Знакомство со Старым Иерусалимом
80-летняя матушка Вера, много лет живущая при монастыре, просит его притормозить поближе к храму Гроба Господня и, даже не заехав в гостиницу, идёт поклониться святыне. Истинного молитвенника сразу видно. Может, её молитва поможет осуществиться главной цели нашего паломничества и нам удастся принять в храме Воскресения Господня Благодатный огонь? Нам же сейчас поскорее бы отдохнуть с дороги…
От Дамасских ворот, нагруженные по полной, мы пешком двинулись к гостинице – пусть тяжело нести багаж, но ноги сами идут вперёд, подгоняемые какой-то радостью: ведь ты на Святой Земле! Вдоль узкой улицы с обеих сторон идёт бойкая торговля. Чувствую, как душу заполняет благодарность Богу и куда-то уходят скорби: здесь, по таким же улочкам с торговцами ходил Он. Может быть, потому торгующих арабов я восприняла как часть Старого города, они меня не раздражали, хотя всё время подзывали что-то купить, не давая прохода, – стараясь мило улыбаться, я отвечала «Спасибо!» и проходила мимо.
Гостиница оказалась недалеко, как раз на шумные торговые ряды и выходили её окна – так что к арабам, предлагающим свой товар, и торгующимся покупателям мы привыкли. Гостиница хотя и 2-звёздочная, одноэтажная, но радушный хозяин-араб нас ни в чём не ограничивал, соседи-поляки сменялись какими-то паломниками с Востока, уезжали и эти, а мы всё жили и жили, словно у себя дома, обустроившись как будто навсегда. Мы сами готовили на кухне, зато с утра до позднего вечера ожидал нас горячий чай в холле, со свежей мятой, огромный пучок которой радовал своей зеленью глаз возле самовара. Это было очень кстати, когда, уставшие, мы возвращались из наших поездок. Думаешь, добраться бы до кровати, и всё – но пили чай с мятой и снова оживали.
У Гроба Господня
Наконец, освободившись от тяжёлых сумок, мы поспешили ко Гробу Господню.
Первое открытие – это расщелина на колонне, где Благодатный огонь сошёл к православным, когда их однажды не допустили в Кувуклию. Эту историю я когда-то давно прочитала в газете «Вера» и ещё тогда представила огромную колонну и расщелину в человеческий рост. Но тут глаза мои увидели чудо, которое совсем не впечатлило размерами. Это стало, наверно, своеобразным предупреждением: не жди чудесно-величественного, а проси у Господа радости сердцу. Прильнув щекой и поцеловав колонну, я с трепетом зашла в храм. Тут же, у входа, увидела камень со множеством лампад над ним, к которому прикладываются паломники. И я, упав на колени, прижалась к нему: мне казалось, что никто не сможет меня уже оторвать от него – слёзы потекли сами собой, а я их не замечала, благодарила Бога за радость встречи с Ним. Лишь потом я узнала, что это был камень помазания и первыми, кто проливал слёзы рядом с ним, были Его ученики… Так началось моё соприкосновение со святынями. Увидев, что мои спутницы уже спешат ко Гробу, я последовала за ними.
Вот она, Кувуклия. И опять новое открытие. Я очень боюсь закрытого пространства, узкого помещения. И мне Кувуклия представлялась глубокой, маленькой, тёмной пещеркой, я всегда жалела Патриарха – как он там, в тесноте, молится? Матушка Вера, так и не дошедшая ещё до гостиницы, уже приложилась ко Гробу Господню и смиренно сидела возле Кувуклии на скамейке, молясь. Она будто не замечала нас, а может, и в самом деле не заметила, потому что живёт Духом, любовь её к Богу в течение нашего паломничества не раз поражала меня.
