиром, вне международного контекста. И никакой самоценной историко-экономической роли им не отводится.
В итоге в сознании рядового средне образованного гражданина там, где должен располагаться вдохновляющий коллективный портрет активного, хотя, может быть, и сравнительно мало населенного региона, образуется практически пустое место: скучная 400-летняя заснеженная кладовая, под завязку набитая природными ресурсами.
Но Сибирь, возможно, именно потому и удержалась в составе страны, что ее первооткрыватели не относились к ней так поверхностно-потребительски. В любом случае, они были подлинно великими людьми. И забыть об их жизни – значит предать их дело.
Максим, отдельная благодарность Вам за теплые слова, но Лев Тихомиров все-таки до Сибири не доехал. Его обращение произошло в Париже.
(Институт всеобщей истории РАН)
http://his.1september.ru/2007/06/6.htm
где она сравнивает развитие Сибири и Америки.
Статья очень интересная, хотя и во многом спорная.
Хочу превести две заинтересовавшие цитаты из неё:
"Переселенческую политику российского правительства можно назвать «попечительской».
Государство предоставляло переселенцам различные льготы (отсрочку от воинской повинности, освобождение от налогов, сниженный тариф на железную дорогу), ссуды (на переселение, обустройство на новом месте, покупку лошади), само отводило участки земли."
"В Америке потоки переселенцев регулировались не патерналистскими льготами и пособиями, но земельной политикой, ставшей главной в колонизационной деятельности государства."
Может, статья станет для кого-то толчком к исследованию. Хотелось бы.