Косово

В Косовском выборе[3] — полное единство мотива и цели борьбы, и полная решимость на смерть.

И честной князь и воеводы, великие и малые, и все войско шли на Косово с решимостью пожертвовать жизнь свою за «Царство Небесное», за «Крест Честной», «за веру христианскую», «за прекрасное имя Иисусово».

«Если желаешь ты Царства Небесного,
То построй на Косово церковь,
Не ставь ее на фундамент мраморный,
А пусть будет она из чистого багряного шелка;
Прикажи причаститься войску;
Все оно в бою погибнет,
И ты, князь честной, вместе с ними.
Возлюбил князь Царство Небесное,
А не временное, земное»[4].

И князь после долгих раздумий и гефсиманского томления решился на смерть и на царство вечных ценностей и отбросил все привременное, обманчивое и преходящее.

Когда евреи захотели сделать Христа своим царем, то Он, видя помышления их, ушел в пустынное место. А когда римский прокуратор Пилат спросил: «ты ли Царь», Иисус ответил ему: «Царство Мое не от мира сего».

Этого царства не от мира сего возжелал и князь Лазарь с полным сознанием, что путь к этому царству — крест, страдания и смерть. И в полной ясности он согласился на свою Голгофу, как на врата к Царству Небесному.

В сознании и подсознании всего народа звучала одна таинственная нота — на Косово Христос раздает венцы мученической славы, и что необходимо добыть эти венцы; что одно царство гибнет, а другое приобретается; и что пробил решающий час всем пожертвовать за Крест Честной.

С таким настроением в душе сербское войско сделало предсмертные приготовления. Простилось с домашними, причастилось на Косове и пошло под крестоносными знаменами на крест в день святого Вита и святого Амоса, крестной славы честного князя.

«И погиб сербский князь Лазарь,
и все его погибло войско,
семьдесят и семь тысяч.
Все свято и достойно было
И до любимого Бога достижимо».

Косово показало, что наша история совершалась на возвышенной границе небесного и земного, Божественного и человеческого.

Если мы, как народ, в Неманической эпохе (до Косова) в свободе со Христом имели и мощь, и славу, и задушбины; то в покосовской эпохе — со Христом в рабстве — мы не были подавлены, мы не пали, не пропали, наоборот, показали удивительную глубину души в народной жизни, в искусстве, и силу этой души в победоносных народных восстаниях. Счастливое время для нас было более опасно, а в несчастии поднимались мы до Божественного Престола.

Ни один христианский народ не имеет в своей истории того, что имеет сербский народ, не имеет Косова. Через шестьдесят с небольшим лет после Косовской битвы пал Царьград, столица восточного христианства, и убит, зарублен был царь Константин, сербской крови и происхождения. Кто-нибудь может сказать: «Это похоже на Косово». И даже сказал бы: «Событие это более великое, чем Косово». Боже сохрани! На Косово шли строем христианские войска навстречу смерти, а в Константинополе войско находилось внутри, в городских стенах, до последнего часа надеясь, что смерть обойдет их стороной. Когда пушечными ядрами пробиты были городские стены, ужас овладел всеми, и паника началась в войске и среди мирных граждан. Все храмы наполнились воплями и молитвой к Богу о спасении города, т. е. о спасении державы и земного царства. Потому-то падение Царьграда отмечается греками как ночь, а не как день, как пропасть, а не как победа. Это тоже была битва креста и полумесяца, но без вдохновения для будущих поколений. Ибо поражение, понимаемое как поражение, никогда не может вдохновлять. Одна Голгофа, без Воскресения, не дает силы и вдохновения.

Совсем по-другому обстоит дело с сербским Косово. Как покойника одевают в новую, дорогую одежду, так войско сербское оделось в самое праздничное облачение. Блистательная, сияющая процессия спешила от всех границ царства в самый центр чести и славы, на Косово поле. Под сенью крестоносных флагов и икон крестных слав[5], с песнями и восклицаниями, с песнями и игрой на свирелях, с песнями и с радостью шло это шествие на свой косовский эшафот. Разве не напоминает все это шествие первых христиан, которые с таким же настроем шли под меч, в огонь или к диким зверям?

Неизвестно ни об одном христианском мученике, чтобы он молился Богу об избавлении его от грядущей смерти, а напротив, о тысячах из них известно, что они молились о даровании им мученической смерти. И крестоносное войско Лазаря не молилось о спасении от смерти. Напротив, оно исповедалось и причастилось на смерть. Целый вооруженный народ, подобно христианским мученикам, покорный Промыслу Всевышнего, готовился испить горечь смерти, но не как горечь, а как животворное лекарство. (…)

А поскольку все сербское войско на Косовом Поле пало — добровольно — за истину и правду Божию, то оно и победило. Оно принесло в жертву Богу все, что имело; потому и победило. Погибло тело, спаслась душа. И тело Лазаря не погибло. Святое тело его, осененное небесной силой, и доныне лежит нетленное и исцеляет человеческие немощи. Не погибли и тела остальных витязей креста. За их святые души освящены и их святые тела, а их святыми телами освящена и вся Косовская земля. Потому Косово стало святым полем. Косово есть самая большая гробница христианских мучеников, погибших за один день. Другая такая же нам неизвестна. (…)

И правый серб, что в косовской традиции означает православный христианин, пусть возблагодарит Господа Бога за то, что Он дал им Косово, гордость, утешение и неиссякаемый источник самых высоких вдохновений.

«Миссионер», 1939 г.

Перевод с сербского монахини Пелагеи (Шеремет) при участии Екатерины Юсмяки.
СПб.: Знаки, 2000.

[1] День памяти св. мучеников Вита, Модеста и Кри-скентии 15/28 июня.

[2] Опубликовано впервые в 1939 году.

[3] Накануне Косовской битвы св. князю Лазарю явился Ангел, предложив на выбор земное царство или мученичество ради Царства Небесного. И он предпочел погибргуть в битве.

[4] Здесь и далее — сербский народный эпос.

[5] Крестная слава — посвящение сербского рода святому или празднику.