Очереди приложиться ко Гробу Господа, к счастью, не было. Такое впоследствии не повторялось – потом мы долго выстаивали возле Кувуклии, чтобы ещё и ещё раз поблагодарить Бога, высказать Ему о сокровенном, а однажды нас просто не пропустили: грозные служители-греки закрыли вход, так как закончилось отведённое время. А в этот раз мы сразу же зашли в придел Ангела, но тут пришлось постоять. Но не греки нас не пускали, просто взору предстала такая картина: эфиоп (что скорее всего, ведь они православные), детина ростом выше двух метров, стоя на коленях, долго молился, а рядом его спутница всё это снимала на фото, изящно пригнувшись возле входа ко Гробу, поэтому мы и не могли зайти внутрь. Но мы терпеливо ждали, стараясь обратить сердце к Богу. Но долгое стояние эфиопа на коленях не завершилось выходом – мы увидели, как он сел на ложе Спасителя, что меня немножко смутило. Его верная спутница, вновь изящно поменяв позу, несколько раз щёлкнула фотоаппаратом. Моё смущение на этом не закончилось – эфиоп… лёг на плиту, и милая спутница снова стала запечатлевать его на фото. «И как такой огромный детина вытянул ноги? Видимо, согнул их. Неужели он это делает для снимков?» – полезли в голову совсем не подходящие моменту мысли. Но я тут же успокоила себя: «Наверное, горе привело его сюда, и он хочет так исцелиться». Так смущение моё не переросло в «возмущение», и я, в первый раз оказавшись у Гроба Господня, не превратилась в одну из тех старушек-ревнительниц, которые зорко следят в храме – не так свечку поставила, не так покрестилась, не туда встала… Мне очень понравилось, что здесь паломники проявляют свои чувства очень свободно. Люди, приехавшие со всего мира, разные абсолютно, они искренне верят в Господа, милость Его, эмоционально выражая свои чувства к Нему, в эти мгновения возле Гроба им не до соблюдения каких-то внешних предписаний.
Но вот уже и я стою на коленях пред Гробом Твоим, Господи! Щека прильнула к камню, нет, не камню. К чему-то тёплому, родному, самому близкому – так обычно к маме прижимается дитя малое, полностью доверяющее ей и знающее, что она защитит.
– Господи, прикрой все прегрешения мои, очисти мя, милостив буди мне, грешной… – и уже ты не можешь оторваться, подняться с колен. Но помня, что в приделе Ангела кто-то другой с трепетом ждёт своего мгновения, заставляешь себя встать и лицом к святыне, пригнувшись, пятишься из Кувуклии.
А где же боязнь закрытого пространства, где не хватает воздуха? Она никуда не делась. И в этом я убедилась потом, когда пришлось спускаться в пещерку ко гробу Лазаря по узкой лестнице, где я действительно на мгновение смалодушничала и не хотела идти вовнутрь. А Кувуклия... отсюда не хочется уходить, и страхи забываются.
На Страстной
Незаметно приближалась Великая суббота. Конечно же, мы очень хотели попасть на Благодатный огонь, и все волновались. Известно ведь, что в Храм в этот торжественный момент может попасть лишь небольшая часть тех верующих, которые прибыли на празднование Пасхи в Иерусалим. А в этом году ещё и Пасха празднуется православными и католиками одновременно, так что наверняка католики, хотя и не признающие Благодатного огня, из любопытства попытаются попасть на церемонию (так и оказалось: в храме были иностранцы, явно не православные, с любопытством и даже радостью наблюдавшие за схождением Огня). Но у меня почему-то не было особых переживаний, что мы на чудо схождения Огня не попадём.
Уверенность эту укрепил один случай. Всей группой мы решили сходить на греческое кладбище, где был похоронен греческий владыка Даниил – он прежде был одним из хранителей Гроба Господня, и его знала матушка Вера. В тот день было очень жарко. Отслужив литию, мы отошли в тенёк на скамейку, и матушка Вера неспешно, тихим голосом рассказала нам о почившем владыке, который очень любил русских паломников за смирение и помогал им попасть ко гробу Господню, на схождение Благодатного огня.
Сербский «мужской хор» перед крестным ходом |
Начало крестного хода затягивалось, греческий митрополит Тимофей не появлялся, и мы переминались с ноги на ногу несколько часов в томительном ожидании на жаре. И вдруг я услышала пение. Это запели молитвы на сербском мужчины-сербы, также стоявшие с крестами в ожидании начала хода (сербов было много на Святой Земле, я часто видела их на службах). Я слушала их несколько минут, затаив дыхание, – они мне показались такими родными! «Косово – моя родина…» пели так вдохновенно, с такой любовью, и слёзы наполнили мои глаза. Живо встала картина трагедии Косово. Одна молитва сменяла другую, казалось, их ничто не остановит. Лишь когда мужской хор затих, обнаружила, что вокруг них собралась и слушает толпа – так необычно начался для нас этот крестный ход.
Наконец появился митрополит, и крестный ход тронулся к храму Воскресения. С криками телохранители владыки прокладывали ему путь, потому что торговая жизнь на узких улочках Старого города вовсе и не собиралась замечать многолюдное шествие. Особенно после седьмой остановки стало трудно: с обеих сторон арабы, расставившие какие-то газовые плиты, разложившие одежду и бижутерию на прилавках, отчаянно защищали свои торговые места, так что проход превратился в тропинку.
