Епископ Зосима Якутский: «И жил, как ангел, и умер, как святой»

Служба закончилась, из алтаря вышел светловолосый молодой священник, в выражении его лица, во взгляде удивительно сочетались серьезность, озабоченность, ласковость и радость. Мы молча пересекли монастырскую площадь, поднялись в офис. За эти несколько минут в душе родилась уверенность – «нашла»! («Не сердце ли наше горело в нас…») Разговор был недолгим, батюшка заботливо спрашивал об обстоятельствах жизни, предложил работать под его началом в экскурсбюро Данилова монастыря.

С этого дня посещение храма и исповедь стали для меня регулярными, а спустя два-три месяца я отважилась спросить – могу ли я стать его духовным чадом. Он с удивлением поднял глаза – а разве ты не чадо…? Это было моим воскресением..С тех пор прошло пятнадцать с небольшим лет. Благодаря ему воцерковилась моя, весьма категорично настроенная против Церкви семья.

На исповеди он был немногословен, даже молчалив, сначала это вызывало недоумение, ведь так хотелось получить готовый ответ на сложный вопрос или просто «душевно поговорить». Он учил не столько словом, сколько самим собой, своим образом жизни, чистотой, преданностью Богу, любовью. Часто ответ читался в его взгляде. Советовал, укорял с любовью, обличая в грехе, ободрял, шутил, давая силы бороться и не впадать в уныние, и всегда оставлял место свободе выбора и собственной ответственности за свои поступки. Огорчался, когда не слушалась, говорил – «ведь страдать будешь»…

Он очень близко к сердцу принимал беды и невзгоды своих чад, радовался радостям. Иногда мог резко прервав исповедь, подойти к одному из прихожан, взять за руку и увести из храма – кормить, зная его недуг, чувствуя, что если тот сейчас не поест, то упадет в обморок. Возвращался, продолжал исповедовать до поздней ночи, уходил последний… Он не успевал отдыхать, спать, нес множество послушаний, а люди шли к нему с утра до вечера.

Какой радостью было помогать ему в работе над диссертацией (о епископе Федоре Поздеевском, последнем наместнике Данилова монастыря): заниматься архивами, расшифровывать переписку владыки Федора с Павлом Флоренским, с другими выдающимися современниками.

Батюшка рассказывал об истории Церкви того периода, истории России, которую так любил. Он был человеком энциклопедических знаний, прекрасным рассказчиком, с прекрасным тонким чувством юмора.

Чаще всего мы работали у него дома, так я познакомилась с его прекрасной дружной семьей, с его мамой - Эммой Михайловной. Не удивительно, что она воспитала таких детей, и первенец стал священнослужителем. В ее рассказах об отце Зосиме, его образ представал еще более светлым и чистым. С детства его отличала особенная, недетская мудрость, доброта, заботливость, она проявлялась и в отношении младших брата и сестры, родителей, Будущий отец Зосима очень любил животных, долго переживал гибель любимой кошки. В храм начал ходить в 10 лет, это был храм иконы Божией Матери «Нечаянная радость», затем принимал участие в восстановлении Данилова монастыря, насельником которого стал впоследствии. Он был очень талантливым резчиком по дереву, многое в монастыре сделано его руками…

Рано принял решение о монашестве, на предостережение друга, отвечал: «Я знаю, на что иду». Для него не было «мелочей» в духовной жизни: он никогда не носил мирской одежды, всегда в монашеском – подрясник, сапоги, пояс, где бы он ни был – в больнице, дома, в дороге. Говорил он, как важно это для монаха.

Благодаря ему, я дерзнула заняться переводами духовной литературы. Как-то показала ему перевод нескольких глав из книги митрополита Амфилохия, которые просил меня сделать один священник для «келейного пользования», Батюшка был поражен глубиной и необычностью текста митрополита, сказал: «Переводи все, издадим».

После обширного инфаркта 1996 год

В 1996 году он пережил обширный инфаркт. Слава Богу, удалось спасти. Месяц в больнице, санаторий…И снова с утра до ночи шли к нему люди.

Спустя год с небольшим – послушание в Русской миссии в Иерусалиме. В Святой земле ему пришлось нелегко, жаркий климат, конфликты, решение которых во многом легло на его плечи. Как страшно было звонить ему, когда он находился в Иерихоне и, разговаривая, слышать как там совсем близко рвутся снаряды.

Когда тяжело заболела моя мама, батюшка в полной мере разделил с нами эту беду, приезжал, служил молебны, причащал. Когда стало совсем плохо, мама перестала узнавать меня, но в полубреду звала только батюшку. Узнавала его, даже разговаривала с ним, а после причастия и разговора с ним лежала тихая, умиротворенная, боль на время отступала. Когда ее не стало, Батюшка отпевал ее и на похоронах сказал – «не скорби, она умерла христианкой». Еще одну большую беду я преодолела только благодаря терпению и любви духовного отца.

Трудно найти человека, который, хотя бы раз встретившись с ним, не полюбил его, хотя были и такие, для кого святость будущего владыки была живым укором, немало обид и клеветы пришлось вынести его чистому сердцу..

Разговоры о епископстве, которые на протяжении нескольких лет возникали среди чад, он воспринимал тяжело и старался пресечь. Этот крест лег на его плечи особенно тяжело. Очень тяжелым он стал и для его духовных чад, мы боялись и за него, зная о его слабом здоровье, и переживали разлуку, понимая, что мы практически теряем любимого духовника.

Владыка никогда не оставлял нас, заботился, молился, интересовался нашей жизнью. Когда я тяжело заболела, он нашел прекрасного врача, помог во всем, поддерживал, молился, очень переживал сам.

Вот некоторые из его последних смс:

«Дорогая Светлана, благодарю за поддержку и заботу, лучше просто помолись за меня, чтобы поскорее закончить эту статью» (статья в юбилейное издание по академии),

Очень хотел, чтобы рядом со мной был человек, который поддерживал бы и заботился, чтобы я не осталась одна со своими бедами, писал «лишь бы он был хорошим человеком, и не оказался случайным попутчиком».

Вот пасхальные «Дорогая Света, Христос воскресе! Сердечно поздравляю тебя с праздником Светлого Христова Воскресения. Желаю пасхальной радости на весь год, здравия и помощи Божией! Всегда поминаю тебя с любовью!»

Сколько радости и надежды приносили его теплые слова.

Огорчало одно, они всегда приходили ночью, он практически не спал, некоторые были очень тревожащими, в них читались и усталость и болезнь…

И вот случилось самое страшное, то, что пока невозможно осознать до конца и непонятно, как пережить.

Мне прислали множество писем соболезнования из России, Сербии, сербское священство, монашество, епископы, которые знали лично или по моим рассказам.

Один из них сказал: «И жил как ангел, и умер как святой». Это правда.