Чтобы Церковь и вправду была нашей

Недавно мне случилось разговориться с женщиной, которая много лет провела в секте «Слово Жизни». Живя в Саратове, трудно совсем уж ничего не знать об этой организации, тем более, если ты священник. Но прежде меня больше интересовали те последствия, к которым приводят человека практики, используемые сектантами, интересовало, чем привлекают миссионеры «Слова Жизни» людей, как упускаем и теряем этих самых людей для Церкви мы. А тут беседа как-то сама собой вышла на вопросы, казалось бы, совсем далекие от области духовной. Однако это лишь на первый взгляд.

Проповедь и финансы

Но и это еще не все. Время от времени приезжают «странствующие» проповедники. Их ведь надо поддержать? — Безусловно. И производится сбор средств для них. Сбор всегда успешный. И целевые пожертвования существуют — например, на новую аппаратуру для музыкального сопровождения богослужений или на что-то, не менее необходимое. Такое вот усердие…

Послушал я, и сначала возмущение мной овладело: как же обирают бесчеловечные сектанты бедных людей — ведь не только обеспеченные бизнесмены несут деньги, но и пенсионеры, которых впору самих было бы содержать «церкви»! А потом это чувство сменилось другим, более горьким: делают-то это люди добровольно. Да, их, что называется, «раскручивают», с ними «работают», на них воздействуют примером. Но в результате они жертвуют, они отказываются от чего-то своего и при этом не уходят, не бегут от таких «лишений». Почему я характеризую возникшее чувство как горькое? Об этом отдельный разговор.

А как у нас?

Мы не произносим слов о пожертвовании с амвона. Кружка для добровольных приношений, как правило, стоит где-то в районе свечного ящика — кто захочет опустить в нее сдачу, тот опустит, внимание на этом особенно никто концентрировать не будет. Практика обнесения храма тарелочками для сбора денег в большинстве приходов себя потихоньку уже изживает, если еще не изжила. И лично меня это очень радует, радовало, по крайней мере… Зачем искусственно подталкивать людей к тому, что является делом личной совести каждого христианина? Ведь жертва добровольная, свободная имеет перед Богом куда большую цену!

Но вот уже на протяжении довольно-таки долгого времени мне приходится заниматься обычным настоятельским делом: искать средства на благоукрашение и перманентную реставрацию храма, а заодно на строительство еще одного. И еще одного. И деньги не то чтобы становятся центральным фактом моего бытия, но, во всяком случае, занимают в моей настоятельской жизни неоправданно большое место. Есть, впрочем, и положительные моменты: искать-то деньги ищешь, думать о них думаешь, но и расставаться с ними приучаешься очень легко: ведь работы по большей части выполняются в долг, поэтому — что пришло, то и ушло сразу, без паузы.

И вот эта самая усталость от «финансовой неустроенности» наводит на определенные размышления, о возможности которых я когда-то даже не подозревал. И не меня только — мне ведь и с другими собратиями-храмостроителями нередко приходится своими чувствами да переживаниями делиться. Вот храм — реставрируемый, благоукрашающийся, строящийся… Разве он мой? Или архиерейский? Нет. Чей же тогда? Конечно, Божий. Однако и людям он принадлежит — тем, которые в него приходят, здесь молятся, здесь находят примирение с Богом, утешение и успокоение. И большинство из них по-настоящему радуется, когда видит, как вырастает новый иконостас, как кроется медью крыша, как «свежеет» фасад. Но… Даже стыдно об этом говорить, язык не поворачивается… Как же мало тех, кто всерьез задается вопросом: а как принять во всем этом участие лично мне? Кто-то, кажется, искренне убежден, что все «само собой» происходит, делается, кто-то благодарит настоятеля. Но редко кто подходит и спрашивает: «Батюшка, а какая помощь нужна?». И еще реже — когда кто-то без вопросов понимает — как и помогает.

Нужна подсказка?

Безусловно, среди наших прихожан не так уж много богатых людей. Что богатых — и просто обеспеченных маловато! И их пожертвования в большинстве случаев — не решение проблемы, а всего лишь лепта вдовицы. И приходится просить за стенами храма, у тех, кто зачастую и порог церковный-то нечасто переступает. Но именно лепта своих так важна! Даже не потому, что ее особенно ценит и за нее награждает Господь. А потому, что так хочется полагаться на своих, знать, что мы вместе, что ты не один.