Я посетовала на давку своей подруге, но она, уже бывавшая на Пасху на Святой Земле, предупредила: «Это ещё что, вот дальше будет нечто!» Вскоре я поняла, что она имела в виду. Процессия приблизилась к узким воротам на площади перед храмом Гроба Господня. Как вода, попадающая в узкую горловину, толпа стала бурлить, пытаясь протиснуться, меня прижали к стене так, что ни вперёд, ни назад. «Надо было идти посредине, а не вдоль стены», – успела подумать я, тут толпа ещё колыхнулась, впечатав меня в шершавые камни, и я почувствовала, как остро заболело ребро…
Потом митрополит на площади долго – под жарким солнцем мне показалось, бесконечно! – в мегафон читал проповедь на греческом для собравшихся на площади, в основном русских и сербов. А когда крестный ход стал подниматься на Голгофу, я всё-таки вняла советам подруг и осталась – это немало помогло впоследствии, потому что с треснувшим ребром участвовать в завтрашней встрече Благодатного огня было бы вряд ли возможно, и вот почему…
«Прячемся!» Первая попытка
Накануне Великой субботы мы договорились с одним греком, что он нас спрячет на ночь в храме – за триста долларов с носа. Что нас, возможно, будут «прятать», я услышала ещё в Москве. И была очень удивлена, что я должна кому-то заплатить, чтобы принять Благодатный огонь. С трудом в это верилось. Но не только заплатили деньги, нам пришлось и пострадать немного. Вот где я почувствовала весь ужас закрытого пространства!
Вечером Великой пятницы мы пришли в храм Господень на чин погребения. Русские служили последними, и в ожидании я наблюдала за паломниками. Вот мужчина пытается отвёрткой затолкать в щель между камнями Кувуклии свою записку, и делает это с таким усердием, что другие записки падают на пол. Подойдя ближе, заметила на полу множество валяющихся записок, затоптанных не одним паломником. Записки, в которых выражены, наверное, великие скорби, превратились в обычный мусор. Вспомнила, как здесь же русская паломница вопрошала у священника, как лучше записку подложить к камню. На что прозвучал разумный ответ: «К Богу надо всем сердцем, душой обращаться, Он без записок всё слышит». А вот мужчина спит возле Кувуклии прямо напротив гроба Господня. Потом узнала, что наши монахи очень любят молиться именно возле этого места, как бы у изголовья гроба, только с внешней стороны Кувуклии. Как же, думаю, повезло мужчине без суеты, вот так мирно соснуть ненадолго здесь! Не удержавшись, схватилась за фотоаппарат и, мысленно попросив у него прощения, сфотографировала сидящего в молитвенной задумчивости мужчину. От вспышки он открыл глаза, улыбнулся, спросив: «Вы – русская? А я серб. Мы любим Россию». В ответ улыбнувшись, я ответила, что русские тоже очень любят сербов, своих братьев.
Чина погребения мы так и не дождались. Около полуночи к нам подошёл наш грек и повёл нас наверх – прятать. Всё выглядело таинственно, голос его казался чуть испуганным, и он поторапливал нас: идите быстро, чтобы никто не заметил, не оглядывайтесь, не задерживайтесь… И вот мы вчетвером у заветной дверки – завтра, как нам обещано, мы точно попадём на Благодатный огонь. Но когда открылась дверь, радость моя поутихла: маленькая каморка уже была заполнена людьми, при этом обдало таким жаром… Служитель-грек быстро повернул ключ в двери и удалился, как он сказал – до утра. Тут меня охватил ужас: во-первых, теснота, во-вторых, духота, но самое страшное для меня – закрытое помещение. Это было свыше сил. Я робко постучала в дверь – а вдруг служитель ещё рядом? Но на меня зашикали: успокойся, не выдавай нас, а то вместе с тобой и нас выгонят. Ничего не оставалось, как смириться с положением.
