Вот уже пять лет я провожу отпуск на послушании в Оптиной Пустыни. Была я здесь и нынешним летом. Тогда и произошла эта история.
– Ну, вот, а теперь искупаемся!
Со скамейки подаёт грозный голос строгая матушка. Это голос неумолимого судии, который часто устраивает окружающим свой собственный «маленький страшненький суд»:
– Что-о-о?!!! Что вы сказали?!! Купаться?!! В бане купаться будете! Мылом намылитесь! Мочалкой натрётесь!
Паломницы приходят в ужас. Всё было так тихо и радостно, и вдруг такая гроза…
Робкий голос:
– Матушка, простите, мы не так выразились, наверное…
– Выразились!!! Выражаться дома на мужей будете! Нельзя говорить «купаться» о святом источнике!
– А как можно?
– Нужно говорить «исцеляться»! Вот, дескать, сейчас исцеляться будем. Поняли?!!
– Поняли, спаси Господи, матушка! Таня, давай ты первая исцеляйся, а я уж за тобой.
– Да, Леночка, а то там Пётр Иванович, наверное, нас уже ждёт на улице. Как ты думаешь, он уже искупа, ой, исцелился?
Из соседней мужской купальни доносится пофыркивание и плеск воды.
– Нет, Таня, похоже, он ещё в процессе исцеления…
Грозная матушка внимательно слушает диалог и одобрительно кивает головой.
А я вспоминаю, где я встречала эту строгую матушку и слышала этот грозный голос… Вспомнила. На днях в паломнической трапезной я сидела за столом с молоденькой мамочкой, на коленях у которой был сынишка лет двух. На улице жарко, и личико малыша было розовым, вспотевшим. Он потянулся к кувшину с компотом обеими ручонками. И юная мамочка даже хотела дать ему попить, но раздался грозный крик: «Нельзя! Ещё не помолились, а они лезут! Не трогать ничего на столе!»
Ребёнок испугался и заплакал, а мамочка принялась его утешать. Мы, сидевшие за столом, промолчали. Конечно, сейчас все соберутся, помолимся, и можно будет приступить к трапезе. 5 -10 минут можно потерпеть… Начни спорить с грозной матушкой, будет конфликт за трапезой в монастыре…
Сынишка успокоился, а его мамочка оглядела нас, сидящих за столом, и грустно спросила:
– Где же ваша любовь, сёстры?
У меня до сих пор в ушах её грустный тихий голос…
Мои воспоминания прерываются знакомым грозным криком:
– Стой!
Перепуганная Таня застывает, занеся ногу над водой купальни. Я вспоминаю детскую игру в «Замри». Мне становится смешно, и я еле удерживаюсь от того, чтобы не прыснуть.
– Ты куда левой ногой в святой источник лезешь?!! Всё с правой руки и с правой ноги делай! Поняла? К иконам с правой стороны подходи! И свечки правой рукой подавай! И в источник правой ногой! Слева-то, знаешь, кто сидит?!!
– Зинаида, ты чего тут расшумелась-то? – в дверь незаметно вошла маленькая весёлая старушка:
– Чего, говорю, кричишь-то? А матушка-то тебя потеряла на огороде с утра. Ты, почему грядку-то бросила недополотую? Занедужила? Во-о оно как. Ну, судя по голосу, что я за сто метров до источника слышала, видать, дело на поправку пошло? А то матушка сегодня вспоминала присказку одну:
– Тит, а, Тит, пойдём молотить?
– Брюхо болит.
– Тит, а, Тит, обед готов.
– А где моя большая ложка?
Суровая Зинаида мгновенно теряет всю свою грозность и как-то молниеносно исчезает из купальни.
Маленькая старушка весело спрашивает у до сих пор неподвижной Тани:
– Ты чего, милая, застыла-то? Испужала она тебя? С правой ноги говоришь? А ты от страха забыла, котора из них правая? И теперь не можешь идти исцеляться? Мила дочь, да ты с любой ноги иди да купайся с Богом! Вот-вот! Окунулась? Вот и, Слава Богу! Мы-то купаемся да окунаемся, а исцеление-то сам Господь подаёт, если воля Его будет. Поняла, мила дочь? И вот ещё что я тебе скажу: голову-то свою на плечах надо иметь. Так-то.