Что удивительно — приходят и жертвуют чаще всего те, кто отдает практически последнее. Некоторые бабушки приносят половину своей пенсии. И не откажешься — обижаются, скорбят! Почему они понимают? И почему не понимают те, кто моложе, сильней, состоятельней? Загадка…

Иногда возникает соблазн: обратиться с амвона и сказать: братия и сестры, нужны деньги, помогите! Возможно, это и не соблазн, а совершенно естественное желание. Но, видимо, мешает страх: а вдруг никто не откликнется? Или почти никто? Ведь это так очевидно, что помощь нужна! Или не очевидно? Не знаю, что и сказать.

Другое время

Лет 15–20, даже 10 тому назад мне не приходилось всерьез размышлять о том, о чем я говорю сейчас. Но определенная ретроспектива возможна. Я помню, какое огромное желание было у меня в бытность еще мирянином хоть как-то участвовать в том, что происходит в Церкви, что-то делать в ней, чем-то быть полезным, что-то ей отдавать. Это казалось, упаси Господь, не повинностью, а величайшей честью. И это желание было отнюдь не моим, не исключительным каким-то, а общим. Стоило настоятелю сказать, что в храме нужно мыть полы, как очередь выстраивалась, швабр и тряпок не хватало! И когда не хватало, из дома приносили. Стоило кинуть клич: в трапезной-де, помочь надо, как кухня наполнялась жаждущим потрудиться народом. И все это было проникнуто воодушевлением, радостью. Сейчас по-другому. Это объективно так. Я как на чудо и как на огромную удачу смотрю на каждого человека, который хочет потрудиться в Церкви, за каждого такого человека благодарю Бога. Не потому, опять-таки, что пропали бы мы без их помощи, а потому, что именно это — такая колоссальная поддержка!

Что делать?

Почему я начал разговор с сектантов? Можно много говорить о том, что они плохие, о том, что они используют уродующие сознание человека психотехники. Но они — пусть неправдами,— да приучают своих прихожан к жертвенности. И у тех есть такое важное и такое согревающее душу чувство: я отдал это Богу, и Господь это знает! И некоторые из них даже открыто заявляют: мне не важно, на что пойдут эти деньги — на что-то нужное или же их кто-то украдет, главное, я знаю, Кому их отдал.

И получается, надо учиться у сектантов тому, чему они научились, видимо, у апостола Павла, который тоже проповедовал (и очень убедительно!) о пожертвовании. Точнее, не у них учиться, а у самого апостола. А их — благодарить за напоминание. Видимо, как бы ни было это психологически трудно, надо говорить о необходимости жертвенности с прихожанами. Не боясь показаться «меркантильным» и «любостяжательным», «недуховным». Иначе без этой «материальной связующей» Церковь не станет для нас «общей»: мы, священники, будем в ней жить и служить вместе с горсткой сотрудников, а прочие будут в нее «приходить» и ею «пользоваться».

И окажутся наши прихожане в каком-то смысле хуже сектантов — неприученные отдавать, десятину ли… или чуть меньше, или чуть больше. Похожие на птенцов, сидящих в гнезде с открытыми клювами и ждущих, когда мама забросит туда червячка.

Пессимистично? — Мне кажется, нет. Скорее отрезвляюще должно быть. И более того скажу: мне данный вопрос представляется очень важным, так скажем — нематериальная сторона этой материальной проблемы. Беседовали мы несколько месяцев тому назад с Сергеем Шмеманом, сыном известного писателя и богослова протопресвитера Александра Шмемана. И сказал он вещь, для нас поразительную, а для «них» — православных за рубежами России — совершенно естественную. Там, рассказывал Сергей Александрович, где готова община содержать приход, он есть, а где не может — его нет. Сурово? Жестоко? — Оправданно. Ведь если люди не хотят отвечать за свою Церковь, то зачем она им? Что она для них? Что-то на периферии их жизни, не более того.

Для нас такой подход в полноте своей невозможен — отчасти в силу ряда событий новейшей истории, порядком травмировавших народное сознание в России, отчасти — в силу причин чисто финансового характера: уровень жизни в нашем Отечестве и на Западе слишком уж разнится. Но учиться содержать свой храм, свой приход — необходимо. В чем-то — на уровне денежных пожертвований, в чем-то — в виде мытья полов и чистки подсвечников даром, во славу Божию, в чем-то — в виде какой-то иной, так же во славу Божию выполняемой работы. Тогда, говоря, к примеру: «наша Церковь учит…» или «в нашем храме так бедненько!», мы никого уже не будем обманывать — ни других, ни себя, потому что Церковь и вправду будет нашей. А свое всегда — и ближе, и дороже. В духовном смысле этого слова.