Первое, что я сделала, – это судорожно сняла с себя тёплые вещи. «Ну вот, немножко легче», – успокаивала я себя. Хотя жар обдавал меня со всех сторон. Теперь надо завоёвывать пространство, ведь я стояла на одной ноге у дверей, а первая группа, пришедшая до нас, чувствовала себя здесь хозяевами – со спальниками и уже раздетые, они улеглись спать на полу до утра, и никто не хотел подвинуться, уступить чуточку завоёванного места. Кое-как мне удалось раскрыть свой матерчатый стульчик и поставить около дверей. Ещё одна небольшая победа: оставшись возле дверей на стульчике, я нашла дырочку в дверях, откуда можно было вдохнуть хоть капельку чистого воздуха. Да, вроде первый шок прошёл, но мысль о том, что я буду заперта до утра, не возвращала мне мирного духа. Осталось положиться только на Бога – не должно быть Ему угодно, чтобы меня утром вынесли отсюда вперёд ногами...
Видно, Господь услышал молитвы: в двери вновь защёлкали ключи, она отворилась, и нас обдало свежим воздухом. Но представшая картина поразила меня – наш мучитель-грек привёл ещё пятерых паломников. Я не представляла, где он их собирался разместить, впрочем, это меня уже не волновало. Схватив свои вещи и стульчик, я пулей вылетела из каморки, следом за мной ещё одна бедолага выскочила. Из вновь подошедших только одна решилась зайти. Как она потом рассказала, выдержала только потому, что всё время держала перед глазами мучения Христа на кресте, в сравнении с ними наши проблемы даже трудностями назвать нельзя…
«Ночь провели более-менее спокойно, – рассказывала она. – Самые тревожные моменты были утром, когда все проснулись и встали – дышать стало совсем тяжело. Потом испуг: нам показалось, что про нас забыли. Восемь утра, девять, десять… Лишь около одиннадцати услышали долгожданный скрежет ключа в замке…» Но зато все они, претерпевшие, смогли с балкона наблюдать за схождением Благодатного огня.
«Прячемся!» Вторая попытка
…Ну а я, почувствовав свободу, бабочкой выпорхнула с балкона по крутой лестнице и с оставшимися членами нашей группы стала ждать очередного предложения спрятаться. Возможно, Господь, видя нашу немощь, решил проверить нас на преданность Ему – пронеслась весть, что все места уже заполнены самыми стойкими паломниками, даже в подвалах, где прохлада привлекала меня больше, и нам остаётся только возвращаться в гостиницу. Но и в этот момент не было паники, мол, зря выскочила из «душегубки», не видать тебе Благодатного огня. Мы вновь стали ждать всё ещё не начавшегося чина погребения...
Но опять-таки и не дождались – подошла радостная Татьяна, которая на Благодатный огонь попадала уже не единожды, и пригласила нас провести ночь в магазинчике, который располагался в нескольких метрах от храмовой площади. Конечно, было тревожно покидать помещение храма – а попадём ли мы в него завтра утром? Но, воодушевлённые оптимизмом бывалой Татьяны, мы последовали за ней. Хозяин магазина покидал нам на пол свой товар – огромное количество платков, шарфов, более тёплых вещей у него не оказалось. С хозяином договорились – по 25 долларов с каждого сразу, а утром, если полиция ночью нас не обнаружит и не выгонит, ещё по 25.
Ночь прошла без сна: во-первых, одна матушка из Белоруссии – а это она выскочила вслед за мной из «тюрьмы» – крепко заснула тут же от всех переживаний, и храп заполнил весь магазин; во-вторых, две девчонки всю ночь не могли наговориться. Да и спать на камнях жестковато. Когда всё-таки сон стал одолевать меня, неистово заколотила в дверь полиция. Хозяин нас предупреждал на этот случай: сидеть тихо, двери не открывать! Ушлая Татьяна тут же в бок матушке – храп на минутку прекратился, наступила тишина. Полиция дверь ломать не стала, ушла, и мы всё же вздремнули ненадолго. Сладкий утренний сон был прерван хозяином. Рассчитавшись, мы подошли первыми к первому от храма пропускному пункту. Татьяна нас предупредила: с полицией не спорить, иначе окажешься за чертой Старого города.
В ожидании Благодатного огня
…Я, наверное, утомила своим рассказом, поэтому укорочу до минимума события до момента попадания в храм, хотя здесь тоже пришлось многое испытать: жара, толпа теснит так, что кажется тебя сейчас растопчут, Татьяне стало плохо, но израильский полицейский, говорящий по-русски, её вперёд не пропустил, сказав, что может только помочь отойти назад. Он нас утешал изредка, обещая, что, как только начальство разрешит, тут же пропустить. Так мы простояли с семи утра до одиннадцати. Юлия из нашей группы не выдержала натиска толпы, и её ничто уже не могло остановить – ни бессонная ночь, ни 50 заплаченных долларов, ни сын, который остался с нами, наотрез отказавшись идти с мамой в гостиницу.
Наконец, после 11 часов убрали перед нами барьер, и мы первыми вбежали на храмовую площадь, разделённую на секторы. Вскоре нас впустили. Мы обошли храм Воскресения (внутренний), близко к Кувуклии не стали подходить, хотя возможность была: выдержав натиск толпы на улице и ощутив всю её отрицательную энергетику, мы остановились возле арок Девы Марии, близ огромного камня – теперь на нас уже не будут напирать сзади. Татьяна сказала, что Благодатный огонь может сойти отовсюду.
В ожидании мы провели ещё два часа. После бессонной ночи я села на спасительный стульчик, до меня стали доноситься слова из Евангелия, которые читал стоявший рядом молодой человек. А народ всё заполнял храм, и занятое нами пространство возле камня сужалось. И снова поблизости оказались милые моему сердцу сербы: супружеская пара с больной дочерью, пришедшая к Богу с огромной верой в Его милость – статный отец бережно держал на руках парализованную дочь, с любовью поглядывая то на неё, то на нас, а рядом смущённо прижалась к колонне мать. Мы – как раз перед тем местом, где некогда святая царица Елена и Патриарх Иерусалимский Макарий положили на крест мертвеца и так воскресили его.
Хотя до Кувуклии рукой подать, разглядеть что-то было трудно. Но мы ощущали себя частью единого народа, ждущего Огня. Душа откликнулась, ожила после всех перипетий ожидания, когда арабы на чистом русском стали восклицать: «Наша вера правая, вера православная!!!» Вскоре Патриарх Иерусалимский Феофил зашёл в Кувуклию. Народ задвигался. Засверкали вспышки фотоаппаратов. Но через десять минут этого оживления вдруг наступила какая-то напряжённая тишина. Нет, не тревожная, не безнадёжная, но томительная. Все замерли. Когда же Огонь? (Впоследствии мне многие говорили, что именно через 10 минут чувство томительного ожидания воцарилось в храме.)
С Огнём |
Не могу сказать, что я ощутила небывалую радость, нет – скорее усталость. Усталость приятную, а ещё – благодарность Богу, что попала на схождение Благодатного огня. Родные потом признавались, что не верили, что я попаду в храм. Первая эсэмэска была от сына: «Ты была в храме, когда сошёл Благодатный огонь?» – и почувствовала, что он ожидает отрицательного ответа.
От Малой Пасхи – к Большой
Тихая, уставшая побрела я в свою гостиницу. Малая Пасха свершилась – ведь Благодатный огонь символизирует исходящий из Гроба Свет Истинный, то есть Господа воскресшего. А навстречу шли и шли люди с окрестных улиц в храм за Огнём. И снова кордон за кордоном. Сколько же их тут! Слышала, что в этом году в Старом городе дежурить направили три тысячи полицейских. Они отгоняют людей, и хотя мне до гостиницы пять минут хода, просят обойти чуть не вокруг всего Старого города. А сил уже никаких нет. Наверно, у меня был такой вид, что решительная женщина-полицейский смилостивилась и пропустила меня коротким путём. И вот уже я, поблагодарив свою спасительницу, иду по знакомой узкой улице, мимо моих уже ставших родными продавцов-арабов к себе гостиницу. Впереди пасхальная служба, последнее причастие у Гроба Господня, Христово Воскресение. Без этого паломничество было бы неполным.
Богослужение в греческом кафедральном храме Воскресения началось в полночь. Народу на службе присутствовало не так много, как можно было ожидать. Зато на причастие собралось со всех уголков храма Гроба Господня столько, что не протолкнуться. Строгий грек-служитель оттолкнул меня в сторону.
Тут надо сказать, что прежде, когда я читала, что всё – и камень помазания, и Кувуклия, и Голгофа находятся под одной крышей, не представляла, как это возможно. А теперь, в пасхальную ночь, это оказывается необыкновенной удачей для меня. Крутая лестница на Голгофу – у самого выхода из храма. Быстро поднявшись по ней, я встаю за причастием. Неожиданно меня останавливает строгий окрик помощника священника: «Больше не причащаем!» Но тут добродушный священник поднимает голову и спрашивает: «Как зовут?» – «Ксения…» – «Ксению – причастим!» И он достаёт со дна Чаши лжицей вместе с Кровью последние крохи Тела…
Ну вот, теперь можно и домой. Слава Тебе, Господи!..
Ксения Иванова
Фото автора